Мир Азриэля. Песнь ласточки (СИ) - Рома Валиса. Страница 54

— Твой… отец ещё давно кое-что сделал, — даже не обратив внимание на запинку продолжил спокойным голосом тот. — Но моя благодарность ему вряд ли будет нужна, в отличии от тебя… тут есть всё, о чём можно только желать, даже Властители мечтают побывать в этих залах. Каждая вещь тут — носит своё предназначение в будущем, и выбери её, она поможет тебе в дальнейшем… или же я могу сразу показать тебе то, что ждёт тебя в будущем.

— Показать?

Король кивнул, и пару длинных прядей соскользнули с его плеча, упав на ровную грудь.

— То, что ждёт тебя в дальнейшем, но при этом есть одно условие: ты забудешь об этом до определённого срока, а когда вновь узнаешь, ответы на терзающие тебя к тому времени вопросы будут раскрыты. Согласишься ли ты на такое? Это много чего стоит, и вряд ли тебе понравится то, что ты увидишь в иномирных зеркалах…

— И я забуду то, что видел? Забуду, но потом вспомню? Разве такое возможно? — вскинув голову и всматриваясь в его непроницаемое лицо переспросил мальчишка, неуверенно отступив назад и оглядев вокруг себя все эти сверкающие дорогими каменьями сокровища. Зачем ему эти вещи? Как они смогут помочь ему в будущем, если он даже не будет знать, для чего они? Ему не нужны дорогие браслеты, не нужны старые карты и всеми забытые мечи, даже резвый конь. У него всё это есть, и вряд ли что-то изменится, если к этому ещё что-то прибавится. — Я… я хочу увидеть будущее.

— Ты уверен?

Вик лишь сильнее сжал ладони в кулаки и кивнул, на что Король Полоз ещё с минуту не мигая вглядывался в его лицо, прежде чем развернуться и, поведя рукой, позвать за собой. Спохватившись, мальчишка ринулся за ним, тихо шлёпая грязными мокрыми ботинками по мраморному полу, уже больше не обращая внимания на меркнущие по сторонам сокровища, с замиранием сердца гадая, что подбросит ему судьба. Неужели он всё это может забыть? Даже не верилось, но хотелось хотя бы одним глазком взглянуть на то, что ждёт впереди, и ждёт ли вообще?

Хозяин изумрудного града вёл его к одной из высоких чёрных башен, что ближе всех расположилась к расколу на потолке пещеры. Сама она была сделана из прочного не просвечиваемого хрусталя с вкраплениями редких зелёных камешков с примесью золота, что встречалось на винтовых ступеньках, светясь в полумраке и указывая дорогу. Вик шёл не спеша, словно растягивая время, касаясь пальцами гладких холодных стен и смотря, как в темноте переливается изумрудом плащ Короля Полоза, освещая всё приятным светом и заставляя на стенах играть зелёные искорки.

Но вот лестница закончилась, и перед ними предстал большой полукруглый зал, полностью сделанный из чёрного хрусталя с большими молочно-белыми зеркалами на стенах в золотых рамах с черепами. Стекло ни отражало совершенно ничего, словно взяли и разлили по поверхности туман, но при этом казалось, что внутри них кто-то обитает, тёмными тенями порой выскальзывая на поверхность и с прищуром смотря за ними.

— Смотри, — легко подтолкнув мальчишку вперёд произнёс хозяин града, отступив в темноту лестницы и словно слившись с ней, не сводя взгляда с заклубившейся черноты внутри зеркал.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Виктор осторожно шагнул к одному из зеркал, протянув заметно подрагивающую руку и коснувшись ледяной поверхности, как вдруг туман хлынул в зал. Вскрикнув от неожиданности, он испуганно огляделся, всё сильнее и сильнее замечая, как начинает меняться пространство вокруг.

Вот чёрный, словно сажа на печи, одиноко высившийся на островке среди серого тумана неприступный замок с тонкой полоской дорожки, и отец. Он стоял на краю стены, сжимая в окровавленной руке меч и зло сверкая глазами. Его уставшее, потемневшее лицо искажала гримаса ненависти, злости и такой лютой ярости, что мальчишка на миг испугался, как бы он не испепелил его своими глазами. Но тот не обращал на него внимания, смотря на незнакомца перед собой. Гордого, слишком самоуверенного, с такой лёгкостью в каждом оточенном движении и льдом в глазах, что само по себе хотелось преклонить перед ним колено. Но отец бы это никогда не сделал. Он вновь вскинул руку, отразив удар и отшагнув назад, взглянув на пропасть за спиной с клубящимся серым туманом, и вновь на противника.

— Твой век прошёл, — голосом, не терпящим возражения, сковавшим каждую мышцу, произнёс горделивый незнакомец, сощурив свои цвета льда глаза, — Амодей, и не пытайся его больше удержать.

— Вновь рвёшься в короли, Рубиус? — исказив губы в злой насмешке спросил отец, еле выпрямившись и сжав пальцами рану на боку, из которой так и лилась горячая, вязкая кровь, окропляя тёмные камни стены. — Тебе им никогда не быть, даже если убьёшь меня…

— Ты всегда был слишком наивным, — резко подавшись вперёд и сжав в пальцах рукоять меча, незнакомец со всей силы вогнал его в грудь застывшего противника, придерживая его за ворот и не давая упасть, с наслаждением в ледяных глазах вглядываясь в побледневшее лицо, даже не чувствуя, как с серебряного лезвия на его пальцы стекает горячая, склизкая кровь. — И за это порой надо платить собственной жизнью.

Разжав пальцы, он отступил назад, смотря, как поверженный противник, подобно тряпичной безвольной кукле, срывается с края стены, вместе с десятками алых капелек крови пропадая в тумане и исчезая из виду.

Глухой, полный боли и гнева крик застыл в ушах, когда чьи-то руки, что до этого сжимали плечи, невольно разжались, дав упасть и разбить коленки об холодный чёрный камень, с глазами полных слёз смотря на незнакомца, сжимавшем в руке небольшой медальон, окроплённый кровью, что он успел сорвать со своего противника. Сильнее сжав его на последок, он вдруг кинул под ноги мальчишки, исказив губы в холодной, леденящей душу усмешке.

— Он доверял тебе… — глотая слёзы и ярость прошептал Вик. — Верил, что ты на его стороне! Верил до последнего!..

— Доверие в наше время так же опасно, как попытка жить, — раздались слова призрачным эхом в голове, хотя он даже не взглянул на мальчишку, вглядываясь в бледное лицо женщины с застывшими слезами в уголках красивых глаз цвета оникса. — Уведи его, если не хочешь узреть ещё одну смерть за сегодня.

Дрогнув, женщина упала на колени перед мальчишкой, схватив его лицо дрожащими ледяными пальцами и всмотревшись в залитые слезами глаза, сама еле сдерживаясь, что бы не дать волю чувствам.

— Послушай меня, Виктор… — сглотнув, зашептала она, смахивая с его лица спутанные чёрные волосы, на что тот лишь испуганно закачал головой. — Слушай!.. не смей этого забывать, понял? Не смей забывать, кто убил твоего отца… люди и вправду жестоки и коварны, они умеют предавать других, поэтому будь хитрее. Верь только себе, и тому, кто знает, какие дьяволы в тебе обитают… остальные лишь лжецы, понял? А теперь пойдём, пока и наши головы не полетели в эту пропасть…

Туман заклубился, и видение пропало так же быстро, как и животный страх в груди.

Над головой зашуршали чёрные пики сосен и елей, затмевая собой ночное небо с сотней бриллиантов-звёзд, тускло освещающих лес и отражаясь в чёрной змеистой реке с вгрызшимися в каменистую землю серыми сваями и натянутыми меж друг другом старыми канатами. Только в этом месте она была настолько узкой, что её можно было бы ещё попробовать переплыть, и всё же что-то останавливало его, заставляя всматриваться в чёрную, словно зеркальную воду. Его что-то гнало вперёд, от чего он постоянно оглядывался и вслушивался в эту ночную тишину, тяжело переводя дыхание и периодически зачёсывая назад спутанные чёрные волосы, смахивая с щеки уже успевшую застыть кровь. Наконец, решившись, он дотронулся до натянутых канатов, заставив на столбах вспыхнуть голубые линии, тускло светившиеся в темноте.

Что-то негромко затрещало, и из чёрной воды, разрезая гладь обшарпанным носом, показалась старая лодка, негромко шлёпавшая вёслами и плывя в его сторону. Вгрызшись в серые камни своим худым дном, она застыла, словно так и приглашая внутрь, и Виктор не смел ей отказать, перепрыгнув через борт и тут же вздрогнув, когда вновь натянулись канаты, и лодка оторвалась от берега. Сердце опасливо вздрогнуло и сжалось в груди, заставив почти не дыша смотреть на чёрную воду без дна, различая в ней сотни звёзд, и собственное бледное лицо, лишённое хоть каких-то красок, лишь глаза так и горели золотом с рыжиной.