Маме – мечтательнице, как я (ЛП) - Уильямс Николь. Страница 3

– Ау, прием, родители, – я щелкнула пальцами у уха отца. – Его тошнит. Останови.

Конечно, это его растормошило.

Отец обожал свою машину. Хотя она даже не была его, и не станет, потому что у него не было денег на продолжение аренды. Он не мог даже найти достаточно денег или взять кредит на покупку легковой машины со стоянки старых машин, мимо которой он проезжал, кривясь.

– Мне остановиться, Гарри?

Гарри потряс головой, подняв нос так, чтобы свежий воздух дул прямо в ноздри.

– Нет. Поезжай дальше. Мне станет легче.

– Гарри, – я убеждала его, зная, что он задумал. Он пытался быть сильным. Хотел, чтобы родители перестали относиться к нему, будто он был частью семейного фарфорового сервиза, который нужно было заботливо хранить. Для него было бы поражением остановить машину. Если он подавит завтрак, это станет для него победой.

По мне, это было провалом.

– Гаррисон? – вступила в разговор мама.

– Гарри?

Первое, на что взглянул отец, это нога Гарри на светло–бежевом покрытии.

«Да, правильно, пап. Волноваться о покрытии в машине, вместо своего сына, чье содержимое желудка вот–вот вырвется. Приоритеты расставлены правильно».

– Я в порядке. Просто двигай дальше, – проскулил Гарри, сжавшись в комок.

Взгляд отца снова вернулся к ногам Гарри, прежде чем он надавил на газ, ведь мы двигались не достаточно быстро, конечно же.

Гарри был близок к приступу судорог. Он отчаянно пытался доказать родителям, что он сильный и в состоянии не только подтирать себе зад и завязывать шнурки. Это было его лето. Раз моим летом ему не быть, я могла потратить время, чтобы помочь ему.

– Вот, это должно помочь…

Я повернулась и порылась среди сумок на третьем ряде сидений, пока не нашла мини–холодильник, где я хранила важные «Джунио Минтс»***, «Рэд Вайнз»****, содовую и… А, вот и оно. Я вытащила упаковку со льдом и приложила к шее Гарри сзади.

Гарри укачивало еще с того момента, как мы забрали его из роддома, там он срыгнул на свою новую одежду. Я не знала, почему, казалось, лишь я замечала, что каждый раз, когда он находился в машине дольше часа, его желудок взрывался, оставалось загадкой. Я перестала задавать вопросы, когда поняла, что ответов не последует. По крайней мере, хороших.

Минутой позже я вынула из холодильника Спрайт. Я открыла банку, и крошечные пузырьки долетели до моего лица.

– Выпей это. Укачивание не устоит перед ледяным Спрайтом.

Дыхание Гарри стало спокойнее, когда взял из моих рук банку с газировкой.

Я сжала пакет со льдом в руках и сильнее надавила ему на шею.

– Лучше?

Он сделал глоток, а затем еще один и облегченно вздохнул. Потом Гарри открыл глаза. Он улыбнулся мне, а я, проигнорировав свою стратегию, улыбнулась в ответ.

– Спасибо, Финикс. Спасибо, что всегда поддерживаешь меня.

Я улыбнулась еще шире. Гарри в свои десять лет пытался казаться мужчиной, потому запоминал слова и фразы, что он слышал от моих друзей.

Класс и поддерживать были лишь ничтожной частью этого.

Были и те, что я заставляла его забыть.

– И тебе.

Он подставил мне кулак. Я стукнула по нему своим и подмигнула ему. Плюсом этой семьи был только Гарри. Как этот маленький комок позитива и верности мог получиться у моих родителей, было просто восьмым чудом света.

Если и была хоть одна причина не думать, как сбежать из адского лагеря, так это был братишка, которого я не бросила бы людьми, намеренными пустить свои жизни под откос.

Я снова посмотрела на Гарри. Его кожа стала нормальной, он ровно дышал. Кризис миновал.

– Передай от меня привет Эмерсон, – он взглянул на экран моего телефона и допил Спрайт, смачно рыгнув.

– Гаррисон… – мама пригрозила ему тем тоном. Тем, которым она давала понять, что ни она, ни ее дети не рыгают, не испускают газы, не ходят в туалет и не ковыряются в носу.

– Прости, мам, – сказал он и посмотрел на меня так, будто избежал наказания за кражу грузовика с мороженым и играми «Майнкрафт».

Я повернула телефон так, чтобы Гарри увидел имя Эмерсон сверху. Гарри она нравилась. Он даже хотел на ней жениться. У него был хороший вкус, надо отдать ему должное. А она была достаточно сумасбродной, что могла всерьез задуматься над этим.

– Вот мы и приехали, – объявил отец и наконец снизил скорость, пока мы проезжали под деревянным знаком, подвешенным между двумя – неожиданно – деревьями. Лишь двумя. Спасибо, Господи. Это было странно.

«ЛАГЕРЬ КИСМЕТ» было вырезано по дереву большими буквами, что выглядело так, будто это сделал ребенок, умело обращавшийся с ложкой–нуазеткой. Название почти подтвердило мои ожидания от лагеря.

Гарри высунулся из окна, озираясь вокруг. Он указывал на столько вещей, что у него расплывались очертания руки. Отец опустил окно и выставил локоть. Даже мама открыла глаза и перестала тереть виски, чтобы осмотреть лагерь.

А я? Даже не собиралась. Сжавшись на своем месте, я надела солнцезащитные очки и поставила песни, что мы слушали на соревнованиях, на повтор. Увеличила громкость и отправила Эмерсон смс.

«Ненавижу свою жизнь».

Конечно, я написала это когда связь совсем исчезла, и я так и не дождалась ее ответа.

– Это будет самое крутое лето! – закричал Гарри, когда впереди появились бревенчатые домики. Великолепно. Я проведу все летние каникулы, изучая, как люди выживали в таких условиях.

Скрестив руки, я как можно глубже вжалась в свое сидение. Я не затаила дыхание в ожидании лучшего лета, а лишь скрестила пальцы, чтобы оно не было худшим

Ледерхозе* – кожаные штаны, национальная одежда баварцев и тирольцев.

Йодль** – особая манера пения без слов с характерным быстрым переключением голосовых регистров, то есть с чередованием грудных и фальцетных звуков.

Джунио Минтс*** – марка ментоловых драже в шоколаде.

Рэд Вайнз**** – жевательные конфеты в кислом сахаре.

ДВА

В коттедже был водопровод. И электричество. И стены, что разделяли помещение на комнаты, а также двери, которые их закрывали. Так что я была в лучших условиях, чем колонисты четыреста лет назад.

С того момента, как мы поселились в коттедже номер 13 – да, именно так – я старалась сосредоточиться на позитивных вещах, а не на негативных, которых была огромная куча. Мои родители снова начали свои типичные споры обо всем. Я наткнулась на паутину, пока шла к входной двери. Здесь было всего две спальни, что означало, что я буду делить небольшое пространство с десятилетним мальчиком. Так что соотношение минусов к плюсам было десять к одному.

Когда я вошла внутрь крошечной ванной, меня встретил запах прогнившей рыбы, и я поняла, что поторопилась с выводами.

Я вытащила третью кучу своих вещей из машины, пока мой отец открывал свой ноутбук на кухонном столе. Мама пропала в пахнущей форелью ванной. В крохотной спальне Гарри смотрел на двухэтажную кровать. Гарри с пяти лет просил такую. Но родители выступали против его просьб, объясняя это тем, что он точно упадет с верхней кровати и сломает себе шею. Для мальчика, который в следующем году перейдет в пятый класс, двухъярусная кровать была пределом мечтаний. А для семнадцатилетней девушки, которая нуждалась в свободе, это был словно ночной кошмар.

Но это лето было не для меня. Это было лето для Гарри.

– Думаешь, я выберу верхнюю кровать, да? – сказала я, опустив свой чемодан и чемодан Гарри на старые доски пола.

– А разве нет? – ответил он, все ещё не отрывая взгляда от кровати.

– Неа. Таким девочкам, как я, больше нравятся нижние полки, – я прокатила свой фиолетовый чемодан до кровати и подняла его на матрац.

– Правда? Нижние? – Гарри шагнул в сторону лестницы.

– Конечно. Так, если я встану посреди ночи, не придется переживать, что я рухну с лестницы.

Гарри кивнул и схватился ладошками за перила.