Красноглазый вампир - Рэ Жан. Страница 67
— Как — и Бекс?
— Его настоящее имя Фрейлер Бартек фон Гуггенхейм, опасный и закаленный шпион, он же безжалостный убийца, дважды заочно осужденный в Англии за двойное убийство. — Гарри Диксон сжал кулаки. — Вы слышите? Мне нужен Фрейлер Бартек фон Гуггенхейм, чтобы повесить его на виселице в Ньюгейте, даже если мне придется последовать за ним до самого Берлина!!! Это и кое-что еще!
— Думаю, — мечтательно произнес доктор Миллер, — что я знаю его адрес.
Во второй раз Фредди Маллемс заметил, что сыщик подал знак врачу, чтобы тот замолчал.
Когда мистер Маллемс полностью поправится? — спросил сыщик.
Через неделю он будет здоров, как вы или я, — ответил судмедэксперт.
Через неделю встречаемся у меня на Бейкер-стрит, — закончил беседу Диксон.
А эту неделю за тобой буду ухаживать я, — решительно сказала Дженни Бинкслоп.
Его превосходительство
Шверфегер?
Здесь!
Сторх?
Здесь!
Флейшетер?
Здесь!
Голос начальника был жестким и злобным, подчиненные отвечали усталыми, безликими голосами.
Меж двух стен из серого бетона попарной цепочкой двигалась толпа людей, одетых в такие же серые балахоны, как и стены. За ними сурово следили охранники в форме.
Зал А левая цепочка… Зал Б правая цепочка… Зал В левая цепочка…
Команды звучали, пока бесконечные коридоры с серыми стенами полностью не опустели.
Невидимый громкоговоритель рявкнул:
Двое в кубы!
Надсмотрщик, выкликнув имена, отдал честь невидимому начальнику и посмотрел во двор, где коридор делал поворот, углубляясь между нескольких кубических зданий.
Два человека завернули за угол и направились к надсмотрщику.
На них были кожаные куртки, а на головах сидели небольшие черные шапочки.
— Идентификационные карты?
Пара людей без слов протянула картонные карточки надсмотрщику. Он внимательно их изучил.
— Стрелински?
— Я, — ответил человек помоложе.
— И Далльмейер… хорошо. Вы знаете, что надо делать. Сейчас девять часов. Вам запрещено покидать двор у кубов до одиннадцати часов. Всё это время вы являетесь там хозяевами. Ни у кого нет права передвигаться по двору без предупредительного звонка. В противном случае вы имеете право пользоваться оружием для поражения нарушителя.
Послышался сигнал.
— Приказ покинуть двор. Даже я не имею права там находиться в указанное время.
Глянув свысока и с презрением на рабочих, которые заходили в мастерские в глубине двора, главный смотритель отдал честь двум охранникам, коротко ответившим на его салют.
Двери из стального листа со скрипом захлопнулись, изменив первоначальный вид двора: он уменьшился и ослеп, поскольку в зданиях не было окон, а по всему фасаду тянулись традиционные знаки смертельной опасности: череп и две скрещенные берцовые кости.
— Пошли, — сказал старший, дав знак второму следовать за ним.
Справа от них в бетонной стене толщиной в один метр виднелось небольшое отверстие. За ним тянулся узкий коридор, который вел в низкий и пустой зал, освещенный ртутными лампами, имитирующими дневной свет.
На столе из черного мрамора меж двух рядов записывающих аппаратов подрагивал красноватый свет контрольных лампочек.
Вдоль одной из стен тянулся еще один длинный и узкий мраморный стол, по которому в желобке бежал тонкий ручеек проточной воды.
Вся меблировка состояла из двух металлических стремянок.
— В кубах нам разрешено курить, — сказал Далльмейер, раскуривая небольшую трубку из черной глины, — советую присоединиться ко мне.
Дым поднялся к потолку и исчез в вентиляционном отверстии.
Далльмейер перестал обращать внимание на своего компаньона, уселся перед мраморным столом, набрал в пробирки несколько образцов воды.
Несколько минут он возился с различными реактивами, потом включил аппарат, похожий на электрофон. Брызнули фиолетовые искры. Загорелась маленькая круглая лампа, укрепленная посреди эбонитового диска. Далльмейер снял акустическую трубку.
Вода чистая… через десять минут отправлю первые результаты.
Почти тут же вода в выемке перестала бежать.
Далльмейер включил несколько аппаратов и поглядел на часы. Вода вновь появилась, потом снова зажегся электрический глазок.
Состав воды изменился, — коротко сообщил Далльмейер.
На другом конце провода, по-видимому, произнесли что- то ободряющее, потом тот же угрюмый и усталый голос произнес:
Благодарю… посылайте второй результат.
Через некоторое время голос сообщил:
Изменения более выражены. Продолжайте посылать…
Третьего результата нет. Вернитесь к первому.
Всё это продолжалось два часа. Работал только Далльмейер, а его компаньон внимательно следил за его действиями.
Наконец во дворе послышался звонок.
Кто-то объявил о своем появлении!
Снаружи послышались звонкие шаги, и появился очень толстый человек с голым розовым черепом. Он потирал руки.
Герр директор! — произнес Далльмейер и едва заметно поклонился.
Вошедший ответил на приветствие.
Вижу, вы знаете свое дело, — сказал директор. — Сегодня же отправлю рапорт. Через несколько минут будете свободны и можете отправляться в подготовленную для вас квартиру. Оберст примет вас в три часа. До свидания.
Выйдя во двор, Далльмейер и Стрелински увидели главного надзирателя, который указал им дорогу.
Им пришлось идти по длинным узким улицам меж бесконечных стен без единого окна и двери. Только иногда в толстых бетонных стенах появлялась узкая щель.
Когда они приблизились к широким стальным воротам, выкрашенным в красный цвет, два вооруженных солдата в серой форме преградили им дорогу.
— Идентификационные карточки!
— Вот!
Солдаты вернули им карточки. Один из солдат прокричал в рупор:
— Далльмейер и Стрелински… пропустить!
По ту сторону ворот послышался лязг затворов, и внезапно окружение изменилось.
За воротами тянулся сад с бунгало. Сад окружала стена из красного кирпича. Квадратные клумбы были усыпаны маргаритками, а в зеленой деревянной кадке цвела бенгальская роза. Декор был дурного вкуса, а аллея, по которой шла пара мужчин, была по краям усажена асфоделями. В траве прыгали два дрозда. Это было единственное проявление жизни в этом скучном и безрадостном саду.
В конце аллеи перед ними появился слуга в строгой ливрее.
— Я отведу вас в ваши апартаменты, господа.
Он двинулся впереди них. Поднявшись по крыльцу из темного гранита, он толкнул вращающуюся дверь и провел их в белый и пустой холл, похожий на вестибюль клиники. Потом объявил:
— Номера 18 и 20… Лифт!
Номера находились на втором этаже.
Они были достаточно уютны, но в них не было ничего лишнего. Одна комната, служившая общей столовой, маленькая гостиная и курилка соединяли оба номера.
Стол был накрыт.
Едва Далльмейер и Стрелински сели за стол, как слуга принес еду.
Еда была простая, но доброкачественная. В графинах была вода и белое вино.
Потом слуга принес десерт — приятный на вид, но совершенно безвкусный баварский крем. Потом положил на стол карточку.
На ней было написано:
Его превосходительство примет вас в три часа.
Далльмейер сунул карточку в карман.
Нам напоминают, — сказал он.
Стрелински хотел ответить, но его компаньон знаком велел ему молчать. Он достал карандаш и на клочке бумаги написал:
В комнате есть микрофоны!
Молодой человек кивнул.
У меня плохое пищеварение, — громко произнес он, — я еще не привык к такому режиму, хотя, как помню, у нас уже было нечто подобное в Америке.
Мать-родина следует за нами повсюду, даже в гастрономических пристрастиях! — засмеялся старший. — Пойдем, прогуляемся по саду.
Они прошлись по печальным дорожкам и остановились перед небольшой клумбой с розами, которые Далльмейер осмотрел с видом знатока.
Здесь нам не надо бояться подслушивающей аппаратуры, — сказал он. — Надо привыкнуть обмениваться банальностями или не вызывающими подозрения словами. В этом месте мы можем говорить. Завтра сможем говорить и в кубах, если туда вернемся. Я заметил два весьма шумных мотора, которые заглушат наши слова.