Я не продаюсь (СИ) - Сергиенко Кристина. Страница 29

Дом встречает меня тишиной и спокойным голосом дворецкого:

— Во сколько желаете, чтобы подали ужин?

От того, как он это говорит, как смотрит, становится ещё хуже, и я острее ощущаю своё одиночество.

— Через полчаса, — говорю тихо.

Поднимаюсь к себе, пристраиваю игрушку на кровать и тянусь за телефоном. Но ни пропущенных звонков, ни сообщений там нет. Впрочем, если вспомнить, как я говорила со Сьюзи, наверное, это и не удивительно. И никакие обстоятельство меня не оправдывают. В конце концов, ей тоже пришлось несладко во время покушения. Поэтому я быстро набираю: «Прости. Я, кажется, погорячилась».

И лишь потом спускаюсь вниз.

Чтобы опять почувствовать себя до жути одиноко. Одна за длинным столом, а рядом лишь два ряда пустых стульев и несколько блюд. Слишком много для меня. Но разве не об этом я мечтала?

Небо за окном хмурится, словно заразившись моим настроением, так что в комнате сразу становится сумрачно. Но уже через мгновенье загорается люстра. Я со вздохом отрываю взгляд от окна. Есть совсем не хочется. Но я всё равно беру вилку и вяло ковыряю гарнир.

А мысли текут в неожиданно русло. До сегодняшнего дня я как-то не думала о денежной стороне вопроса, просто хотела вернуть дом и всё. Сейчас же словно впервые осознала всё: размеры дома, количество слуг. Сколько денег нужно на его содержание? Раньше этим всегда занимался отец, так что сказать наверняка я не могла. Но что-то подсказывало, что много. И вряд ли бы я так легко заработал их. А, значит, в итоге всё равно пришлось бы искать либо мужа, либо покупателя.

Аппетит пропадает окончательно. Встаю, поднимаюсь наверх и быстро переодеваюсь. Проверяю телефон, но ответа от Сьюзи нет. И от этого градус моего настроения опускается ещё ниже.

На улице уже совсем темно и зло хлещет дождь, то и дело раздаются глухие раскаты грома, и где-то вдалеке зигзагом вспыхивает молния. А я, словно испуганная маленькая девочка, жмусь к плюшевому медведю. Но уснуть всё равно не получается. Я верчусь, прокручивая в мыслях нашу с Генри встречу. Вспоминаю его глаза, улыбку. Удивительное, непривычное поведение. И пытаюсь понять, нравится ли оно мне.

Он ни разу не пытался приблизиться, как делал раньше. Не лез целоваться, не пытался обнять. Только один раз нарушил границу, когда вытер мороженое с верхней губы.

Даже как-то не верится, что он может быть таким.

Глава 17

— Ну же, подходи ближе, он не кусается.

Генри улыбается, придерживая грифона за поводья, только мне от этого спокойнее не становится. Грифон кажется огромным, на голову выше Генри. Мощное тело льва, с нервно бьющей по траве кисточкой хвоста, сложенные на спине крылья и огромный клюв вызывают у меня самый настоящий приступ паники. И подходить приближаться я точно не собираюсь.

Когда Генри написал утром, спрашивая, не хочу ли я прокатиться, я даже представить не могла, что это будет грифон. В нашем мире, стремительно теряющим магию, эти странные животные могут остаться единственным напоминанием о ней. Если, конечно, их раньше не истребят.

Впрочем, кажется, даже если бы знала, всё равно согласилась. Просто не могла сидеть в доме, чувствуя себя запертым в клетке зверем.

Сьюзи, к счастью, ответила коротким: «Я не сержусь». И я до боли в глазах вглядывалась в безразличные чёрные буквы, словно надеялась прочесть между строк. Долго думала, что написать в ответ, но так и не решилась. Почему-то казалось, что это не так. Что она всё же сердится на меня. И нужно бы позвонить, выяснить всё, но я медлила, а потом пришло сообщение от Генри. И я трусливо сбежала на третьем свидание, которое грозило закончиться не начавшись.

— Смелее, трусишка.

Я хмуро кошусь на него и упрямо мотаю головой, даже демонстративно отступаю на шаг.

— Хотя бы подойди, — не унимается Генри. — Я не буду заставлять тебя садиться на него.

Вздыхаю и смотрю на грифона. Взгляд цеплялся за клюв, которым он наверняка может легко пробить череп. И тонкая кожаная полоска, которой он обвит, вряд ли удержит. От этой мысли меня прошибает холодный пот, блузка липнет к спине.

— Я буду рядом.

Голос Генри звучит на удивление мягко. Но я никак не могу понять, почему он настаивает.

— Зачем тебе это? — спрашиваю прямо.

И тут же жалею об этом.

Зачем спросила? Можно подумать ответ изменит моё решение.

— Ни зачем. — Он пожимает плечами. — Просто хочу поделиться с тобой одним из моих увлечений.

Я вздыхаю.

Ответ и, правда, ничего не меняет. Почти.

— Тебе нравятся грифоны?

— Безумно. Это сильные и невероятные гордые животные. Они не каждого подпускают к себе и не прощают плохого обращения.

В голосе Генри звучит непривычная теплота и нежность. Он переводит взгляд на грифона, скользит ладонью по перьям, поглаживая. А у меня сердце проваливается куда-то в пятки от одной мысли, что может сделать этот зверь.

— Иногда ты напоминаешь мне его.

Интересное сравнение.

И всё же после слов Генри я смотрю на это чудовище немного иначе, чувствуя, как внутри вспыхивает интерес. Не каждого подпускает, значит? И при этом он уверен, что меня подпустит?

Делаю осторожный шаг, затем ещё один и замираю. Грифон поворачивает голову, окидывая меня на удивление придирчивым взглядом. Словно думая, с какого боку лучше ущипнуть.

— Ну что, Пушинка, позволишь нашей милой гостьей тебя погладить?

Я невольно усмехаюсь.

Пушинка? Не очень-то подходящее имя для того, кто легко может втоптать тебя в землю.

Пушинка, кажется, целую вечность смотрит на меня, а потом неожиданно склоняет голову.

— Ты ей понравилась, — поясняет Генри довольно. — Можешь погладить.

Могу. Но хочу ли?

Ноги, кажется, вросли в землю, и сделать шаг никак не получается. Но у меня всё-таки получается подойти. Сердце бешено колотится в груди, а ладони становятся противно-липкими, так что приходится быстро вытереть их о штаны.

— Смелее.

Что ж, было бы глупо отступить сейчас.

Осторожно тянусь к голове грифона, кладу ладонь и медленно веду вверх. У неё удивительно мягкие и гладкие перья, так что хочется гладить и гладить. И я поддаюсь порыву, веду ладонью дальше, к шее и крыльям. Генри отступает, позволяя мне подойти ближе.

— Ну вот, а ты боялась. И ведь совсем не страшно.

Я невольно улыбаюсь в ответ.

— Я бы не…

Но договорить не успеваю, Генри подхватывает меня и садит в седло, а затем забирается следом. Я тут же замираю, кажется, даже дышать перестаю. Цепляясь в седло так, что пальцы белеют.

— Но ты же обещал, — выдыхаю испуганно, глядя на землю.

Сердце пропускает удар.

— И? — Горячее дыхание обжигает ухо. — Разве я заставлял?

Я открываю рот и тут же закрываю.

Нет, не заставлял. В этом он прав. И всё же от злости внутри начинает жечь.

Как он мог? Видел же, что боюсь до дрожи.

— Расслабься.

Читай на Книгоед.нет

Генри так близко, что я чувствую, как бьётся его сердце где-то в области моих лопаток. Но сейчас меня это не волнует, гораздо больше пугает грифон, чьи мощные бока я обнимаю ногами.

Генри обвивает одной рукой мою талию, заставляя откинуться назад и облокотиться на него, а другой натягивает поводья. И грифон делает шаг.

— Мамочки, — шепчу испуганно, не смея отвести взгляда от руки Генри с зажатыми поводьями.

Разве он сможет управлять одной рукой? А если не удержит?

— Не бойся. Пушинка — самый смирный из виденных мною грифонов.

Угу. Конечно.

Смирный грифон. Все же знают, что это такая же глупость, как лев — вегетарианец.

Но время идёт, а Пушинка и, правда, ведёт себя на удивление спокойно, медленно вышагивая по дорожке. Да и ощущение широкой мужской груди за спиной заставляет сердце биться ровнее. В объятьях Генри на удивление спокойно, и впервые мне не хочется скинуть его руку, по-хозяйски лежащую поперёк живота.

Постепенно сердце начинает биться ровнее, и я сажусь прямо, отлипая от Генри. Перевожу взгляд с его руки вперёд, на узкую аллею, окаймлённую деревьями. Ветви некоторых так близко, что я легко могу сорвать листок, если чуть наклонюсь в бок.