Сундучок, в котором что-то стучит - Аксенов Василий Павлович. Страница 13
– Мы знаем, – с неожиданной задушевностью сказала вдруг дворничиха и положила на щуплое плечико Питирима свою тяжелую ладонь, – мы знаем, что вам не хватает для завершения опытов лишь нескольких граммов смолы «гумчванс». Научная общественность всего мира ждет, больше того, все человечество ждет, а особенно – развивающиеся страны.
– Да кто вы такой, Ксантина Ананьевна? – с явным испугом спросил Кукк-Ушкин. Он совсем потерял инициативу и сидел съежившись под тяжелой рукой.
Обнажившиеся в улыбке зубы дворничихи были похожи на клавиши аккордеона.
– Любезнейший, милейший, гениальнейший товарищ Кукк-Ушкин, один грамм смолы «гумчванс» на мировом рынке стоит пятьсот долларов. Известный филантроп Адольфус Селестина Сиракузерс предлагает вам пять тысяч.
– Я всегда просил за этот предмет три миллиона, – слабо пискнул Питирим.
– Пять тысяч долларов – это как раз и есть три миллиона, три миллиона песет той страны, откуда прибыл филантроп.
– А-а, тогда другое дело, – несколько приободрился Кукк-Ушкин. – Три миллиона – это три миллиона.
– Больше того, – надавила Ксантина Ананьевна, – мы гарантируем доставку к вам в Ленинград свежевыжатой смолы прямо из округа Куско. И взамен мы просим лишь старый, никому не нужный сундучишко. Вы спросите: зачем он вам? Да ни за чем! Просто прихоть богача коллекционера. Где-то в Океании прослышал про сундучок из дерева «сульп», ну и подавай ему его. Гримасы мира чистогана. Питик, такие дела. – Дворничиха вдруг словно бы вспомнила, что она дворничиха, и заговорила на дворницком языке: – Да я бы лично, Питирюша, за еттый ящик и кефирной бутылки не дала. Лови момент, Емеля, пока твоя неделя! Смотри, старуху-то не забудь! Купишь красненького? Может, ты сумлеваешься, голуба? Может, полагаешь – я aгент? Питирим Филимонович, я простой старуха дворник, мету улицы, за культуркой слежу, понял? Гостям делаю помощь, ясно?
«Ой, неясно, – подумал Кукк-Ушкин, – ой, темнит старуха, ой-е-ей…»
Он чувствовал, что теперь уж ему не отвертеться, и новые рандеву на Исаакиевской его не спасут, нужно принимать решение: либо Онегро будить и напускать его на непрошеного гостя, либо брать в лапу эти проклятые «пять тысяч – три миллиона», отдавать реликвию и ждать смолы.
Как вдруг по соседству, в «салоне мысли», произошло событие: затрубила, завизжала флейтами, закукарекала сигнальная система. Это означало, что Процесс достиг Фазы и сейчас пойдет Продукт. Сколько уже лет, десятилетий сигналы эти взвинчивали Питирима. А вдруг сейчас, именно сейчас?
Забыв про все на свете и с легкостью необыкновенной сбросив с плеча тяжелую длань коммунального работника, Питирим выскочил из «лаборатории», промчался через «конференцию» в «салон мысли».
Продукт действительно уже шел по стеклянным трубкам на выход. Скрестив руки на груди, Питирим смотрел, как медленно катятся темно-зеленые шарики, и думал не без гордости о силе своего интеллекта: эва, как все продумал и как устроил, сложнейшая конструкция действует безупречно! Сама синтезирует, анализирует, снова синтезирует, сама же и приглашает на выход. Без ложной скромности можно сказать: нет пределов человеческому гению!
Явился, стуча коготками и позевывая, пудель Онегро. Этот никогда не пропустит выхода Продукта. А ведь было время когда чурался, крутил носом, даже визжал. Теперь всегда, когда подходит Фаза, собачий долгожитель тут как тут – ждет первого, еще не обожженного шарика и облизывается. Быть может, именно в употреблении Продукта и скрыт секрет мафусаиловского (для собаки-то!) сорокалетнего возраста?
Питирим Филимонович даже слегка задохнулся от такой гипотезы. Секрет долголетия? Да ведь из этого же прямиком вытекают памятники, монументы ему, Питириму Кукк-Ушкину, по всем культурным столицам институты, площади, бульвары его имени! Сумасшедшие перспективы!.. Вечное паломничество… Канал, конечно, придется переименовать – извините, Александр Сергеевич…
Что ж, довольно уже мытарить нашего терпеливого читателя глухими намеками на неясное изобретение. Раскроем карты: Питирим Филимонович Кукк-Ушкин вот уже copoк лет был занят одной идеей – изобретением универсальной человеческой еды. Эта еда, или, как предварительно нaзвал ее изобретатель, Продукт, должна была заменить на планете Земля все разносолы и своей доступностью, дешевизной, а может быть, и бесплатностью ликвидировать сразу множество проблем, а своему творцу обеспечить бронзовые памятники по всем культурным столицам.
Ради этой идеи и прожил Питирим всю свою жизнь, ради нее даже мелким мошенничеством занимался в те далекие прохладные годы, ради нее портил свой характер и ощетинивался, ради нее так и остался по штату младшим гардеробщиком в Доме культуры, а ведь мог бы продвинуться до старшего администратора.
В принципе Продукт был уже готов – в нем было больше витаминов, белков и солей, чем в любой другой пище. Не хватало пока что одного – вкуса. По идее Питирима, Продукт должен стать вкуснее любой самой вкусной еды, вкуснее шоколадных тортов, вкуснее икры и устриц и даже вкуснее свежевыпеченного ржаного хлеба. Тогда его будут с удовольствием есть все и забудут разные разносолы, из-за которых в Средние века разгорелось столько войн.
Однако не получалось. Все получилось, вкус – не получался. Пока что, прямо скажем, получился какой-то антивкус. Продукт был настолько отвратительным, что даже сам творец его не решался проглотить целый шарик. Один лишь Онегро, который лет тридцать пять назад был принесен в жертву науке, вдруг привык к Продукту, стал его активно потреблять и жертвой себя не чувствовал.
Так и сейчас, он с аппетитом прожевал и проглотил зеленоватый, с искорками, шарик и, довольный, улегся рядом с системой. Кукк-Ушкин попытался последовать его примеру, лизнул было шарик, но скрючился: нет, Продукт был все еще далек от совершенства.
Должно быть, смола «гумчванс» скажет свое решительное слово и, соединившись с остальными компонентами, придаст Продукту вкус амброзии, которой, как известно, питались боги на Олимпе. Так он окончательно решил принять предложение Ксантины Ананьевны и заезжего филантропа.
Он переправил готовый продукт в стеклянную печь для обжига и закалки и крикнул в соседнюю комнату, то есть в «лабораторию»:
– Ксантина Ананьевна, я согласен!
Молчание было ответом на его слова.
«Инвентор» прошел в «лабораторию», но своей непрошеной гостьи там не нашел. Было тихо, и лишь летний ветерок тихо циркулировал под высоким темным потолком, шевелил паутину и чуть-чуть шелестел клочками обоев.
Должно быть, дворничиха уже покинула квартиру, а он, увлеченный выходом Продукта и новой гипотезой долголетия, даже и не заметил, как она прошла через «салон мысли». «Ничего, – подумал он, – вернется: коллекционеры старины – народ упорный».
Тут его взгляд упал на нетолстую книжицу, столь неучтиво подаренную ему незнакомой персоной. Он взял эту книжицу и, брюзгливо оттопырив губы, забормотал:
– Пишут, пишут… сами не знают, чего пишут… Booбpажает, видите ли, что я его писанину прочту – ишь, наглость какая!
В глубине души он тем временем думал: «А хорошо, пока идет процесс обжига и закалки, завалиться сейчас с ногами на канапе и почитать эту соблазнительную книженцию».
Вдруг неожиданно для самого себя он послушался не своей брюзгливой воркотни, а добродушного своего внутреннего голоса и действительно завалился с ногами на канапе и взялся читать книгу «Мой дедушка – памятник».
Когда он дочитал книгу до конца, он и думать забыл про процесс обжига. Весь мир осветился для него по-новому, как будто целая эскадра с огнями вошла в темную, глухую бухту.
Так, значит, действительно не засохло еще древо Стратофонтовых, а, напротив, дало такой замечательный плод, как этого мальчика Гену, который вновь столько десятилетий спустя пришел на помощь беззащитным островитянам, за свободу которых с отвагой и благородством бились их предки вместе под одними парусами, этого мальчика, который и теперь обеспокоен тем, что дорого каждому человеку, а именно высокими гуманными принципами нашей цивилизации, – так, значит, вот как?