Дело портсмутских злочинцев (ЛП) - Перкинс Уайлдер. Страница 39

«Непостижимая» ударила «Мари-Клер» форштевнем чуть позади вант грот-мачты. Ее бушприт прошел под грота-гиком шхуны, завязнув в такелаже. «Мари-Клер» сильно накренилась, внутри что-то сорвалось с мест — возможно, с надеждой подумал Хоар, это был лучший фарфоровый набор Морроу. Захваченная инерцией шхуны, «Непостижимая» начала разворачиваться и прижиматься своим бортом к борту «Мари-Клер», сдавливая попавшего между двумя корпусами человека, как пресс сдавливает зерна кукурузы. Тот пронзительно завизжал, задергал поднятой в конвульсии рукой и исчез в волнах.

Удар по корпусу «Мари-Клер», должно быть, застал врасплох одного из бойцов противника — он упал за борт, но с противоположной стороны. Оставшиеся два были более ловкими и устояли на ногах. Один из них рубанул топором по фор-штагу «Непостижимой», освобождая свой такелаж, перепутавшийся с такелажем яхты. Она, покачнувшись, стала расходиться со шхуной. Хоар потерял равновесие и ухватился сначала одной, а потом двумя руками за ванты француза. Палуба яхты, его первого и единственного командования, ушла из-под его ног.

Сзади падающий кливер «Непостижимой» накрыл собой Боулда и Стоуна. Хоар повис на чужих вантах, понимая, что оба суденышка удаляются друг от друга.

К тому моменту, когда матросы «Непостижимой» выбрались из-под складок упавшего на них паруса, «Мари-Клер» уже находилась примерно в кабельтове от них и постепенно удалялась в сторону Веймута. Ей уже ничто не мешало свободно следовать домой.

Хоар недолго висел, зацепившись за ванты. Люди Морроу втянули его на борт и потащили на крошечный квартердек, где стоял их хозяин.

Глава 13

 — Как вам удалось напасть на мой след, мистер Хоар? — спросил Морроу. — Можете не торопиться с ответом, и давайте своему горлу отдыхать столько, сколько понадобится. Ветер все еще очень слабый, и нам потребуется несколько часов, чтобы добраться до гавани. Что касается вашей смешной импровизированной галеры…

Морроу указал жестом на пинас Хоара. «Непостижимая» лежала без движения темным силуэтом в сумерках, ее носовой такелаж — фор-штаг и кливер-фал — был в полном беспорядке, высокий грот хлопал и свободно болтался, весла, торчавшие из импровизированных портов, перекатывались и долбили ее нежные борта. Она выглядела полной развалиной. Сердце Хоара рвалось к ней. Между тем, паруса «Мари-Клер» были наполнены ветром, она следовала в Веймут, оставляя позади другое суденышко.

Морроу заметил эмоции Хоара:

— Возможно, я вернусь завтра, возьму ее на буксир и включу в свой флот. В конце концов, вы убили с ее помощью моего человека, Лекомта. Так что вы у меня в долгах. Как вы, англосаксы, называете это — вергельд [28], не так ли?

Он усмехнулся и ударил Хоара ладонью по лицу. Инстинктивно Хоар попытался уклониться, но мужчины держали его крепко.

— Садитесь, прошу вас, — сказал Морроу. Он подал знак своим людям, и Хоара с силой швырнули на палубу. — Я повторяю: как вам удалось понять, что я в это замешан?

— Я сложил два и два, мистер Морроу, — ответил Хоар.

Морроу наклонился и снова ударил его по лицу — в этот раз уже кулаком.

— Вы неправильно произносите мое имя, мистер Хоар. Меня зовут Жан Филипп Эдуард Сен-Эспри Моро.

— Слишком длинное имя для метиса, сына торговца мехами, мсье Моро.

Последовал очередной удар.

— Торговец мехами, мсье? Мой отец им никогда не был. Он не стал бы пачкать руки каким-нибудь ремеслом. Мой отец, Жан-Франсуа Бенуа Филипп Луи Моро, был племянником архиепископа и сеньором Монманьи. Его владение простиралось от Реки [29] на юг до Сен-Маглуар и на восток до Сен-Дамаз-дез-Ольнэ — на много, много арпанов [30], мсье. Когда монсеньор мой отец  умер, я унаследовал половину этих земель. Они до сих пор мои.

— И Лекомт, которого вы убили, и Дюга, которого мне пришлось прикончить после того, как его ранила мадам Грейвз, и Фортье, который рядом — все они росли вместе со мной, — с гордостью добавил он. — Мы почти братья. Я даже разрешил им обращаться ко мне как мсье, а не как монсеньор. Только они удостоены этой чести. А теперь в третий раз спрашиваю — как вам удалось напасть на мой след?

Удар.

— Первый раз я попал в Веймут, — прошептал Хоар, когда его голова прояснилась после полученного удара, — идя по следу «адской машинки», на которую наткнулись таможенники неподалеку отсюда. Затем я не мог не заметить ваш интерес к увлечению доктора Грейвза точными механизмами. Между прочим, на меня произвела впечатление простая и ясная причина, которую вы придумали при заказе часовых механизмов — «для британской секретной службы», ха!

  Он напрягся в ожидании очередного удара. Когда тот не последовал, он осмелился задать свой вопрос:

— Что, в таком случае, заставило вас покинуть свое поместье?

— То, что я метис, вам хорошо известно. Для простого народа наличие индейской крови ничего не значит. Более того, вот Бессак — он на четверть наскапи, и горд этим, также как я горжусь тем, что являюсь потомком вождей племени кри. Но что касается аристократов — с ними все по-другому. Для них важна кровь! Меня не принимали в соседских поместьях, и мне нельзя было ухаживать за их дочерьми.

В голосе Морроу-Моро все явственней прорезался французский акцент:

— А потом пришли англичане! О, мсье Хоар, вы, англичане, сделали нашу жизнь невыносимой! Вы презираете Святую Церковь; вы украли наши занятия; вы развратили наших женщин.

Хоар с трудом сдерживался. Он никак не «развращал» свою дорогую покойную Антуанетту; он обожал ее и добивался ее руки способом, приличествующим джентльмену.

— Еще хуже стало, — продолжил Моро, — когда монсеньор — мой отец — решил, что, коль скоро англичане пришли навсегда, один из его сыновей — младший, то есть я — должен быть образован как англичанин, и послал меня в Квебек, в английскую школу. Вряд ли я должен говорить вам, английскому офицеру, что избиения и запугивания — это такое обращение, которое не должен испытывать ни один джентльмен. Но я выдержал это, мсье! Я научился быть англичанином не хуже какого-нибудь милорда! Ведь вы приняли меня за англичанина, не так ли?

Но никто, подумал Хоар, не научил юного Моро стишкам и сказкам, слышанным английскими детьми от своих нянь. Поэтому он и не понял тот шутливый стишок о Джеке Спрэте, который доктор Грейвз процитировал тем вечером, когда Хоар впервые встретил Элеонору Грейвз. Именно тогда Хоар начал подозревать, что Эдвард Морроу не тот человек, за которого он себя выдает.

До Хоара внезапно дошло, что именно в тот вечер он, Барт Хоар, влюбился в жену хозяина дома.

— Мне следовало сразу понять ваш акцент, как только я впервые услышал вас говорящим по-французски.

В первый раз Моро выглядел удивленным:

— По-французски? Когда вы слышали, что я говорю по-французски?

— Тогда, когда вы и ваш человек — Бессак? — взяли меня на абордаж и, как вы думали, убили меня. Причем из моего собственного ружья, — с горечью произнес Хоар, и наудачу решил продолжить. — Как вы понимаете, я тоже учился в английской школе. Уверяю вас, сэр, что парень с моим именем тоже сталкивался с массой проблем. И, однако, так ненавидя нас, англичан, вы решили поселиться среди нас.

Многие люди, узнав, что Хоар не может громко говорить, ошибочно считают, что он и слышит плохо, поэтому разговаривают между собой, считая его чем-то вроде мебели. Иногда Хоар находил такое отношение весьма полезным, пусть и оскорбительным, и всячески способствовал ему. И сейчас он поступил подобным образом, оставаясь молчаливым и стараясь выглядеть как принадлежность шхуны — кофель-планка там, или швабра.

Моро попался на эту удочку и полностью заглотнул наживку.

В 1794 году, рассказывал он Хоару, в Канаду тайно проникли представители молодой французской республики. Они нашли молодого Моро, с его отношением к англичанам, готовым рекрутом. Любое дело, которое обещало возврат потерянной Новой Франции, было делом, за которое он готов был умереть. Это его качество, вкупе с совершенным английским языком, делало его подходящим на роль тайного агента в Англии. Таким образом, Жан Филипп Эдуард Сен-Эспри Моро стал Эдвардом Морроу и отправился в метрополию.