Государь революции (СИ) - Бабкин Владимир Викторович. Страница 89

Альтернативы были. Было Кусково, но за него требовалось заплатить серьезную сумму, а в условиях войны это было бы не совсем правильно. Не то чтобы меня беспокоила этичность и прочая "токсичность" подобной операции, но зачем? Вторым вариантом было предложение князя Юсупова, переданное мне через своего тестя, который по совместительству был еще и моим военным министром, сдать в аренду МинДвора усадьбу "Архангельское" за символическую цену в один рубль в год. Разумеется, в обмен на прощение и дозволение вновь вернуться ко двору. Но, хотя я и дозволил вернуться его подельнику Дмитрию Павловичу, его пока я возвращать не спешил. Да и не нравится мне, когда меня в наглую пытаются купить. Даже если это кто-то мой зять Сандро, а жена у этого кого-то моя родная племянница. А может, не "даже", а "тем более".

Да и Марфино подходило по всем статьям. Хорошее место, хороший дом с интересной архитектурой, прекрасный парк, недалеко железная дорога. Достаточно близко, но и достаточно далеко от Москвы, можно развить всю требуемую инфраструктуру. Как раз сейчас батальоны Инженерно-строительного корпуса полным ходом строят железную дорогу и к моей "ближней даче" — Петровскому путевому дворцу у Ходынского поля, и сюда, к "дальней даче" Марфино. И там, и там, возводятся платформы для Императорского поезда, строятся казармы для охраны, домики для персонала и сановников, ведутся подготовительные работы для создания требуемой инфраструктуры отделений моего ситуационного центра. Фактически, в каждой из "дач" создается самостоятельный командный пункт, позволяющий мне править и управлять, не отвлекаясь на всякие там переезды. Ибо, скажу прямо, жить в Кремле мне не нравится. Да, это моя официальная резиденция, но хотели бы вы жить в офисе? Даже очень и очень роскошном? Вот то-то и оно. Тем более что там делать шестилетнему мальчишке?

И пусть кто-то фыркнет, скривившись в брезгливой ухмылке, мол, настоящий великий человек должен быть выше всей этой мелочной суеты и посвятить всего себя без остатка той самой Великой Миссии, которая станет светочем грядущих… Жаль только, перефразируя известную фразу, что все эти "великие люди" уже работают таксистами и парикмахерами. Впрочем, не имею ничего против этих честных и достойных профессий. А вот против такого рода критиков — имею.

— Папа, а они и вправду могут прилететь?

Я очнулся от своих дум и взглянул на раскрасневшегося Георгия, таки отловившего в сугробе щенка и теперь крепко прижимавшего его к своей груди.

— Кто, сынок?

— Марсиане.

— Марсиане? Ах, ты про книжку! Эм, дай-ка папе подумать как следует!

Я сделал на лице выражение напускной и торжественной задумчивости, а сам, тем временем, пытался сообразить, что же, собственно, мне на это отвечать. Все дело в том, что буквально сегодня в Императорском поезде по дороге сюда я таки дочитал сыну уэллсовскую "Войну миров". Книжка произвела на мальчика колоссальное впечатление, и он то и дело возвращался к сюжету этого романа. Но что ответить ему? Сказать, что на Марсе нет никаких марсиан? Но откуда я это знаю? Да и какой в этом педагогический момент? Допуск же их существования мог иметь свои поучительные плюсы.

— Не знаю, сынок. И никто не знает. Я думаю, что если на Марсе есть жизнь и она разумна, то цивилизация там куда древнее нашей. Вполне может быть, что они уже достигли умения летать меж планетами. Мы, как ты знаешь, пока этого делать не умеем, наука и техника еще не дошли до такого уровня развития. Но прогресс идет очень быстро, и как знать, может, уже при твоей жизни человек сможет достичь, к примеру, той же Луны. А может, до этого марсиане сами к нам прибудут.

— А они вправду такие страшные, как в книжке?

Я рассмеялся.

— Что ты, Георгий! Если никто не знает, есть ли жизнь на Марсе, то как может быть "вправду" описанное в книге? Конечно, это фантазия господина Уэллса.

Мальчик задумался, а потом спросил уже не с той уверенностью:

— А если они прилетят?

— Ну, тогда мы и увидим, какие они. Может они добрые и мы подружимся. Как думаешь?

Георгий несколько секунд молчал, затем, к моему удивлению, отрицательно покачал головой.

— Нет. Если бы они были добрыми, они не стали бы терпеть все зло, которое творится на нашей планете.

М-да. Этот мальчик далеко может пойти.

— Ну, хорошо, — развиваю тему, — а если они просто безразличные? Может им до нас нет никакого дела?

— Тогда они тоже злые.

— А если они просто от нас очень сильно отличаются?

— Как в книге?

— Ну, например.

— Тогда…

Могу ли понять и представить, что творится сейчас в голове этого шестилетнего мальчугана? Не знаю. Своих детей у меня никогда не было, чужих, впрочем, тоже. Себя шестилетнего я помню весьма урывками, да и как мне представить образ мыслей ребенка совершенно иной эпохи? Я, конечно, стараюсь заменить ему настоящего отца, но… Впрочем, биологически, я и есть его отец, что бы я там себе не терзал в мученическом самобичевании…

Но Георгий вновь не дал мне шанса додумать "эпическую" мыслю до логического завершения.

— Тогда как мы договоримся?

Да. Да-да-да. Как получилось, что ребенок, задающий подобные вопросы, не достиг в жизни ничего? Глупая смерть в двадцать лет в аварии автомобиля, которым управлял приятель. А задатки были, да что там были, есть задатки, я вижу. Да и отучился в той моей реальности он в самых престижных школах Британии и Франции, и поступил затем в Сорбонну. Или не просто все в той аварии? Ведь формально (как посмотреть) он был сыном последнего русского Императора и мог, в теории и при определенных раскладах, рассматриваться в качестве претендента на российский Престол. Понятно, что он отпрыск морганатического, то бишь, незаконного брака, но… Но всяко в жизни бывает! Тот же Кирилл Владимирович, провозгласивший в изгнании себя Императором, мог устранить возможного конкурента… Или не мог? А кто ж теперь узнает, если Кирилла Владимировича я давеча повесил? Его я повесил, а Императором, причем не в изгнании, стал сам. Так что музыку играем мою и поем все вместе.

— Да, Георгий, это вопрос. История Земли знает тьму тьмущую примеров того, как одни народы истребляли другие, сражаясь за территории, ресурсы или даже безо всякого значимого повода. И это при том, что мы все люди и отличаемся разве что цветом кожи или богами, в которых веруем. А нередко и таких различий не было. Что уж говорить о жителях разных планет? Что мы вообще знаем о марсианах? Ничего! Может они ужасны. Может они прекрасны. Злы они или добры? Этого мы тоже не знаем. Мы даже не знаем, есть ли они вообще. Но, скажи мне, граф…

Мальчик, услышав свой титул, сразу же как-то подобрался весь.

— … вот ты, не имея данных о возможных опасностях, при принятии своих решений исходил бы из чего?

Щенок заскулил в его руках, настолько крепко были сжаты объятия. Виновато глянув на подопечного, Георгий аккуратно поставил собаку на утрамбованную дорожку, а затем тихо ответил:

— Я бы готовился к тому, что они плохие. Если они хорошие, они на нас не обидятся за наши опасения, а просто посмеются… А если мы будем думать, что они хорошие, а они окажутся плохими, то они… тоже посмеются. Но… Но это нам… Нам не понравится их смех.

Браво, малыш! Надо, надо ему срочно искать толковых учителей, да и одноклассников бы подобрать толковых, на которых он мог бы в грядущей жизни опереться и на кого он мог бы рассчитывать. Да, он не Наследник Престола и никогда не станет Императором, но и носителем скромного титула графа он является лишь формально, и, вероятно, не долго. Ведь как бы то ни было, а сын Императора есть сын Императора, пусть и не подходит он под критерии статьи за номером сто двадцать шесть Основных Законов Российской Империи (даже если не брать во внимание статью номер сто тридцать четыре тех же Законов). И он всегда будет в центре внимания, пусть и не на самых-самых первых ролях. Зато, не будучи членом Императорской Фамилии, он может более свободно распоряжаться своим будущим, не связанный формальными обязательствами и ограничениями. Может он выберет стезю военного, а может, станет ученым. Астрономом, например. Или путешественником. Или тем же политиком. Хотя там будет труднее всего, ведь всегда и все будут помнить о том, чей он сын, и стать, к примеру, канцлером Империи ему будет несравнимо труднее, невзирая на все родственные связи и именно из-за них. А что до собаки и опасений Мама — так если он не научится управлять грозной собакой, как он научится властвовать над людьми?