Понять. Поверить. Простить (СИ) - Леонова Светлана. Страница 100

— Я тебя очень люблю, — тихо проговорила я. И наверно не устану говорить никогда.

— И я тебя очень, родная моя.

Когда мы вышли из кафе, на улице уже было темно. Город еще не отошел от новогодних праздников, к тому же где еще в мире справляют целых два Новых года — по новому стилю, то есть в ночь с 31 декабря на 1 января, и по старому — в ночь с 13 по 14 января? Поэтому столица еще не спешила снимать с себя новогоднее убранство. Город освещался тысячами маленьких и больших огней, создавая причудливые тени на зданиях и дорогах.

Мы приехали в центр Москвы и Стас оставил машину возле набережной.

— Я приглашаю тебя на свидание. — Повернулся он ко мне. — Пойдем прогуляемся немножко.

— Как когда-то? — окунаясь в воспоминания, протянула я. Да, это было то самое место, куда мы пришли на наше первое свидание и где случился наш первый поцелуй.

— Как когда-то, — так же мечтательно произнес Стас.

Мы бродили по знакомым местам, держась за руки и боясь отпустить друг друга даже на мгновение. Вокруг все было тем же, как и прежде, за исключением того, что в прошлый раз была осень, а сейчас зима запорошила все вокруг снегом. Вот только мы со Стасом уже не такие наивные и безмятежные, какими были шесть лет назад. И все же гуляя с ним вот так, взявшись за руки, я снова окуналась в прошлое.

Мы остановились на том самом месте, где Стас когда-то впервые поцеловал меня. И в памяти тут же всплыла эта сцена. Вспомнил ли он об этом? Я с волнением заглянула в любимые глаза и тут же увидела в них ответ на свой не заданный вопрос: да, он тоже помнит этот поцелуй. Не поэтому ли мы сейчас здесь?

— Когда ты уехал, я часто сюда приходила. Это происходило как-то неосознанно — бродила по городу, замкнувшись в себе, а когда вдруг оглядывалась — то находила себя именно здесь. Ты помнишь наш первый поцелуй?

— Конечно помню, — мягко ответил Стас, глядя прямо в глубину моих глаз, отчего казалось, что он заглядывает прямо в душу, и заправил выбившийся локон мне за ушко. — Ты была грустной-грустной. И мне так захотелось тебя тогда поцеловать, что даже сил не было сопротивляться этому желанию. — И склонившись ко мне ближе, он уже почти шептал. — Прямо как сейчас…

Стас завладел моими губами. Я почувствовала сперва легкое и нежное прикосновение его губ, как будто даже нерешительное — и вправду как первый робкий поцелуй, но спустя какое-то время он стал чувственнее и глубже. И вот мы уже стоим на ветреной набережной, под падающим с неба снегом, и с упоением целуемся, как два подростка, а я всем телом стараюсь прижаться к любимому, чтобы быть как можно ближе к нему.

— По крайней мере, я рад, что мне не придется расставаться с тобой и провожать к родителям, как тогда. — Я увидела, как смеются его глаза. — Дома мы продолжим с тобой эту тему с поцелуями…

Мне не хотелось больше ничего слушать и я, встав на носочки, сама потянулась к его губам.

Мы совершенно потеряли счет времени — просто гуляли и наслаждались обществом друг друга. А когда уже совсем замерзли, пошли обратно к машине.

— В прошлый раз я привез тебе подарок, помнишь? — спросил у меня Стас.

Еще бы, мне ли не помнить, как я сразу же надела на себя палантин и как бережно Стас меня укрывал им.

— Сегодня я тоже хочу тебе кое-что подарить, — с этими словами он вытащил из багажника машины… Я сначала даже не поверила своим глазам, а просто вытаращив их, смотрела на то, что Стас назвал подарком.

— Что это? — рассеянно пробормотала я, а затем поправила саму себя. — Зачем? Не нужно было…

— Это мой предсвадебный подарок тебе, — сказал Стас, разворачивая подарок, чтобы показать его мне во всей красе. — Чтобы ты на нашей свадьбе не замерзла.

Я против воли подошла и дотронулась до того, что он мне подарил: мягкий и очень красивый полушубок из белого меха норки с отделкой, как я позже узнала, из меха соболя на капюшоне. Мне стало даже неловко — это был очень дорогой подарок.

— Стас, ты меня слишком балуешь, — попыталась я возмутиться. — Ты ставишь меня в неловкое положение такими дорогими подарками…

Но Стас тут же возразил:

— Эль, если у меня есть возможность порадовать свою любимую женщину дорогими вещами, значит я это буду делать.

— Ты мне уже столько подарков и сюрпризов сделал, что я даже не знаю, чем тебе ответить.

— Не нужно мне отвечать — твои сияющие глаза самый лучший ответ. А подарок… Когда-нибудь ты мне еще сделаешь подарок, и не один.

Интересно, неужели это я настолько хорошо стала читать его скрытые мысли, или же Стас не особо старался спрятать истинный смысл брошенной фразы? Я точно знала, про какой подарок он сейчас говорил — о ребенке. Конечно же для него, так и не успевшего познать, что же такое быть отцом, рождение ребенка станет настоящим подарком. И все же, помня свое обещание не торопить меня в этом вопросе, Стас не высказал свое желание вслух. Не знаю почему, но это заставило меня призадуматься.

— Так и будешь стоять и в руках держать, — прервал мои размышления голос Стаса. — Может примеришь?

— Сейчас? — я была несколько смущена.

— Да. Давай я тебе помогу. — Он взял у меня из рук меховое изделие и помог снять куртку, а потом быстро накинул на плечи свой подарок, помог застегнуться и накинул на голову капюшон. — Что скажешь? Тепло ль тебе девица, тепло ль тебе красная?

Я засмеялась, вспомнив эти слова сказочного персонажа Морозко из одноименного фильма, и весело ответила.

— Ну и что я на это должна ответить? Есть два варианта, — и стараясь подражать интонации Инны Чуриковой в данном фильме я протянула. — "Да ты что, дед, обалдел совсем? Видишь, у меня руки и ноги замерзли! Подавай скорее жениха! Да приданого! Да побольше!" или же подойдет другое: "Тепло, Морозко! Тепло батюшка!"

Стас хохотал во весь голос. Он притянул меня к себе и поцеловал в нос.

— Да, с тобой не соскучишься. Кроме шуток, нравится?

Я освободилась из его объятий и подошла к машине, чтобы посмотреть на свое отражение в тонированных стеклах.

— Очень, — честно ответила я, крутясь перед импровизированным зеркалом. — И главное, тепло.

— Вот и хорошо, — Стас подошел ко мне сзади и обнял за талию, — теперь я буду уверен в том, что на свадьбе ты не замерзнешь.

— Спасибо тебе большое, — я развернулась в крепких объятиях и нашла теплые губы, — даже и не знаю, как тебя отблагодарить.

— Потом отблагодаришь. А теперь поехали-ка домой, а то пока по этим пробкам доберемся, уже поздно будет.

Пока мы ехали в машине, я всю дорогу размышляла. У меня все в душе переворачивалось, когда я видела, как Стас украдкой, думая, что я не вижу, с грустью в глазах смотрит на чужих малышей. Мне кажется, что он даже неосознанно тянется к ним — когда в обувном магазине рядом с ним упал один маленький карапуз, а его мама была далеко и не успевала к нему подбежать, Стас первым ринулся поднимать малыша. И нужно было видеть его в тот момент — он как будто прикасался к чему-то недоступному, священному. Так имею ли я право лишать его того, чего он так хочет — семейного счастья, тепла, радости отцовства? Я и так уже один раз отняла у него все это. Мы теперь семья, а это значит, что нельзя больше думать только лишь о себе — теперь нужно думать о НАС. И все же сомнение в себе самой у меня оставалось — а смогу ли я снова отдать всю себя без остатка другому ребенку? Не забуду ли я Анечку?

Этой ночью, впервые за долгое время, мне снова приснилась Анечка. Она что-то весело мне рассказывала, но что именно, я никак не могла уловить. Раздавался ее звонкий смех, а потом она вдруг отчетливо произнесла:

— Мамочка, а ты ведь меня не забыла? Я очень по тебе скучаю. Очень хочу к тебе.

Вдруг все сменилось: я вновь оказалась с ней на той злосчастной остановке. Мы стояли и разговаривали, и как в замедленной съемке на нас снова неслась та машина. И я снова не успела ничего сделать, чтобы спасти свою малышку. Последнее, что осталось в моей памяти о том дне — это мой крик и темнота.