Лес проснулся (СИ) - Седов Константин. Страница 5

Сейчас они ненавидели меня.

Я бросился к противоположной стороне оврага, и хватаясь за торчащие из стены настоящие корни, попытался выбраться наружу. Подтянулся, схватился за следующую корягу. Ладонь проехала по скользкому, и я полетел вниз.

Первая змея вцепилась зубами в резиновый носок самодельной сандалии и в несколько яростных движений намоталась на ногу. Ступню сдавило будто тисками.

Я сделал глупость и попытался стряхнуть ее, мотая отяжелевшей ногой.

Остальные змеи приближались, летя по грязи, как фигуристы по льду.

Я совершенно не мужественно завопил и снова полез по стенке оврага. Земля сыпалась на голову, комья били по ране, но боль не чувствовалась. Все вытеснил страх. Жидкая грязь на дне оврага кипела и десятки, если не сотни змей летели ко мне со всех сторон.

Карабкаясь по корням, молясь, чтобы больше не попались скользкие, забрался на самый верх. Выбираясь из канавы, ухватился за утопленный в землю камень и он, вывалившись из земли, как орех из грильяжа, полетел вместе со мной вниз.

Одну змею я раздавил точно. Остальные накинулись, кусая руки, ноги, туловище. В грязь я упал плашмя, наполовину утонув в ней, что помешало змеям обвиться вокруг моих конечностей.

Продолжая орать, я вскочил, третий раз подпрыгнув, уцепился за корни и снова полез наверх. На мне висело штук шесть этих тварей. Если бы я пробыл внизу еще секунду, их бы было уже шестьдесят.

Ноги как связанные. Лез, подтягиваясь на одних руках. Правую обвивала шипящая лента и сдавливала, будто стальная, но большинство висело на ногах. Лицо упиралось в стенку оврага, и на голове, беспокоя рану, извивалась чешуйчатая диадема, пытаясь перелезть на шею. И перелезла, когда я, с трудом цепляясь «забинтованными» непослушными ногами за край обрыва, выкарабкался и распластался на траве. Дышать стало тяжело, я засипел, попытался схватиться за пресмыкающееся на горле. Сделать это удалось только одной рукой, вторая уже затекла. Напряг шею, выпятил челюсть и просунул пальцы под живую удавку, оттягивая ее как жмущий воротник. Второй рукой лупил по земле, камням, корням, пока не убил змею на ней, хватка ослабла, и я не скинул гадину с руки.

Дышал сипло, с присвистом, в глазах темнело. Освободившейся рукой ухватил змею на шее за треугольную голову. Она сразу вцепилась в нее зубами, а я стал разматывать упрямо сдавливающие горло, кольца. Моя голова моталась и колотилась обожженной раной о каменистую землю. Чешуйчатое тело терлось о чувствительный шмат кожи.

Орать от вернувшейся боли больше не мог, просто продолжал хрипеть. Стащив с шеи змею, шарахнул ее об землю, как плетку. Дышать стало легче, я заколотил кулаками по обвивавшим немеющие ноги тварям, чтобы их было легче сдирать.

Лежал на земле, с полудохлой змей в кулаке, тяжело дышал и старался не думать о боли. Подбирал мысли, стараясь сосредоточится на нужных — где духи обошли овраг и где теперь искать их следы? Перед глазами покачивались высокие травяные стебли, украшенные гроздьями мелких белых бутончиков. Сквозь них и пришел ответ.

Носки армейские ботинок смотрели точно в мою сторону. Торчали метрах в пятнадцати от меня, из-за куста шиповника или как это здесь называется. Торчали на одном месте, из чего следовало, что обладатель ботинок меня в траве не видел, а значит вышел к оврагу только что, когда я со змеями уже отвоевался.

Я снова перестал дышать, вжался сильнее в землю и не сводил глаз с родной армейской обуви. Может быть, это даже мои ботинки.

Ботинки, тем временем, двинулись в мою сторону. Судя по пружинистой и беспечной походке, дух был не насторожен. Он слышал шум и заинтересовался. Но точно не боялся, так как был уверен, что некого.

Боль опять отошла на второй план. Высокая трава скрывала меня до поры до времени, но через несколько шагов чхоме увидит валяющуюся на земле фигуру в грязном камуфляже. Рядом была только кочка, недостаточно высокая, чтобы служить серьезным прикрытием, но другого не было, и я медленно пополз к ней. Есть выражение — «ходить на цыпочках». Так я полз на цыпочках, отталкиваясь пальцами ног, шевеля тазом и локтями. Я все равно не успевал уползти за кочку и сам чувствовал это, поэтому на полпути замер.

Чхоме в измазанной брезентовой куртке прошел в десяти шагах от меня и остановился у края оврага.

Думаю, он меня не заметил, потому что посчитал частью ландшафта. Я весь был в грязи и выглядел, как продолжение кочки.

Первая мысль была скинуть его в овраг. Вскочить, подбежать, благо расстояние всего ничего и толкнуть. Искушение было так велико, что у меня мышцы напряглись, автоматически готовясь к рывку. Но потом сквозь замутненное болью сознание, постучалась мысль, что, во-первых, полетит он с криком, а вряд ли остальные далеко. А во-вторых, мне нужно было его снаряжение.

Из собственного снаряжения не было ничего. В руках только змея, которая вдруг начала шевелиться.

Метр я еще полз, чтобы между духом и пролеском, откуда он вышел, оказалось дерево. Вдруг кто-то смотрит оттуда. Потом подскочил к хунхузу сзади, набросил змею ему на шею, повернулся влево и закинул чхоме себе на спину.

Я подождал секунд десять после того, как дух перестал дергаться, прежде чем швырнуть его вместе с теперь уже окончательно сдохшей змеей, в траву. После чего, первым делом не автомат схватил, а полез в разгрузку и подсумок ища медукладки. Одну, как правило, хранят в разгрузке, другую в подсумке.

Все подсумки этого кретина был забиты плитками шоколада и гематогена! Все!!

Матерясь и шипя от боли и разочарования проверил разгрузку. Пальцы погрузились в открытую рисовую кашу с говядиной, недоеденный пакет которой этот придурок положил в карман жилета.

Не было ни запасных магазинов к автомату, ни гранат, ни аптечки. Хунхуз был полностью загружен жратвой. Во фляге и то лимонад.

Я схватил автомат, проверил приклад, на который новички иногда наматывали жгут, считая это форсом, якобы для более быстрого доступа, в случае ранения. Внутрь вкладывали ИПП.

Это была одна из первых вещей, от которых отучивал прапорщик Чемерис в учебке, объясняя, что кровоостанавливающий жгут натянутый на приклад, быстро высохнет, потрескается и станет непригодным. К тому же автомат можно потерять, а вот разгрузку сложнее.

Не было у этого придурка ни хрена! Не то, что аллилфанола или дипиронитрита, которым можно было бы обеззараживать рану, у него вообще не было никаких лекарств! На лимонад, что ли выменял?!

Дальше, хуже. Автомат был пуст. Патронов не было ни в магазине, ни в стволе.

Я врезал дохлому хунхузу по морде пару раз. Просто со злости и стал рассматривать трофеи.

Обычный АЛ-81. Автомат Левашова или Юрмаш по индексу ГЕАУ. «Леваш» или «Юрка» как его называли мы. Перед высадкой нам выдали «тихого Юрку» с интегрированным ПБС, так как планировалось проведение бесшумных операций. Он и так тяжеленный, а уж с глушителем на весь ствол и вовсе весил больше пяти килограммов.

Бронежилеты, после того, как их начали не столько изготавливать, сколько выращивать на основе гелия и биотехнологий, стали почти непробиваемыми из стандартных винтовочных калибров. Это было особенно заметно после войны на Ронго в 2170 году. Тогда и был объявлен конкурс на штурмовую винтовку под калибр 8.6x70 для автоматов и на пистолет для десятимиллиметрового патрона. Новый пистолет Заболоцкого, он же «зяблик», как и новый автомат, был на редкость огромным, но отдача, несмотря на используемый патрон, слабая. Гасилась системой сбалансированной автоматики. «Зяблик» сразу пришелся бойцам по вкусу, во многом и из-за слабой отдачи, высокой надежности и продуманной рукояти. В руке сидел как влитой. Было у него еще одно прозвище. Официально пистолет назывался ПЗ — 10, так что неофициальное родилось само-собой и очень быстро. Произнесите название пистолета быстро и поймете какое. И в КБ и в Минобороны, как-то прозевали этот момент, но менять ничего не стали. Все уже было утверждено, подписано и ушло, как в армию, так и на гражданский рынок. И пистолет, и прозвище. Впрочем, прозвище, подходящее.