Безмолвные - Глазнева Оксана. Страница 20
— Вижу зверя! — сообщил он напарнику.
Они крепко сжали древки топоров, готовые к бою.
Водянники на берегу тянулись к Ри, шли к нему, но танец хватал их за ноги, не давал дойти до костров на склоне.
Люди смеялись, кружились, блестели в свете костров глаза, звенели женские бусы и браслеты, пахло дымом и потом. Они не видели монстров. Те умело отводили взгляды, смешивались с толпой, но Ри оказался не единственным, кто видел нечисть.
Хоровод, в котором кружилась Александра, распался, она повернулась к новому партнеру по танцу и увидела перед собой водяного духа. Он был одет в штаны, без рубахи, совсем не стесняясь своего пухлого, синюшного тела без сосков и перепончатых босых ног. Блестели круглые желтые глаза, текла с мокрых волос вода. Водянники танцевали между людьми, растягивая в страшных улыбках огромные рты. Александра закричала, но ее крик проглотил барабанный бой. Она схватила за руку ближайшую девушку, потянула прочь из толпы танцующих, но ее саму схватили за вторую руку, увлекли в хоровод. Александра с трудом вырвалась, попробовала найти Сарму, но какой-то парень подхватил ее на руки, закружил… Она закричала, желая предупредить об опасности, но ее голос не пробился сквозь музыку.
Александра сделала единственное, что было в ее силах. Она сама бросилась к ближайшему водяннику. Разомкнула его лягушачьи пальцы, держащие за руки девушку лет шестнадцати, сама заняла ее место, закружила водяного духа, потянула прочь из круга танцующих!
Она не знала, что будет делать, но отступать не собиралась.
Музыка стихла. Оборвалась на взлете. Замер водянник. Остановилась Александра, крепко сжав холодные скользкие пальцы. Прекращали танец разгоряченные недовольные люди…
Монстры очнулись. Она смотрела в круглые желтые глаза и видела, как они становятся осмысленными. Девушка не отпускала руки. Люди тоже заметили монстров, закричали дети…
Удар.
Громкий хлопок по натянутой коже набата, такой неожиданный, что сердце охнуло от испуга. Александра обернулась, хотела рассмотреть музыканта, но костры на берегу ослепили, не давали увидеть, что делается на склоне.
Удар.
Не мог человек так громко бить по обычному инструменту, удар разнесся над деревней, над лесом, над рекой, прижал дым от костров к земле.
Удар — гром в небе — разорвал духов, как порыв ветра разрывает туман. Брызги вонючей болотной воды окатили стоявших рядом.
Несколько мгновений стояла тишина. А потом вдруг кто-то рассмеялся на склоне холма. Громко и заразительно. И в толпе заулыбались, засмеялись дети, дрогнули в несмелых улыбках губы взрослых, у которых все еще дрожали руки.
Ри на холме у барабанов продолжал смеяться.
В землях господина Радима наступила полночь.
Музыкант почувствовал, что маг появился за спиной. Невидимая рука дернула за поводок-пуповину, выворачивая Ри наизнанку от боли, и в следующее мгновение он снова окунулся в темноту.
Как жаль, что он так и не увидел выражение лица Радима! Хороший был вечер…
Еще неделю Кай не вылазил из дозоров. Они шли от деревни к деревне, то приближаясь к серой завесе — границе манора, — то удаляясь от нее.
В лагерь не возвращались, шли на юго-запад, затем свернули на восток. Спали в деревнях на сеновалах или прямо в лесу, не мылись по несколько дней. После дневных походов, усталые, раздраженные люди почти не разговаривали друг с другом, но отношение к Каю постепенно менялось. Тид предложил табака, бросил беззлобную шутку Лука, толкнул в плечо, улыбнулся Рыжий… Пустота вокруг понемногу наполнялась людьми.
В Озерске, большой деревне на востоке манора, их нагнал сотник Новак с тремя десятками своих ребят. Все гладко выбритые, коротко подстриженные, пахнущие мылом, как маги. Слишком чистенькие, они не подходили лесу, не подходили запыленным деревенькам да и всему вокруг. Усталые пограничники возненавидели их сразу и до глубины души.
— Чем обязаны, сотник? — хмуро спросил Коршун.
Новак взглядом окинул выстроившихся перед ним людей, нашел во втором ряду Кая и ткнул в него пальцем.
— Хочу забрать его к нам.
Кай растерялся. Он посмотрел на Тида и Луку, на Рыжего и остальных ребят, на Коршуна… Сотник сжал челюсть, поиграл желваками и, не глядя на Кая, кивком головы указал на Новака:
— Северянин, с этой минуты поступаешь в распоряжение сотника.
— Есть, — сухо сказал Кай, чувствуя, как мир вокруг него снова пустеет.
Дальше с дозором он не пошел. Следом за Новаком отправился на постоялый двор.
Для именной стражи отвели весь второй этаж. При постоялом дворе была баня и цирюльня. Кая отмыли, коротко постригли, побрили и выдали одежду и снаряжение.
— Булат, — улыбаясь, пояснил стражник, что выдавал ему кастане. — Такие есть только у нас.
— Очень жаль, — ответил Кай. — На границе они пригодились бы больше.
Внизу, в обеденном зале постоялого двора, ужинали его новые братья по оружию, но Кай не спешил спускаться к ним. Он долго не хотел надевать алую рубаху и белый плащ именных стражников, и лишь сабля притягивала взгляд. Он вдруг понял, как скучал по настоящему оружию!
С остриженными волосами, без бороды Кай чувствовал себя голым, уязвимым, но кастане в ладони вселяла неожиданное чувство: будто ему вернули руку.
Прошло больше получаса. Внизу ждали новые побратимы, и как бы Кай не откладывал, пришлось надеть рубаху, надеть плащ с гербом господина Дреговича. Кольчугу, подумав, тоже надел, а шлем, щит и прочее оставил в комнате.
Внизу ужинали. По залу сновал между столами хозяин и служанки, едва поспевая подносить гостям пиво, жареных гусей и разносолы. Вокруг раздавался стук глиняной посуды, добродушный смех и короткие окрики слугам. Да уж, эти люди песню о Последнем Короле не споют, слишком хорошо им жить при магах, чтобы желать чего-то иного.
Кай занял свободное место за столом и молча поел, не поднимая взгляда от тарелки. Пить не стал, вернулся в комнату, которую делил с другими стражниками, и лег спать.
Утром отправились дальше. В конюшне ждали белоснежные лошади под седлами, украшенными серебром.
— Ездил верхом? — спросил Новак.
Кай молча кивнул, хотя не помнил наверняка.
Ехали без спешки, по широкой, мощенной булыжниками, дороге. Идущие навстречу чумацкие обозы, пешие и верховые селяне, все жались к обочинам, люди опускали взгляды.
На обед остановились в деревеньке Святозаровке. Только здесь Кай понял, для чего ехали Новак и его люди. Они собирали дань.
В середине колонны с ними следовали два воза, запряженные волами. На них грузили пшеницу, ячмень, бочонки с пивом и клетки с птицами. Позади шел скот: коровы, лошади, овцы. В Святозаровке, как и в других деревнях, отчет держал староста. Они вместе с десятником Иваном Сташевским старательно пересчитывали все, что приносили мужики, и записывали в книгу.
Кай стал свидетелем тяжелой сцены. Один из дворов должен был отдать корову, но в семье семеро малолетних детей и больные старики. Без коровы не прокормиться. Вместо скотины родители отдали в оплату старшего сына. Мальчишке было не больше одиннадцати. Новак поморщился, но согласился. Посадили мальца на телегу рядом с клетками.
— Что с ним будет? — спросил Кай.
— Не наше дело, — резко ответил сотник.
В трактире им уже накрыли стол, принесли свежее пиво, жирный суп и домашние колбасы. Денег не потребовали.
— Признай, Северянин, от наших плащей есть выгода, — смеясь, заметил Сташевский.
— Есть, — согласился Кай. — Дармовая еда, дармовой ночлег, сабли заморские… Только что ты сделал для того, чтобы их получить? У деда последний хлеб забрал? Дитя у матери отнял? Если кусок в горло лезет — ешь, десятник.
Стражник стукнул по столу кулаками, взвился над Каем, но сотник осадил его окриком. Затем посмотрел на Северянина и сказал, обращаясь к Сташевскому, но не отводя взгляда от новобранца: