Наречённая. Книга 2 (СИ) - Райн Лэйя. Страница 37
Неведенье лишало разума изо дня в день. Изо дня в день мне становилось всё хуже. Стены давили, ненастье за окном навевало мрак, вынуждая с головой окунаться в глубину отчаяния, как бы ни пыталась удержаться на краю. Повитуха всё так же приходила каждый день, её лицо становилось всё мрачнее, а глаза — холоднее. В какой-то миг я ловила её на том, что она боится. И тогда ворочалось сомнение — может, она намеренно усыпляла мою бдительность, пугая гневом короля? Волны холода захлёстывали меня целиком, и я переставала дышать. Надсмотрщик отказывался выходить из покоев, когда его просила повитуха, меры ужесточались.
Я оторвалась от окна, в которое смотрела неизвестно сколько времени, вглядываясь в снежные дали, прислонившись спиной к стене, сползла, опускаясь на пол, и слёзы сами собой полились из глаз, вздрагивали неутешно плечи. Мне жутко страшно. И больно. Отчего-то больно.
На следующий день повитуха не пришла, и меня буквально полосовало от тревоги кнутами и заставляло едва ли ни корчиться от боли и дикого пугающего предчувствия. Мои пальцы похолодели, когда в комнату зашёл надзиратель. Подхватив меня под локоть, вывел из комнаты. Я упиралась, но мои силы малы, чтобы справиться с воином. Да и бессмысленно, я здесь узница, рабыня, ничтожество, даже слуги с мной не заговаривали.
Холодные туннели поглощали нас полумраком, стынь скользила по ногам, овивая руки, поднималась вверх от запястий к шее, вынуждая вздрагивать от озноба. Меня втолкнули в просторный зал, вывели на середину. Тусклый дневной свет, лившийся в длинные узкие окна, освещал трон, что высокой горой возвышался впереди меня. На нём сидел мужчина. Король Ирмус пожелал увидеть свою пленницу. После темноты я не сразу рассмотрела его, привыкая к свету, но чувствовала кожей исходившую от него непоколебимую твёрдость, власть и силу. Внимательный колючий взгляд мутно-синих глаз из-под надвинутых тяжёлых век и хмуро сведённых бровей процарапал меня с головы до ног и обратно. В ушах зазвенело, а сердце зашлось онемением.
Рядом послышались шаги, я чуть обернулась. Повитуха вошла в зал вслед за мной, такая же несгибаемая, строгая, суровая, как снежная буря за окном. Меня от волнения проняла такая дрожь, что я не знаю, как смогла устоять на ногах. Что теперь будет?
Король поднялся, его костюм, расшитый золотом и синим бархатом, зашелестел, скользнула на пол тяжёлая мантия, скрывающая его мощное плечо. Он, несомненно, один из тех королей, которых я видела на экранах в прошлой жизни, только та картинка не имела ничего общего с её реальностью. Меня будто стена придавила, и внутри всё заходило ходуном, сжимаясь от каждого его движения. Одно его слово может сломать жизнь, оборвать в одночасье, или помиловать, но каким бы оно ни было — это казалось благословением свыше. Абсолютное могущество. Его близость угнетала меня, вынуждая сжаться до крохотной точки и исчезнуть, испариться лишь бы оказаться подальше от этого проницательного непоколебимого взгляда беспристрастных глаз. Тёмные волосы, зачёсанные назад, высеченный будто из камня тяжёлый подбородок, рельефные широкие скулы, гладко выбритые щёки делали его моложавым, но всё равно морщины в уголках глаз и складки возле носа выдавали истинный возраст.
Он, осмотрел меня всю и вдруг повернулся к повитухе.
— Сколько тебе ещё нужно времени?
— Я сделала, что могла, ваше величество.
Её ответ, как пощёчина, ударил хлёстко. Я повернулась к повитухе, дыхание сбилось, и мне резко стало плохо.
Король грыз её взглядом слишком долго, пока не выдал короткий приговор:
— Казнить.
А у меня пол качнулся под ногами, и теперь я будто стояла на тонкой доске, что плавала на поверхности воды.
Стражники, что ожидали позади нас, покинули свои места, скрутили повитуху, заломов руки женщине, но она и не сопротивлялась будто, только вздёрнула подбородок, и холодный взгляд обжёг меня. Она едва заметно покачала головой, сожалея.
Король повернулся ко мне.
— Немедленно вытащить из неё его. Увести.
Его слова, как удар в грудь камнем, я качнулась попятилась назад, когда стража подступила ко мне, хватая меня за руки, рванулась, остервенело завившись, оцарапав лицо одному, прокусив руку другому. Что-то тяжелое ткнулось мне в затылок, и голову залила свинцовая чернота. Мои ноги покосились, и я рухнула куда-то в пропасть, глухо вскрикнув.
Меня куда-то несли, потом бросили. Полёт и удар спиной обо что-то твёрдое вынудили скорчиться от боли и застонать. Запах плесени ударил в нос и растёкся по горлу сыростью. Моё сознание металось отчаянно где-то на поверхности, а я сама камнем лежала на твёрдых досках беспомощно и безвольно. Со мной могли сделать всё, что угодно. Пыталась подняться, скребя по дереву ногтями, пока разрывающуюся болью голову вновь не затопило вязкой тьмой.
«Скоро они что-то сделают со мной», — неуёмной сгустком метались внутри меня страх и паника. Нужно подниматься, но я не могла открыть даже веки и пошевелить руками — я полностью обессилена. Меня начал колотить озноб от холода, он вгрызался в мои плечи, скользил по шее и спине. Я провалилась в небытие и когда вновь очнулась, поняла, что околела совсем. Сквозь приоткрытые веки и дымку ресниц сочился тусклый свет — горела масляная лампа где-то под потолком, освещая голые каменные стены. Это была другая комната — тёмная и глубокая, с высоким потолком. Темница?
Скрежет и движение сквозняка по телу вырвали меня из небытия. Шорох шагов донёсся из темноты, заставляя очнуться мгновенно. Я поднялась и тяжело отползла от края лавки, забиваясь в самый угол, обхватывая себя руками, забывая об адской боли в голове и шее, куда пришёлся удар. Тёмная фигура глыбой выплыла прямо из стены, двинулась ко мне, закрывая собой, казалось, всё пространство. Я вжалась ещё сильнее в стену, подбирая ноги. Когда он вышел на свет, смогла рассмотреть нарушителя моего спокойствия лучше: угловатый мужчина с небрежной щетиной и чуть взъерошенными короткими волосами. По одежде я поняла, что это лойон, только оружия не было на поясе. Он вдруг кинулся ко мне, я ничего не успела сообразить, схватил жёстко и зажал мне рот рукой в перчатке, прежде чем моё горло разорвал крик. Я только могла чувствовать, как воздух покидает легкие, как меня сдавливают и сминают огромные жёсткие руки. Лойон наваливается на меня всем весом, прижимает к лавке, и я осознаю, что больше не могу дышать, соленый вкус крови из прокусанной губы и вкус кожи перчатки растекаются по языку вязкой горечью, вызывая омерзение.
— Чем провинилась, за что посадили в Колодец? Неугодна? — захрипел он, потёршись о моё тело пахом и лицом.
Колючая щетина оцарапала тонкую кожу шеи и груди. Он освободил мне рот, грубо сжал мои челюсти мозолистыми пальцами.
— Раскрой тайну и свои сладкие губки. Худющая, сисек нет, но тем и лучше, я таких люблю.
Желудок скрутила тошнота, во мне будто тугая пружина натянулась, и я со всей силы ударила его по лицу так, что костяшки пронизала боль. Лойон выпустил меня из захвата, и следом мощная пощёчина огрела кожу в ответ, так что голова безвольно откинулась, щеку запекло, а виски пронзила боль.
— Шлюха! — выплюнул он. — Любишь жёстко, тогда тебе понравится со мной, — вторгся руками под платье, щипая больно бёдра.
Я всхлипнула. Мысль о том, что меня могут растерзать в этом страшном месте, что я могу потерять то, что внутри меня, взорвала во мне вулкан ярости. Я зашипела, как дикая кошка, и вонзила ногти ему в лицо, продирая глаза, делая глубокие борозды. Пусть убьёт, но я не дамся. Мои попытки оказались бессмысленными, только разозлили. Лойон взревел, отдирая мои руки от себя,
— Ах ты, сука! — швырнул меня на лавку, снова ударив.
Я ушилась о стену плечом, боль пронизала лопатку до самой шеи, потемнело в глазах, и я даже не заметила, как лойон стянул мои волосы в кулак, обжигает кожу острой болью. Он держал крепко, другой рукой задирая к поясу подол моего платья, оставляя на моём теле синяки. Потом раздвинул мне ноги и сильнее подмял под себя, захватывая мою шею пятернёй, пережимая горло, не давая дышать. В груди невыносимо загорелось, из глаз брызнули слёзы, мышцы тела окаменели, а то, что внутри меня, добавляло невыносимой боли и страха. Я из последней воли упиралась, мешая взять меня.