Сундучок, в котором что-то стучит - Аксенов Василий Павлович. Страница 21

– Хочу таблетку «ксеркс» от дрожания, – промычал Сиракузерс.

– Дай ему таблетку, Эль-Гриди! – попросил Латтифудо через плечо, и один из его подручных ребром ладони огрел Сиракузерса по загривку.

– Массаж никто не заказывал! – рявкнул Сиракузерс, да так грозно, что все мерзавцы без исключения вздрогнули.

Шакалы эти очень боялись миллионеров, даже пленных. Грабили, но боялись. Терзали, но любили. Сами хотели стать денежными мешками.

– Мистер Сиракузерс, вы уж не обижайтесь, – почти унижаясь, сказал Латтифудо, – мы тут малость одичали в джунг-лях, вас дожидаясь. Вот и Эль-Гриди, добрейший ведь малый, но малость одичал. Говоришь ему: дай таблетку, а он сразу по шее! Сами посудите, откуда у нас здесь таблетки «ксеркс», откуда манеры? Милейший Адольфини, ведь нам от вас очень мало надо. Вы нам только скажите, дружище, в каком из номеров вашего багажа лежит сундучок, и все ваши остальные вещицы будут в сохранности. Ну-с, Селестиночка, в каком?

– В третьем, – ответил Сиракузерс, совершенно не понимая, чего от него хотят на пляже Копакабана. Честно говоря, он уже забыл, что он в руках «ганга», и полагал себя в Рио-де-Жанейро.

– Браво! – воскликнули бандиты. – Вот это парень! Ай да Сиракузерс! Понимает, что игра проиграна, и не темнит!

Двое бандитов не выдержали, подбежали к третьему кофру и приложили к его крокодильему боку свои мозолистые уши.

– Стучит! Ей-ей, стучит! – возбужденно завизжали они. – Ребята, там что-то стучит! Ура! Виктория! Победа! Эй, Фуллос, тащи отмычку!

– На место! – рявкнул Латтифудо и строго повернулся к Бубе. – А где же Лестер Тиу-Чан? Остался в самолете?

– Лестер Тиу-Чан не прилетел из Парижа, – ответила авантюристка. – Подозреваю, что струсил.

– У нас руки длинные, – зловеще сказал Латтифудо. – Кто в самолете?

– Обычная публика, кроме… одной деле… – начала было Буба, но вдруг все на острове услышали низкий свистящий звук.

Сомнений не было: так свистят при запуске реактивные двигатели. Бандиты вскочили, расхватали оружие и бросились к самолету. Поздно! Люки «ЯКа» были задраены. Самолет медленно разворачивался среди пальм и кустов, которыми поросла бетонная полоса за годы консервации. Автоматные очереди уже не могли ему помешать. Он выбрал удобное место, прицелился, стартовал и буквально через три минуты растаял в густой океанской синеве.

– Ослы! – завизжал Латтифудо. – Вы оставили там кого-то из экипажа?!

– Все они здесь, – прорычала сквозь зубы Буба Флауэр. – Наверное, среди пассажиров был летчик. Там был один, он спал, закрывшись газетой, наверное, летчик. Мне все время хотелось в него выстрелить, но вот не выстрелила, дура. Ничего, далеко не улетят. У них пустые баки.

– На сколько там осталось горючего? – рявкнул Латтифудо и ткнул пистолетом в грудь командира экипажа, привязанного к пальме, так же как и остальные летчики и обе стюардессы.

– К сожалению, всего на тридцать минут, – проговорил командир и закрыл глаза, не в силах уже смотреть на рожи воздушных пиратов.

Он знал, что его прикончат через несколько минут, так зачем же эти несколько минут оскорблять свои глаза зрелищем недостойных людей? Лучше уж вспомнить что-нибудь яркое, прекрасное, а этого яркого, прекрасного было довольно много в жизни летчика-зурбаганца.

– А рация? – взвизгнул Латтифудо. – Они сейчас на весь мир раззвонят про наше логово!

– Не волнуйся, Латтифудо, – хихикнула Буба Флауэр. – Рацию я того… – Она показала стволом автомата, что она сделала с рацией.

Они успокоились и принялись потрошить третий номер из багажа короля мясной индустрии.

Там оказались странные вещи: чучело фламинго, макет города Порт-Алегру, три пары протертых от старости боксерских перчаток, картонная коробка с пакетами вермишелевого супа, дурная копия знаменитой на весь мир картины «Над вечным покоем», горностаевая мантия двадцать седьмого по счету герцога Рухтенштейн, чучело опоссума, несколько рулонов пипифакса с видами Юго-Западных Альп, шина грузового автомобиля «даймонд», макет книги с надписью «Любите книгу – источник знаний», полный комплект рыцарских доспехов, три конских хвоста, круглая и закрытая со всех сторон емкость, внутри которой плавали целлулоидный лебедь, три пластмассовые рыбки, цветы и девочка-крошка; были здесь также турецкие туфли, кальян, примус, кремневое ружье, мешочек сухофруктов и макет Останкинской телебашни. Не было здесь только сундучка, в котором что-то стучит.

– Это что такое, папаша? – ласково прошептал Эль-Гриди в ухо Сиракузерсу. – Ты над нами подшучивать решил? Учти, на этом острове нет ничего, но на нем есть очень хороший музей. Музей орудий пытки, папаша!

Мультимиллионера вытащили из шезлонга и стали подтягивать и привязывать к пальме. Это ему неожиданно понравилось, он хихикал, смущенно крутил шеей, жмурился от удовольствия. Потом он вдруг увидел разбросанные вокруг вещи из своего третьего номера и разрыдался.

– Реликты! – восклицал он сквозь слезы. – Реликты памяти! Память – странная вещь, господа! Например, эта шина для вас ничего не значит, а для меня это целая веха – память о первом представлении оперы «Флория Тоска» в театре маэстро Кальяо, где я сидел в генеральской ложе вместе с Лючией фон Адью, которая тогда являлась…

– Где сундучок, в котором что-то стучит? – взревело сразу несколько глоток, и несколько новеньких, похожих на зубоврачебные инструменты, орудий пытки приблизилось к телу мясного короля.

– Везде! – восторженно, сквозь слезы вдруг ожившей памяти сказал Сиракузерс. – Везде что-то стучит, господа, везде стучит память, о-о-о, помню, помню… опять Чикаго… Уберите, уберите, господа, щекотка щекотке рознь, есть же пределы! Память, господа… золотые двадцатые годы… старый дружище Аль-Капонэ… дубль-хуч… пуленепробиваемые автомобили… чарльстон…

Гангстеры поняли, что от него толку не добьешься, и ринулись на кофры, взялись потрошить их ножами, ножницами, бритвами, когтями, зубами… Все более и более удивительные вещи вываливались на бетон…

Между тем из кофра № 7 сквозь замочную скважину за всем происходящим следили два серых внимательных глаза. Что ж, вас, видно, не проведешь, дорогой читатель: вы, наверное, давно уже догадались, что из № 7 за всем происходящим внимательно следил наш главный герой, неустрашимый Гена Стратофонтов. Он давно бы уже предстал перед бандитами, ибо в его голове давно уже созрел блестящий план, но присутствие господина Латтифудо подрезало этот план на корню. А вдруг чудовище разложилось еще не до такой степени, чтобы не вспомнить мальчика, которого в недалеком прошлом на острове Карбункл он приказывал расстрелять? Вдруг он вспомнит?

Гена видел, как улетел «ЯК-40», видел он также привязанных к пальмам членов экипажа и понимал, что самолет подняли в воздух два его любимых ветерана авиации – бабушка и Юрий Игнатьевич. Сейчас ему предстояло решение:

а) можно незаметно выскользнуть из кофра № 7, спрятаться среди «реликтов памяти», а потом улизнуть в джунгли и оттуда уже предпринять партизанские действия;

б) с жутким воем и клекотом выскочить из № 7, схватить автомат, освободить пилотов зурбаганского аэро и атаковать преступников;

в) …(вариант «в» был невозможен в присутствии Латтифудо).

Внезапно Гена понял, что объекта столь страстных поисков, то есть сундучка, в котором что-то стучит, вообще нет среди багажа Адольфуса Селестины Сиракузерса. Бандиты выпотрошили уже все кофры, за исключением того, в котором прятался сам Гена, а здесь – мальчик готов был поклясться – ничего не стучало, кроме его собственного сердца. В седьмом кофре буйвола мясной индустрии таились, вероятно, реликты самой глубокой памяти богача, ибо все вокруг было мягкое, трухлявое и не очень приятно пахнущее. Открытие это, надо сказать, обескуражило и Геннадия: ведь именно ради «сундучка», ради этого исторического достояния эмпирейского народа мальчик и затаился в багаже миллионера.

Итак, вариант «а» … Нет, уже поздно – бандиты с ножами, молотками и пилами приближались к последнему кофру. Итак, значит, единственное, что осталось – это вариант «б»… с жутким воем и клекотом…