Мир Азриэля. Песнь ласточки (СИ) - Рома Валиса. Страница 7

— Только бы не сойти с ума окончательно, — уже не так убедительно прошептала она, тряхнув головой и рассыпав по спине собранные в хвост волосы цвета рыжих листьев с алыми прядками.

Забрав найденные книги и, оглядываясь по сторонам, словно ещё надеясь найти этого незримого зрителя, следящего за ней ровно тогда, когда она ступила в этот чёртовый дом, Мария чуть ли не выбежала из библиотеки, настолько громко захлопнув старую тяжёлую дверь, что эхо от хлопка преследовало её до самой комнаты Виктории, отстав лишь только тогда, когда она перешагнула низкий порог.

Сложив тяжёлые старые книги, покрытые тонким слоем пыли на стол, девушка отряхнула руки, чихнув от витавшей в воздухе старины и тут же поморщив нос. Глаза как нарочно заслезились и, вытерев проступившие капельки в уголках, она подтянула к себе книгу Мира Азриэла, открыв первую страницу и в какой раз за утро прочитав одну и ту же надпись:

«Моей маленькой Виктории, первооткрывателю этого сказочного мира грёз. Её Л.Т.Г.»

Сама книга начиналась странно, если можно ещё так сказать. В оригинале маленькая Виктория убегала в лес и находила чёрное, как смоль, озеро, на котором был мост из светящихся золотом светлячков, что выводил её в Забытый Город без единого живого человека. Там, на каждой стене, были тени забытых людей, затерявшихся в мирах, вселенных, параллелях, забывших свои истинные имена и ставшие никем. Там же было множество дверей, и лишь одна из них имела цвет сусального золота, а добраться до неё можно было только потерявшись в улицах, но не в себе, и тогда эта самая Золотая Дверь представала перед тобой, приглашая внутрь, в таинственный мир красок и грёз, где каждое желание имело право жить. Там же правили четыре правителя, разделившие все континенты на четыре фракции: фракция Пустоты, Бездны, Призрачности и Забытья, а так же две нейтральные земли — Север и Пустыня, где жили разбойники, варвары, ведьмы и различные существа. А на переплетение этих четырёх фракций вырос город — Азриэл, или же Призрачный Город Всех Дорог, куда можно было попасть лишь загадав желание. Но не всё так хорошо было в этом мире. Короли ненавидели друг друга, борясь за власть и наплевав на то, что происходит вокруг. А вокруг медленно зарождалась Тьма, охватывая моря и океаны, леса и города, заставляя почву пропитываться кровью людей, а сам мир разделяться на Зло и Великое Зло. По крайне мере, так писала сама Виктория, в книги же это не упоминалось, лишь во второй части говорилось про Великую Тьму, что высвободилась от пророчества Павшего Огня.

Во второй же версии, юноша по имени Виктор был сам отмечен этой Тьмой, и что бы справиться с ней и своими тёмными силами должен был разыскать какой-то могущественный артефакт, при этом побывав во всех фракциях и нейтральных зонах, поддержав одну из них и в итоге став участником войны… на этом вторая книга — Шёпот Ветра — заканчивается без одной, довольно важной, главы. Что должно было произойти дальше — загадка. Не осталось никаких черновиков или других записей самого «сказочника», а последняя, предсмертная записка, значила:

«Этот мир перестал существовать… в моей голове»

Что она означала, сейчас уже вряд ли кто поймёт. Но факт оставался фактом: книга вышла в марте 1930 года, а сам автор умер спустя десяти лет после её опубликования, и только после уже начали пропадать дети. Полиция списала на маньяка-убийцу, но тела так и не были найдены, вплоть до пятидесятых, когда военные по чистой случайности нашли чёрное, как смоль, озеро в Норвегии, а на дне тела детей, что даже спустя стольких лет оставались целыми и нетронутыми, вот только крови в них не было. После установили, что некоторые из них принадлежали бесследно пропавшим детям, но что эта была за аномалия, при которой тела не разложились от времени — даже учёные не могли дать однозначного ответа. При обыске дома чуть ли не в каждой семье была найдена книга Мира Азриэла, чьи страницы склеились от вязкой красной жидкости, предположительно являющейся кровью самих детей. Вину тогда скинули на родителей и их массовое помешательство, связанное с тем, что сами страницы книги были пропитаны каким-то веществом, затмевающим разум, но выявить его не удалось. Похищения в больших количествах тогда прекратились, хотя дети ещё пропадали и пропадали, да и сейчас по неизвестным причинам пропадают, и связанно ли это со свихнувшимся миром прадеда — кто знает. Но достать сейчас эту книгу является большой проблемой: старинные рукописи находятся в семейных библиотеках, и встретить на рынках или магазинах их большая редкость. Можно ли это списать на совпадение — она уже не знала, хоть и пыталась себя уверить, что это оно и есть.

Книги не могут ожить, только если в мечтах, но не наяву. Это просто текст с буквами, и сюжет ты знаешь наизусть. Он не повлияет от выбора читателя или героев, он повлияет от решения автора, и всё. Все герои и злодеи — всего лишь строки перед глазами, а не реальные существа, которые стоят за твоей спиной и чего-то дожидаются. И даже если эта история самая красивая из всех когда-либо написанных, у неё есть свои подвохи, свои скелеты в шкафу и свои чёрные тени, которые она вынуждена отбрасывать. Мы ещё можем видеть «прототипы» тех или иных героев в совершенно левых людях, но что бы они становились ими… это может представить себе только безумец, живущий одними мечтами.

Достав из кармана одну из странных стеклянных монет и подняв её над собой, так, что бы свет от подсвечников пробивался через стекло, Мария сощурила глаза, смотря, как серебристые искры складываются в уже знакомый силуэт совы, которую она видела на карте звёздного неба, и только после перевернув, с удивлением отметила, что искры словно переставляются с места на место, рисуя шестиконечную звезду. Что-то это да и означало. На других монетах тоже были серебристые совы, и лишь на одной единственной, которую она нашла вечером под кроватью вместе с телефоном, морда оскалившегося волка с алыми искрами, что тут же менялась на сердце человека. Словно живое, бьющееся при игре света и заставляющее невольно настораживаться. Странные монеты. Впрочем, как и все найденные за вчерашний и сегодняшний день вещи. Они словно что-то кричали ей, намекая и ведя к чему-то, вот только она давно разучилась понимать намёки, дожидаясь прямолинейного ответа. Так и сейчас, словно Виктория даже после своей смерти пытается что-то сказать, показать, объяснить ей, а вот что именно — загадка.

За окном небо стало совсем свинцовым, чёрным, как будто тьма жила там, за стеклом, только притронься, и уже схватит. И что-то в этой тьме привлекло её, заставило подняться с места и осторожной подойти к подоконнику, вглядываясь во тьму, что не освещал ни один фонарь, и вздрогнуть, когда по небу прошлась серебристая молния, давая на миг увидеть бредущие из леса тени. Высокие, выше любого человека, с длинными руками и горбатыми спинами. Всего миг, и они пропали, как внизу раздался равномерный удар по двери.

Дрогнув и отстранившись от стекла, пытаясь выкинуть из памяти видение, девушка чуть ли не ринулась к двери, запинаясь в ногах пробежав по коридору и, спрыгнув на лестницу, перекинулась через ступени, успев заметить, как старый дворецкий уже протянул сморщенную руку к замку.

— Нет, стойте! — слыша, как голос переполняется диким ужасом, закричала Мария, тут же сжав чёрные перила, смотря, как дверь с тихим скрипом приоткрывается, и внутрь врывается ледяной ветер с каплями дождя, тут же оказавшегося на её лице и волосах. — Что за…

На пороге никого не было, лишь клубящаяся тьма, и именно из этой тьмы показалось движение, и порог что-то перешагнуло, оставив на полу размытый след от грязи с длинными следами чьих-то когтей.

— Вам что-то подсказать, господа? — явно не заподозрив ничего подозрительного надтреснутым голосом поинтересовался дворецкий, продолжая держать дверь.

Следы от невидимых ног замерли, и пространство вокруг тут же задрожало, позволяя увидеть, как материя буквально рвётся на глазах, выворачиваясь наизнанку и ложась на плечи длинными чёрными плащами, струящимися живыми тенями. Это были люди, или что-то отдалённо напоминающее их. Всего три человека: двое мужчин и одна женщина. Их лица вряд ли можно было назвать красивыми, но и до уродов им было ещё далеко: словно они находились на этой самой грани и, стоило им только повернуть голову, одно сменялось другим. Бледные лица с тёмными, словно специально подчёркнутыми, скулами, и чёрные длинные волосы. Да и сами они были великанами, что каким-то чудом не задевали высокий потолок с белыми лампочками, тускло освещающими пространство и придававшими им ещё более могильный вид. Да и черты лица словно были высеченные из холодного камня: длинные носы, лисьи глаза и тонкие губы смотрелись весьма хищно на подчёркнутым скулами узком лице.