Опиумная война - Куанг Ребекка. Страница 68
Рамса потянул Алтана к полу.
Алтан с трудом поднялся на ноги и взялся за трезубец.
Наместник провинции Бык взмахнул топором.
— Нет! Нет! — крикнул Алтан, но наместник уже снес делегату голову.
Голова покатилась и замерла у двери, остекленевшие глаза были открыты, и Рин показалось, что она видит на лице улыбку.
Чьи-то крепкие руки схватили ее за плечи и подняли на ноги. Алтан развернул ее лицом к себе, осматривая на предмет ранений.
Его губы шевелились, но беззвучно. Рин энергично помотала головой и показала на свои уши.
Он произнес одними губами:
— Ты цела?
Рин осмотрела себя. Руки и ноги работают, она даже не чувствовала боли в ране на голове. Она кивнула.
Алтан отпустил ее и встал на колени около бледного и дрожащего Рамсы, свернувшегося клубком на полу.
С другой стороны комнаты генерал Цзюнь и наместник провинции Овца тоже встали. Оба не получили повреждений, взрыв сбил их с ног, но не ранил. Штаб наместников размещался далеко от центра города, так что взрыв их только оглушил.
Даже Рамса вроде остался цел. Его глаза остекленели, и он шатался, когда Алтан его поднял, но кивал и отвечал, ранений не было заметно.
Рин с облегчением выдохнула.
Они были правы. Ничего не вышло. Они были правы.
А потом она вспомнила про гражданских.
Странно, но теперь, когда она ничего не слышала, все остальные чувства обострились.
Хурдалейн выглядел как академия в первые дни зимы. Рин прищурилась. Поначалу она решила, что зрение затуманилось, но потом поняла, что в воздухе висит тонкая пыль. Она клубилась повсюду странной смесью тумана и снега, смешанной с кровью, покрывалом невинности, скрывающим масштаб взрыва.
Площадь сровнялась с землей, рухнули стены лавок и жилых домов, обломки раскидало странно симметричными линиями от эпицентра взрыва, словно гигантский отпечаток ступни.
Дальше от эпицентра здания устояли, но перекосились, оторвало целые стены. Было что-то извращенно интимное в том, как обнажились внутренние помещения — спальни и ванные комнаты.
Людей выкинуло из зданий. Они застыли, будто жуткие пришпиленные бабочки. Взрыв порвал их одежду, и люди свисали обнаженными в гротескной демонстрации человеческого тела.
Вонь гари, крови и сгоревшей плоти была такой сильной, что Рин ощущала ее на языке. Но еще хуже был тошнотворно сладкий поток жженого сахара в воздухе.
Сложно сказать, сколько времени она так простояла. Рин сдвинулась с места, только когда мимо пробежали два солдата с носилками, это напомнило ей, что нужно заняться делом.
Найти выживших. Помочь им.
Она пошла по улице, но вместе со слухом, казалось, полностью исчезло и чувство равновесия. Рин качало, когда она пыталась идти, и она цеплялась за мебель, как пьяная.
Слева она увидела группу солдат, вытаскивающих из завалов двух детей. Рин не могла поверить, что они выжили, это казалось невозможным в эпицентре взрыва, но поднятый из обломков мальчик шевелился и стонал. Его сестре не так повезло — ее ногу раздавило фундаментом. Она цеплялась за руки солдата, ее лицо побелело, она не могла даже плакать.
— Помогите! Помогите!
Сквозь шум в ушах прорезался тонкий голос, будто кто-то звал ее с другой стороны огромного поля, но Рин сейчас слышала только такие звуки.
Она подняла голову и увидела человека, отчаянно цепляющегося одной рукой за стену.
Пол здания под его ногами выбило. Это был пятиэтажный постоялый двор, без стен он выглядел как кукольный домик, такой Рин видела на рынке — когда часть стен убирают, чтобы показать содержимое.
Полы наклонились в сторону дыры, мебель и жильцы уже соскользнули вниз, в гротескную кучу сломанных стульев и тел.
Под покосившимся зданием уже собралось несколько человек, глазеющих на того мужчину.
— Помогите… — простонал он. — Кто-нибудь, помогите…
Рин тоже чувствовала себя зрителем на спектакле, словно тот мужчина был единственным, что имело значение в мире, но она не могла ничего сделать. Здание, похоже, вот-вот рухнет, а человек был слишком высоко, чтобы добраться до него с крыш соседних домов.
Рин могла лишь стоять и пялиться с открытым ртом, наблюдая, как мужчина тщетно пытается подтянуться наверх.
Она чувствовала себя совершенно бесполезной. Даже если она снова сумеет призвать Феникса, пламя не спасет этого человека.
Потому что цыке умели только разрушать. Несмотря на всю свою силу, всех своих богов, они не могли защитить людей. Не могли обратить время вспять. Не могли вернуть мертвых.
Они выиграли сражение на болотах, но были бессильны против его последствий.
Алтан что-то кричал, наверное, велел принести простыню, чтобы поймать на нее падающего человека, потому что несколько секунд спустя Рин увидела солдат, бегущих обратно на площадь с куском ткани.
Но прежде чем они добрались до конца улицы, здание опасно накренилось. Рин решила, что оно полностью рухнет и погребет под собой человека, но доски наклонились и застыли.
Теперь мужчина был на высоте только в четыре этажа. Он шарил второй рукой по крыше в надежде получше зацепиться. Может, его вдохновила близость к земле. На мгновение Рин подумала, что у него получится, но потом его рука соскользнула по разбитому стеклу, и он упал, утянув за собой крышу.
До падения он, казалось, на миг завис в воздухе.
Толпа отхлынула.
Рин отвернулась, радуясь тому, что хотя бы не слышит, как тело хрустнуло о землю.
Город погрузился в зловещую тишину.
Всех солдат распределили по укреплениям Хурдалейна в ожидании атаки. Рин уже много часов занимала позицию на внешней стене, обшаривая взглядом периметр. Если Федерация попытается штурмовать стены, то сейчас.
Но наступил вечер, а штурм так и не начался.
— Вряд ли они боятся, — пробормотала Рин и зажмурилась. Слух наконец-то вернулся, хотя в ушах все еще звенело.
Рамса покачал головой.
— Они играют вдолгую. Пытаются нас ослабить. Испугать, уморить голодом и утомить.
В конце концов солдаты расслабились. Если Федерация устроит атаку посреди ночи, система тревоги вернет солдат на стены, а пока что есть более неотложные дела.
Какая жестокая ирония в том, что еще час назад горожане танцевали на улицах, празднуя капитуляцию Мугена. Хурдалейн думал, что выиграл войну. Хурдалейн считал, что скоро все будет по-прежнему.
Но Хурдалейн никогда не унывал. Хурдалейн пережил две Опиумные войны. Хурдалейн знал, что такое опустошение.
Горожане прочесывали развалины в поисках близких, через несколько часов доставали уже только мертвых, и тогда им сложили погребальный костер, подожгли и столкнули в море. Все это было проделано с печальной, но привычной сноровкой.
Медицинские взводы из всех дивизий совместно создали в центре города полевой госпиталь. Весь день туда приходили горожане с кое-как обмотанными раздавленными лодыжками и оторванными ладонями.
Рин прошла годичный курс полевой медицины у Энро, и Энки поручил ей ставить шины для ожидающих в очереди горожан.
Ее первой пациенткой оказалась девушка ненамного старше самой Рин. Она протянула руку, замотанную в старое платье.
Рин развернула пропитанную кровью ткань и невольно охнула. От ладони до локтя была видна кость. Всю руку придется отрезать.
Девушка терпеливо ждала, пока Рин осмотрит повреждения. Ее глаза были остекленевшими, как будто она давно уже смирилась с тем, что станет калекой.
Рин вытащила из котла с кипящей водой полосу ткани и обмотала ею руку, один конец привязала к палочке и перекрутила ее, чтобы закрепить повязку. Девушка застонала от боли, но стиснула зубы и смотрела прямо перед собой.
— Вероятно, руку придется отрезать. Повязка остановит кровотечение, и лекарям будет проще ампутировать руку. — Рин закрепила узел и отошла. — Мне жаль.
— Я знала, что нам следовало уйти, — сказала девушка. Она говорила как будто не с Рин. — Я знала, что нам следовало уйти — в тот самый момент, когда к берегу пристали корабли.