Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 48
— Но я хочу драться! — возмутился студент, едва достающий Рин до плеча.
— А толку-то от тебя, — ответил Рабан.
Первокурсник вздернул подбородок.
— Синегард — мой дом. Я буду его защищать. Я не младенец, и меня не нужно сопровождать, как толпу испуганных женщин и детей.
— Ты защищаешь Синегард. Защищаешь его жителей. Ты в ответе за этих женщин и детей. Твоя задача — обеспечить, чтобы они добрались до горного перевала. Это серьезное задание.
Сопровождая первокурсников к воротам, Рабан поймал взгляд Рин.
— Боюсь, кое-кто из первокурсников прокрадется обратно, — тихо сказал он.
— Они вызывают восхищение, — ответила Рин. — В город вот-вот вторгнется враг, а они думают только о том, как его защитить.
— Просто по глупости, — как всегда спокойно отозвался Рабан. Он выглядел усталым. — Сейчас не время для героизма. Идет война. Если они останутся, то погибнут.
Для студентов составили план эвакуации. В случае падения города им следовало бежать по малоизвестному ущелью с другой стороны долины и присоединиться к остальным гражданским в горном укрытии, куда не дотянутся батальоны Федерации. Этот план не включал наставников.
— Цзима не верит в нашу победу, — сказал Катай. — Весь преподавательский состав погибнет вместе с академией.
— Цзима просто осторожничает, — заявил Рабан в попытке поднять им настроение. — Сунь-цзы говорил, что нужно готовиться к любому развитию событий.
— Сунь-цзы также говорил, что когда пересекаешь реку, нужно сжигать мосты, чтобы армии не пришли в голову мысли об отступлении, — сказал Катай. — А это мне кажется очень похожим на отступление.
— Благоразумие отличается от трусости, — сказал Рабан. — А кроме того, Сунь-цзы писал, что никогда не следует атаковать загнанного в угол противника. Тогда тот дерется яростнее, чем можно вообразить. Потому что ему нечего терять.
Дни, казалось, одновременно и тянулись бесконечно, и заканчивались прежде, чем можно было что-то успеть. У Рин возникло неприятное чувство, что они просто ждут, когда на пороге возникнет враг. И в то же время она ощущала себя совершенно неготовой. К сражению готовились недостаточно быстро.
— Интересно, как выглядят солдаты Федерации, — сказал Катай, когда они спускались с горы, чтобы забрать со склада заточенное оружие.
— У них есть руки и ноги, надо полагать. Может, даже голова.
— Нет, в смысле, как они выглядят? Похожи на никанцев? Жители Федерации — выходцы с восточного материка. Они не похожи на гесперианцев, а значит, выглядят обычно.
Рин не понимала, какое все это имеет значение.
— И что с того?
— Разве ты не хочешь взглянуть в лицо врагу? — спросил Катай.
— Нет, не хочу. Потому что тогда я могу решить, что они люди. А они не люди. Мы говорим о тех, кто во время последнего вторжения давал опиум младенцам. О тех, кто вырезал спирцев.
— Может, они в большей степени люди, чем мы считаем, — сказал Катай. — Кто-нибудь задумывался над тем, чего хочет Федерация? Почему она нападает?
— Потому что они втиснуты на крохотный остров и считают, что Никан должен принадлежать им. Потому что уже сражались с нами и почти победили, — отрезала Рин. — А какая разница? Они наступают, а мы обороняемся, кто останется в живых к концу дня, тот и победит. Война не определяет, кто прав. Она определяет, кто остается.
Все занятия в Синегарде прекратились. Наставники вернулись на должности, которые оставили несколько десятилетий назад. Ирцзах получил стратегическое командование синегардским резервом. Энро и ее кадеты вернулись в городскую больницу, чтобы устроить там полевой госпиталь. Цзима приняла боевое командование городом, эту должность она делила с наместником провинции Овца. Это означало покрикивать на городских чиновников и своевольных руководителей эскадрона.
Перспективы были мрачными. Восьмая дивизия составляла три тысячи человек — едва ли достаточно, чтобы отразить вторжение десяти тысяч. Наместник провинции Овца послал за подкреплением в Третью дивизию, которая вернулась из патрулирования севера на границе с Глухостепью, но Третья дивизия вряд ли успела бы подойти раньше сил Федерации.
Цзяна редко можно было найти. Он либо находился в кабинете Цзимы, составляя планы на случай разных обстоятельств вместе с Ирцзахом, либо вообще отсутствовал в академии. Когда Рин наконец-то сумела его застать, он явно торопился, ей пришлось бежать рядом с ним всю дорогу вниз по лестнице.
— Придется прекратить занятия, — сказал он. — Уверен, ты заметила, что для этого нет времени. Я не могу выделить время для твоих тренировок.
Он хотел проскользнуть мимо, но Рин схватила его за рукав.
— Наставник, я хотела спросить… А если вызвать богов? В смысле, против Федерации?
— О чем это ты? — слегка опешил он. — Сейчас совсем не время для этого.
— Наверняка ведь есть боевое применение для того, что мы изучаем, — напирала она.
— Мы изучаем, как советоваться с богами. А не как призывать их на землю.
— Но они могут помочь нам воевать!
— Что? Нет-нет. — Он возбужденно замахал руками. — Ты что, не слушала мои слова все два года? Я же говорил, боги — не оружие, с которого просто нужно смахнуть пыль. Богов нельзя призвать в бой.
— Неправда, — возразила она. — Я читала доклады воинов Красного императора. И знаю, что монахи вызывали богов для борьбы с ними. А племена степняков…
— Степняки советуются с богами по поводу лечения. Ищут у них просветления, — прервал ее Цзян. — Они не призывают богов на землю, они знают, что этого делать не следует. За все войны, в которых мы победили с помощью богов, мы расплачивались чудовищными последствиями. Такова цена. Всегда есть цена.
— Тогда в чем смысл? — огрызнулась Рин. — Зачем изучать Наследие?
Лицо Цзяна перекосилось. Он смотрел на нее, как в тот день, когда зарезали свинью Сунь-цзы и Рин сказала, что хочет выбрать Стратегию. Он выглядел так, будто ему нанесли рану. Предали.
— Смысл каждого урока в том, чтобы ты осталась жива. Я учил тебя обретению баланса. Чтобы ты поняла вселенную лучше, чем все остальные. Я не учил тебя тому, как превратить это в оружие.
— Боги…
— Богов нельзя призывать по твоей прихоти. Боги слишком далеки от нашей реальности, и каждая попытка превратить их в оружие окончится лишь катастрофой.
— А что насчет Феникса?
Цзян остановился.
— О нет. Нет, нет, нет.
— Бога спирцев, — продолжила Рин. — Он отзывается на каждый призыв. Мы могли бы просто…
Цзян поморщился как от боли.
— Ты знаешь, что произошло со спирцами.
— Но они научились управлять пламенем задолго до Второй опиумной войны! Они веками были шаманами! Сила…
— Сила, которая тебя поглотит, — резко оборвал ее Цзян. — Вот что делает огонь. Почему, по-твоему, спирцы не сумели отвоевать свою свободу? Казалось бы, такой народ не способен долго подчиняться. Они бы покорили Никан, если бы хватило сил. Почему они так и не восстали против империи? Их погубил огонь, Рин, так же, как и наделил силой. Он сводил их с ума, лишал способности мыслить самостоятельно, и в результате они могли лишь драться по приказу. Спирцы думали только о своей силе, и пока император предоставлял им возможность удовлетворять жажду крови, их больше ничто не беспокоило. Спирцы были поглощены коллективными иллюзиями. Да, они вызывали огонь, но вряд ли стоит им подражать. Красный император был жесток и беспощаден, но даже ему хватало здравого смысла не тренировать шаманов для ополчения, не считая спирцев. Если использовать богов как оружие, это принесет лишь смерть.
— Но идет война! Мы все равно можем умереть. А если призвать богов, это может дать нам шанс. Хуже уже быть не может.
— Ты слишком молода, — мягко произнес он. — Ты и понятия не имеешь.
После этого Рин не видела ни следа Цзяна на территории академии. Она знала, что он специально ее избегает, как перед Испытаниями, он всегда так делал, когда хотел увильнуть от разговора. Это ужасно ее злило.