Мир Азриэля. Песнь ласточки (СИ) - Рома Валиса. Страница 26

Вскинув голову, Мария чуть ли не с нежностью взглянула на нависшего над ней коня, что выдохнул ей в лицо тёплый пар.

— Ты лучший конь, которого я когда-либо встречала, — горячо прошептала она, протянув руку и, схватив за уздечку, опёрлась ногой об корень, тут же из последних сил выкарабкавшись из чёртовой ямы и с ужасным облегчением ступив на неприятно чавкнувший мох, бросив оценивающий взгляд на так и замершего Виктора, что лишь скривил губы от досады. Сдув со лба прилипшую прядку волос, девушка присела на самый край, усмехнувшись и незаметно наклонив голову. — Вот даже не знаю, вызволять тебя отсюда или нет? а может, повисишь так денёк, два? Перспектива хорошая, заодно и обдумать всё успеешь… скажи, ты и вправду думал, что у тебя хоть что-то получится? Разве непонятно, что удача давно отвернулась от тебя? Хотя, ты сам отвернулся от себя, но мне повезло, что я не ты… давай руку.

Схватившись за поводья коня, а вторую протянув к парню, Мария вопросительно подняла брови, смотря, как тот уже не так уверенно отрывает пальцы от рукояти меча, нерешительно протягивая руку к ней и, хватаясь за её узкую ладонь, отталкивается от рыхлой земли. Конь, фыркнув, начал осторожно отступать назад, то и дело, что поглядывая по сторонам и вместе с девушкой вызволяя Виктора, что в последний момент успел выдернуть меч, тут же воткнув его в мокрый мох и, подтянувшись, окончательно выбраться. Отдёрнув свою не менее ледяную руку и отряхнув рваные штаны, он метнул взгляд на яму, что с таким же неприятным чавканьем начала обрастать землёй, пока и вовсе не скрылась за мхом, дожидаясь новую жертву.

— Пойдём, — гладя коня по шее позвала Мария, устремляя взгляд в сторону плотного переплетения деревьев. — Кажется, я там дом видела… надо проверить.

Даже не взглянув на Виктора, девушка прошла вперёд, ведя за собой коня и уже более тщательно ступая по мху, осторожно раздвигая плотное переплетение сухих кустов и вздрагивая, когда за воротник закатывалась новая холодная капля почти начавшегося дождя. Но вот деревья поредели, даже мох сменился жёсткой тёмной травой, пригибающейся к самой земле, и показалось почти что чёрное небо.

Накинув на голову капюшон, Мария бегло осмотрела местность, еле сдержав восхищённый окрик при виде старого, поросшего мхом на крыше, домика из тёмного дерева, что почти сливался с мохнатыми елями, и небольшую пристройку для дров с накренившимися столбами. Потрепав коня по жёсткой гриве, она чуть ли не бегом повела его в сторону жалкого домика, попутно снимая ещё невысохшую сумку и открепляя застёжки на седле. Осторожно заведя его в шаткий навес и расстегнув всю сбрую, девушка попыталась её снять, свалив на землю слишком тяжёлое седло и, аккуратно стянув оголовье, потрепала благодарно качнувшего головой коня по шее.

— Ты мой спаситель, — почти одними губами прошептала она, перекинув брякнувшую сумку через плечо и заслышав позади неприятный скрип отворяющейся двери. — Отдохни, хорошо?

Обогнув небольшой домик, что наполовину был сложен из полукруглых камней серого цвета, Мария невольно замерла, смотря на чёрный проём, что загораживал Виктор. Наконец, лишь сильнее нахмурив брови, он вошёл внутрь, ступая босыми ногами по трещавшим от сырости половицам, то и дело, что слыша тихие капли, просачивающиеся через небольшую дырку на потолке и глухо ударяющиеся о поставленную кем-то миску, уже наполовину заполненной водой.

— Тут давно никого не было, — невольно подала голос девушка, проводя пальцами по запыленному подоконнику с серым стеклом, что было прочно укрыто комьями старой паутины.

— И это настораживает, — раздался глухой ответ парня, что уже сидел напротив ржавой металлической печки в углу, кончиком ножа разгребая пепел и старый хворост. — Лучше не разводить огонь…

— Что бы мы тут от холода сдохли? — грубо поинтересовалась та, оттолкнув Виктора от печки и, сев напротив, стащила со стоящего рядом стула коробок старых спичек, тут же чиркнув одной из них и заставив на кончике заплясать яркое пламя. Осторожно запустив руку в тёмную жаровню, Мария подожгла старый хворост, заставив на его кончиках заплясать жалкие золотые искорки. — Ну же, разгорайся…

Проведя рукой над искрами, заставив их вспыхнуть ещё ярче, наконец-то явив пламя и тёплый хороший свет, она подкинула в медленно разгорающийся огонь пыльные поленья, покоившиеся под печкой, отряхнув руки и мимолётом взглянув на Виктора, уже успевшего расчистить единственное окно в этой коморке от пыли, и сейчас смотрящего на чёрный лес с такими же низко нависшими тучами.

Выпрямившись и сжав ремень сумки, Мария оглядела единственную комнату в этом старом доме, обшитую тёмно-жёлтыми досками, со старой двухэтажной кроватью и положенными на неё пыльными матрасами, покосившимся шкафом, в котором уже сменилось не одно поколение моли, и пыльным столом под окном, по бокам которого примостились скрипучие ящички с глиняными мисками и опутанными паутиной чашками. Скромно, просто, и явно давным-давно заброшенно.

Осторожно присев на громко скрипнувшую кровать и подняв вверх небольшое облачко пыли, девушка обхватила дрожащие от ещё непрогретого воздуха плечи, молча сверля взглядом Виктора, что стянул с покрытого шрамами тела рубашку, разматывая «бинты» из подгоревшей юбки платья и оголяя ещё не успевшие затянуться шрамы. Подтянув к себе миску на полу, он зачерпнул еле заметно подрагивающей ладонью прохладную воду, тут же приложив её к плечу и поморщившись от резкой боли, вспыхнувшей перед глазами.

— Так и собираешься пялиться? — заметив её взгляд и подняв свои золотистые глаза грубо поинтересовался Виктор. — Взяла бы да и помогла…

— Сколько ты пробыл в темнице? — перебила его Мария. — Видимо, слишком долго, что бы успеть потерять человечность… даже просить не умеешь, что уж говорить о благодарности? Для тебя наверняка даже не существует такого понятия как «доверие»…

— С доверием долго не проживёшь в этом мире, — даже ударив ладонью об стол негромко произнёс тот, скривив тонкие губы от какого-то давнего воспоминания. — Тут можно выжить только в одиночку, полагаясь на самого себя… как можно быть настолько наивным, что бы не понимать этого?

— Наивный тут только ты, — даже вскинула голову девушка, сощурив вспыхнувшие двумя рубинами глаза. — Думаешь, я не знаю про тебя? Дарованный Тьмой, с даром, что может погубить всех в одно мгновенье, и ещё пытавшийся найти лекарство… ну что, нашёл?

— Откуда… — даже приподнявшись с зашатавшегося стула чуть ли не прошипел он.

— Я вроде бы сказала, кем являюсь, разве нет? — тоже поднявшись со скрипнувшей кровати поинтересовалась Мария. — И, хочешь ты этого или нет, я знаю про твой дар, и как ты пытался от него избавиться, поэтому пришёл в замок короля, вот только он умнее оказался. Намного, раз лишил тебя лица и того, что можно было бы назвать душой… ну что, обрёл смысл? Вижу, что нет, раз гнил там как ободранная крыса, день изо дня терпя унижения и моля о том, как бы поскорее сдохнуть… а я рассчитывала встретить героя, а в итоге познакомилась с преступником.

Белые ледяные пальцы бесшумно сжались на тонкой шее, оторвав от пола и заставив впиться когтями в его ледяное запястье, смотря на горевшие адским огнём золотые глаза из-под спутанных тёмных волос, а так же тень за его спиной, что всё росла и росла, впитывая в себя свет и тянясь множеством рук к ней, огибая вокруг и с треском царапая старые доски, готовые рухнуть от сырости.

— Я никогда не считал себя героем, — голос, подобно вековому льду, прошёлся по всей коже, в тисках сжимая испуганно вздрогнувшее сердце и заставляя почти не моргая всматриваться в это холодное нечеловеческое лицо. — И лучше бы и дальше гнил в этой тюрьме, чем на меня бы охотились безликие, а я был бы должен какой-то плешивой девчонки, что даже понятия не имеет о том, что мне пришлось пережить… я не знаю, откуда тебе всё это известно, но если ты хоть раз затронешь эту тему, я не потружусь сломать тебе шею, или хребет, что больше предпочитаешь?

Сильнее стиснув уже онемевшие пальцы на его запястье, Мария почувствовала, как не хватает в груди воздуха, а перед глазами проносятся многочисленные круги, что затмевают лицо парня. Она вдруг вспомнила озеро, и то, как умерла в нём, на миг почувствовав свободу, и почему-то совсем не захотела испытывать судьбу снова, как ледяные пальцы на шее разжались, заставив бесчувственной куклой рухнуть на заскрипевший пол. Хрипло вобрав в грудь воздух и подняв настолько испуганные и безжизненные глаза на даже отступившего назад Виктора, девушка молча коснулась шеи, чувствуя на нём ледяной след и, осторожно поднявшись на ноги, вдруг ринулась к двери, с силой толкнув её плечом и, ступив на мокрую траву, запрокинула голову, жмуря глаза от проступивших слёз, облегчённо вдыхая прохладный воздух и дрожа под холодным дождём, что омывал лицо, проникая под одежду и заставляя приглушённо всхлипывать. Никогда ещё на душе не было так гадко, как сейчас, словно она окунулась в море Страхов и Страданий, пусть и выйдя оттуда живой, но явно с покарёженной душой, рассыпающейся в её дрожащих руках.