Безмолвные - Глазнева Оксана. Страница 5

Сообщить о случившемся — значит подвергнуть сомнению выбор богинь, самоё их существование. Рута промолчала. Она приблизила к себе Александру, не сводила взгляда, ожидала подвоха. Время шло, и вот женщина и девочка стали близки, как мать и дочь. Так прошло десять лет.

Когда и как Леслава проведала о секрете, Александра не знала. Пока жива была сестра Рута, наставница алого храма не вмешивалась. Она всячески выказывала презрение к обманщице, но молчала. А затем сестра Рута заболела. В ее груди поселился черный паук. Он рос, вытягивал под кожей новые и новые лапки, ел плоть. Не прошло и полугода, как сестры Руты не стало.

Чтобы не порочить ее память, Леслава обещала позволить Александре покинуть монастырь тихо. Солгала. Да только совесть не позволяла Александре винить ее…

И вот ветвится новыми линиями священная вязь, распускается между лопаток алый мак, перекрывает старые узоры, не щадит, стирает прежние заслуги, оставляя лишь одну правду: Александра — предательница богов.

Она с тоской рассматривала черные завитки на левом запястье и синие на правом. Первые — тринадцать лет жизни до монастыря, незначительные и вычеркнутые из жизни. Вторые — ее жизнь в послушании. Черные ягоды на тыльной стороне ладони — болезни. Синие ягоды — успехи в обучении. Вся ее жизнь записана на руках и плечах. Рождение, сиротство, приход в монастырь, послушничество, уход… Любому жрецу достаточно пяти минут, чтобы узнать все об Александре. И как ей жить дальше? С клеймом на спине, с бесполезным чародейством в крови?

Влажный мартовский ветер пролетел по двору. Вызывая озноб, охлаждая разгоряченные плечи и щеки подсудимой. Леслава встала, и за ней последовали остальные судьи. Судьи покинули двор. Ивана отвели за ворота. Смущенные, виноватые и озадаченные стали покидать двор и монахини. Сиди, гордячка, показывай твердый дух стенам, прошлогоднему снегу и воробьям!

Александра закрыла глаза. Задержала дыхание, словно с дыханием можно сдержать и боль.

Сестра Катерина промокнула татуировку тканью, отвела руку в сторону, рассматривая нанесенный узор. В воздухе стоял тяжелый запах красок. Мерзли плечи. От боли и холода тело пробирала дрожь. Сестра Катерина наложила на свежий узор чистое полотенце и отступила в сторону. Подошли сестры-охранницы. Крепкие, высокие. Александра остановила их движением руки.

— Я сама.

Переодевалась здесь же, посреди двора. Оставила на скамье окровавленное порванное облачение — его сожгут сегодня. Переоделась в льняную рубаху с чужого плеча и застиранную юбку-поневу, набросила плащ на плечи — словно кожу сменила, а с ней и судьбу.

Ей протянули котомку и в молчании вывели к воротам. Александра вышла, не прощаясь, и пошла вниз по склону, не оборачиваясь. Не много осталось у нее после этого дня, но с меньшим люди в мир приходят, да выживают. И она справится. Должна справиться.

Ри всегда знал, что лучше других.

Он родился в особом питомнике господина Абремо на прекрасном острове Деви. Красивый, здоровый и умный ребенок. Кормилицы обожали его, а слуги лелеяли. В пять лет его продали за очень большие деньги господину Гроневальду.

Приемный отец — крупнейший землевладелец срединной части материка. Сильный, самоуверенный и скучающий от собственного могущества, он решил вырастить из сына союзника и преданного слугу. Господин Гроневальд дал мальчику звучное имя и лучшее образование в Крае, а когда Адриану Гроневальду — Ри — исполнилось десять лет, провели обряд Посвящения. Затем начались годы изучения магии, и тут открылось, что Ри обладает тем, что считалось навсегда утерянным для чародеев, — талантом.

Было это замыслом богов, случайностью или боги на самом деле перестали интересоваться судьбой мира — Ри об этом не думал. Он жадно поглощал знания, легко постигая любые виды чародейства.

Когда для других магия оставалась набором формул, списком заклинаний, совокупностью движений, жестов и правильного дыхания, слепым повторением из века в век одних и тех же слов, для Ри магия была математикой и музыкой. Он видел последовательности, чувствовал логику и умел импровизировать. В своей жажде выйти за рамки возможного он часто пугал окружающих, но никогда не боялся сам. Для него не существовало в жизни большего удовольствия, чем от познания нового, и гнался Ри лишь за этим ощущением.

Названый отец понимал, что вырастил себе не преданного союзника, а соперника. Ри чувствовал его страх и, не долго думая, напал первым.

Он отдал дань уважения опекуну, устроив зрелищный поединок. С неба разили молнии, возникали и таяли огромные фантасмагорические звери, трава под ногами превращалась в воинов, чтобы быть сожженной дыханием дракона. Ри оборачивался фениксом, взлетал под облака, ударяясь о землю, становился ледяным смерчем, вырывал из земли деревья, разбирал замок по камню… Названый отец прятался в подвале, бессильный со своим столетним могуществом против новой, непредсказуемой магии Ри. Он не годился в настоящие противники: слишком нерешительный, слишком недалекий и слишком наивный. Он погиб под обломками, так и не решившись выйти.

Следующее десятилетие Адриан Гроневальд занимался поисками новых знаний. Он отправлял шпионов по всему Краю, от дальнего юга до опасного севера, он крал, покупал, отбирал и выманивал книгу за книгой, тайну за тайной, и очень разочаровался, когда понял, что древние знания — конечны.

Затем долгие годы он занимался тем, что писал новые книги. Ри получал непередаваемое удовольствие от создания волшебных предметов и могучих заклинаний, пока не наткнулся на ограниченность собственной фантазии. Ему нужны были новые методы, новые подходы! Тогда Ри увлекся алхимией.

Год за годом он изучал скрытые возможности камней, растений, жидкостей и смесей. А когда потерял интерес к алхимии, увлекся музыкой.

Ри скупал музыкантов по всему Краю. Чернь не знала даже обычной грамоты, вся музыка передавалась из уст в уста, из рук в руки, потому Ри пришлось самому придумывать музыкальную грамоту. С той же одержимостью, что прежде изучал магию и алхимию, он постигал музыку, не чувствуя хода времени, не замечая смены десятилетий.

Больше сотни лет Адриан Гроневальд был самым крупным землевладельцем Яблоневого Края. Чародеи, обладавшие лишь общеизвестным набором заклинаний, страхом и завистью, не могли соперничать с ним. Пожелай он того, мог бы подчинить себе весь Край, но, к счастью для соседей, Ри интересовала не власть, а знания.

Гордец из гордецов, могущественнейший из могучих, высокомернейший из высокомерных, Ри слишком долго выигрывал. Так долго, что поверил в собственную неуязвимость. Он позволил себе влюбиться.

Последних месяцев перед пленением он не помнил. И женщину, что сделала его уязвимым, тоже. Как ее звали?

Тишина.

Тишина и темнота поглотили его. В каменном обличье, в бесконечном забытье не было звуков, запахов и ощущений, лишь возможность думать. Первое время Ри не почувствовал подвоха. Быть каменным музыкантом на фасаде замка? Почему нет? После пережитого он стал любить темноту. В ней он мог ждать, пока срастутся кости, по крупицам восстанавливать рассыпанную мозаику воспоминаний, готовить план мести, ненавидеть и ждать. Десять лет? Пустяк… Вечно молодые чародеи не умирают от старости, можно отсечь голову или пронзить сердце, но их тела, сердца, легкие и печень не дают сбоев, так что впереди ждала вечность, чтобы думать и вспоминать. Он ждал. И постепенно сходил с ума.

Как все маги, Ри был искусственно красив. Черты лица, цвет волос и глаз, линии тела, все выровнено чарами, улучшено, доведено до совершенства. Женщины любили его наперекор здравому смыслу. Он помнил всех: имена, родинки, оттенок глаз, звук шагов. Помнил их запах, мягкость тел и цвет сосков. Его память вмещала так много, но не сохранила имени женщины, которую он любил. Воспоминания стояли тенью за спиной, но стоило обернуться — пропадали. Казалось, он вспомнит!.. Еще мгновение… но — нет.

Как ее звали? Ту, ради которой он опустил руки?