Жду трамвая (СИ) - Сорокина Дарья. Страница 12

— Не ветреная. На первых встречных не вешаюсь и с кем попало не ночую!

— Так я не первый встречный и точно не кто попало. Не парься, у тебя не было шанса против моего обаяния просто смирись с этим.

Умеет он вернуть с небес на землю, после его самодовольного комментария полегчало. Жар схлынул, но трепыхание в груди лишь усилилось.

— Твоё обаяние тут ни при чём.

— Вот как? И что же тебя тогда привлекло?

— Твои варежки, — ответила в подушку: — Парень, который сам себе связал что-то, явно безобиден.

Ох, зря я это сказала… Эти слова подействовали на Юру, как катализатор, он легко поднял меня и перевернул на лопатки. Чувствовала себя блинчиком на сковородке. Подо мной шкварчало масло, разлеталось шипящими огненными брызгами, а в голове не было ни одной связной мысли. Блинчики не умеют думать. Изо всех сил держалась за спасительную подушку, которая прятала моё лицо. Но Чудов легко вырвал её у меня, наклонился ближе, завёл мои руки за голову и пробормотал прямо в мои губы:

— Безобидный? Уверена? А может, варежками я ввёл тебя в заблуждение, заманил в своё логово. Как тебе такой поворот?

Боялась ответить ему, потому что сейчас я хотела сказать совсем другое. Хотелось прокричать на всю квартиру, чтобы он перестал дразнить меня своим дыханием и поцеловал. Это же так просто, Юра. Ты уже делал это у Кирилла в квартире, сделай ещё раз. Дольше. Не ради возмездия над мудаком, а просто так…

Но он лишь смотрел на меня долго и нежно, а я никак не могла отдышаться.

— Отличный поворот… — прошептали мои пересохшие губы, а Чудов лишь мило усмехнулся, совсем не собираясь пользоваться своим преимуществом. Он продолжал меня держать и ничего не делал.

— Скажи мне, Надя, только честно, за что тебе так стыдно было? Точно не за открытую дверь в ванную.

— Я вспомнила кое-что из прошлого.

— Правда? – с интересом спросил Юра, нежно поглаживая вены на моих запястьях большими пальцами. – Что именно?

— Тебя.

Его улыбка померкла, а взгляд резко стал опустошённым, словно одной лишь фразой я вытянула из Юры все эмоции, оставив лишь одну оболочку. Он не сразу нашёл в себе силы снова заговорить:

— И что именно ты помнишь? – раздался бесцветный полушёпот.

— Наше знакомство. Родители, как всегда, умеют смутить. Называли тебя мои женихом. А ведь ты тогда мне, правда, понравился, но ты был старше, и тебе со мной наверно совсем не было интересно. Мы же так и не стали друзьями?

Иначе было бы что-то ещё. Нечто большее, чем тусклый снимок со сладкой ватой.

— Не стали. Но это не твоя вина, Надя.

Конечно, не моя. Я бы вспомнила, если бы сделала ему что-то плохое, но отчего-то меня преследует горечь обиды. Это я была обижена на него. От старого чувства остался только отголосок и больше ничего, даже лица прошлого нещадно стирались, ускользали, дразнили. А я не могла их догнать в нелепых зимних дутиках. Шаркала по голому асфальту, скрипела по снегу. Не хочу ничего вспоминать. Мне уже не семь лет.

— А сейчас мы сможем стать друзьями?

Новая усмешка и демонический блеск во взгляде.

— А ты сама-то хочешь?

— Что? – сердце заколотилось сильнее, когда Чудов прикрыл веки и потёрся кончиком носа о мой.

— Хочешь со мной дружить?

Детский вопрос, но заданный сексуальным бормотанием, резонирующим на моих губах, не оставил шанса на другой ответ.

— Не хочу просто дружить, хочу больше. А ты?

— А я уже делаю больше…

На мгновение отстранился, взглянул на меня с нежностью, сожалением, виной, страхом и ещё сотней противоречивых чувств, среди которых не было только одного: сомнения. Уверена он искал его и в моих глазах, а когда не нашёл, то коснулся моих губ поцелуем. Сейчас мы не ждали никого. Никто не ударит по выключателю и не помешает, можно было не смешить, но я всё рано жадничала и пыталась получить от Юры больше. Забрать. Присвоить. Не ревновать ко всему миру, к которому Чудов слишком добр.

— Теперь точно пора спать, — он первым прервал наш поцелуй, и разочарованно выдохнула, когда мой спаситель отпустил мои руки и лёг рядом.

— Ты говорил, что сначала долги потом поцелуи. Что изменилось?

— Ничего. Я могу тебя целовать, это тебе меня целовать нельзя, пока ты всё не узнаешь.

— А какая разница, кто кого целует?

— Большая, — он показал мне язык и накрылся с головой.

Пыталась выковырнуть его оттуда, дёргала одеяло со всех сторон, и когда наконец стащила в сторону, Юра уже притворился спящим. Лежал с закрытым глазами и победно улыбался.

— Просто не будет с тобой, да?

Он покачал головой. (1bd23)

— Я разберусь, Юра, и поцелую тебя.

— Я буду ждать, — ответил шёпотом и притянул к себе.

Так и уснули в объятьях друг друга, слушая запоздалые и уже порядком уставшие салюты за окном.

11

Когда предутренняя дрёма начала сдавать позиции под натиском нового дня, мне вдруг стало невыносимо тоскливо. Скорее всего я проснусь в компании кошек и с долгом в пятьсот рублей, а Чудов Юра мне просто пригрезился после всего, что навалилось в последнее время. Не хотела вставать, цеплялась за своё ночное наваждение и теплое одеяло, которое пахло им и мандаринами. Зажмурилась чтобы сдержать слёзы. Слишком хороший парень, чтобы в него поверить даже после того, как открылся, особенно после того как открылся.

Я сопротивлялась до последнего, но мой телефон уже настойчиво взывал откуда-то слева, и мне пришлось открыть глаза.

Не пригрезилось. Юра был и есть. Улыбнулась, глядя в знакомый потолок, а потом сползла с дивана в поисках мобильника. В квартире было тихо. Мусор ушёл выносить, что ли? В груди потеплело от этой внезапной бытовухи. Поднесла трубку к уху.

— Алло?

— Нафига козе баян, Надя?!

Узнают папочку и его присказки. И чего разворчался в такую рань?

— Что случилось-то?

— Почему на сообщения не отвечаешь? Зачем тебе телефон?

— Спала я. А что там?

— Ну ты про Юрку спрашивала? Вы с ним встретились наконец?

— Эм, ну…

— Говори давай.

Не хочу врать папе. Глубоко вдохнула и призналась во всем. В том, что Кирилл меня бросил, и какое-то время я жила у соседки сверху. А теперь меня приютил Чудов. Про ночевку в подъезде технично умолчала, нечего родителей пугать. Зажмурилась, ожидая отповеди и фраз в духе: я же говорил. Но вместо этого отец сказал короткое:

— Ну, слава богу.

— А?

— Хорошо, что рассталась с этим Кириллом. Аж отлегло. Как вспомню его рожу, сразу тошнота к горлу подступает. А Юрец в своём репертуаре, как всегда бежит тебя спасать, ты приглядись, он нормальный парень.

А вот сейчас не поняла. Что значит: как всегда?

— Папа, а когда ещё он меня спасал? Не припомню просто… – вернулась тревога и прошлась неприятной щекоткой по коленкам.

— Зимой тогда. Ночью тридцать первого подорвался, да если бы не он… — папа понизил голос, и не стал продолжать, чтобы со мной было, если бы не Чудов.

— А что случилось? От чего он меня спас?

— Надь, и не надо помнить. Тебе тогда семь лет было, забылось и хорошо. Тут мамка твоя мне руками машет, чтобы не болтал и не расстраивал тебя. А Юра мне нравится, одобряю!

— Погоди! Расскажи!

Короткие гудки, и сердце заколотилось в такт. Да что с ними со всеми? Вытянула руки перед собой. Две. Ноги, голова, два глаза. Всё на месте, я живая, не покалеченная, что могло произойти в прошлом, что папа мгновенно сливается, а Чудов впадает в транс? Разозлилась. Ещё и свалил куда-то мой спаситель. Ничего, я подожду.

Долго и остервенело чистила зубы, пока на десне кровь не выступила. Ненавижу секреты, чувствую себя слепой. Вот придёт Юрец, и к стенке его припру, пусть рассказывает, что там случилось. Убрала щетку, попутно опрокинув стаканчики. Даже поправлять не стала, и просто пошла на кухню ждать своего героя.

Когда добралась до стола запал у меня резко пропал. Меня ждала самая обычная записка на вырванном тетрадном листке. Поднесла её к глазам, и тепло хранившееся в ней хлынуло в моё тело через кончики пальцев и с каждой строчкой добиралось всё ближе к сердцу.