Миллиардер под прикрытием (ЛП) - Эшенден Джеки. Страница 32

- Ты не хочешь его, Лив. Я знаю, что нет.

- Да, хочу, - это была ложь, но она ничего не могла с собой поделать. Она должна как-то защитить себя. - Он именно тот, кто мне нужен.

- Нет, это не так.

- Откуда, черт возьми, ты знаешь?

Жесткий блеск в глазах Вульфа усилился.

- Потому что тебе нужен я.

Затем, прежде чем она успела сказать еще хоть слово, он преодолел последний дюйм между ними и накрыл ее рот своим.

* * *

Оливия замерла, но ее губы под его губами были такими чертовски мягкими, что он едва мог дышать. Он чувствовал запах клубники и мускуса и знал, что должен отстраниться, отпустить ее, но не мог.

Она лгала самой себе. Он видел выражение ее лица в тот момент, когда вошел в ресторан, и это не был взгляд женщины, обедающей с мужчиной, от которого она была в восторге. Он узнал искреннюю улыбку Оливии, когда она смотрела на него, но улыбка, искривившая рот Оливии, когда она смотрела на Мэя, была такой же фальшивой, как и все вокруг.

Она не хотела быть там, он мог бы поставить на это деньги.

Он не мог назвать то, что вспыхнуло в нем в тот момент. Может быть, чувство собственности, но он никогда раньше не был собственником женщины, так что, конечно, это не могло быть правдой? Так что, возможно, это была просто защита. Она не хотела обедать с этим придурком, и он был там, чтобы убедиться, что ей не придется там сидеть и дальше.

Он уже заметил группу телохранителей де Сантиса, потому что, конечно, де Сантис не позволил бы ей выйти без какой-либо защиты. К счастью, он знал обоих мужчин и подошел к их столику поздороваться и сообщить, что собирается пригласить Оливию на короткий пятиминутный разговор. И поскольку они знали его и знали, что он лучший друг де Сантиса, их это вполне устраивало. Он хотел, чтобы и они тоже знали, кто ее похитил, особенно если он хочет, чтобы его план приманки сработал.

После этого он направился прямо к столу Оливии, держа себя в руках, потому что на самом деле ему хотелось ударить этого засранца Мэя прямо в лицо. Но это не облегчило бы ему задачу, и он сумел сдержаться.

По крайней мере, до тех пор, пока он не вышел из ресторана, а она не начала нести чушь о том, как хотела быть с Мэем. Что союз с ним пойдет на пользу ее семье и что это именно то, что ей нужно.

Но это было не так, и они оба это знали, так почему она должна продолжать лгать себе и ему. Он знал, что она ошибается. И было только одно, что он мог придумать, чтобы доказать это.

Он почувствовал дрожь, пробежавшую по ее телу, когда углубил поцелуй, приоткрыл рот, коснулся языком безумной мягкости ее нижней губы, провел по линии губ.

Она оставалась совершенно неподвижной, и так как она не отстранилась, он подошел еще ближе к ней, так что их тела почти, но не совсем, соприкасались.

Он был довольно прямым парнем. Когда он хотел женщину, и она тоже его хотела, он шел вперед и сразу приступал к делу. Другими словами, целоваться было приятно, но он предпочитал, чтобы рот женщины обхватывал его член.

Но целовать Оливию - совсем другое дело. Он чувствовал напряжение в ее теле, как будто она была на грани того, чтобы оттолкнуть его, и какой-то глубокий инстинкт подсказывал ему, что, если он хочет, чтобы этот поцелуй продолжался, он должен действовать медленно.

«Медленно» не было в его лексиконе, и на самом деле, он не должен был целовать ее вообще, тем более, что поцелуй Оливии не был в списке целей его миссии. Но теперь, когда он произошел, он не мог остановиться.

Прижав ладони к стене по обе стороны от ее головы, он провел языком по ее сомкнутым губам, мягко уговаривая, побуждая ее открыться ему, потому что ему вдруг отчаянно захотелось ощутить ее сладкий жар.

Она слегка вздрогнула, когда он сделал это, затем вздохнула, открыв рот, позволяя ему углубить поцелуй.

Боже, она была такой чертовски вкусной. Пару дней назад в гостиничном номере она тоже была сладкой, но сейчас она была еще слаще, хотя он понятия не имел почему. Ее рот был горячим, и когда он прикоснулся языком к ее языку, побуждая ее ответить, она издала тихий горловой звук.

Его член внезапно стал безумно твердым, и прежде чем он смог остановить себя, он сократил расстояние между ними, прижимая ее к стене так, что весь ее мягкий жар был прижат к его телу. Затем он схватил ее за подбородок и запрокинул ее голову назад, скользя языком глубже в ее рот, переводя поцелуй от нежного к чему-то более горячему, более требовательному.

Кровь бурлила в его жилах, и все, о чем он мог думать, - это попробовать ее еще глубже. Затем, возможно, расстегнув все пуговицы на ее платье, прикоснуться к ее коже, возможно, скользнув рукой между ее бедер, почувствовать, какой влажной она была для него. Боже, он хотел войти в нее.

Он хотел ее тепла и мягкости. Он хотел ее сладости. Все женское в ней возбуждало в нем все его мужское. А может, просто потому, что она была женщиной, а у него не было женщины шесть месяцев, а может, и больше. Что бы это ни было, он хотел ее. Например, прямо сейчас.

В этот момент Оливия издала еще один звук, на этот раз протестующий, и ее руки уперлись ему в грудь, отталкивая его. Он не хотел останавливаться, но заставил себя поднять голову, пытаясь отдышаться.

Она посмотрела на него широко раскрытыми темными глазами, ее щеки пылали. Ее руки больше не двигались, пальцы вцепились в ткань его рубашки, словно она хотела прижать его к себе.

- Я не могу уйти, - пробормотала она. - Не могу.

Сначала он не мог понять, что она говорит

- Уйти? Что ты имеешь в виду?

- Я не могу уехать с тобой.

Конечно, она знала, что он здесь не для того, чтобы расспрашивать ее о ее отношении к этому мудаку Мэю. Она сбежала от него пару дней назад и поняла, что он не позволит этому так и дальше продолжаться.

Он попытался выровнять дыхание, но это было трудно, когда она стояла так близко, наполняя его легкие своим сладким ароматом.

- У тебя нет выбора, - сказал он хриплым голосом. – Я заберу тебя с собой, хочешь ты этого или нет.

Ее пальцы крепче вцепились в его рубашку, голова затряслась.

- Я не могу, Вульф. Я нужна папе. Ему нужно, чтобы я была с Дэниелом. И я не могу его подвести, просто не могу. Все его бросали, все у него что-то забирали. Его жена покончила с собой, а потом сыновья отобрали у него компанию, - она перевела дыхание. - У него больше ничего и никого нет. Никого, кроме меня. И я не могу этого допустить. Потому что я знаю, каково это..., - она замолчала и отвернулась, закусив губу.

Вульф знал, что должен отпустить ее и отвести в лифт, что минуты идут, и рано или поздно кто-нибудь придет за ней. Но он не мог заставить себя двигаться.

Страдание в ее глазах заставило его грудь сжаться. Он никогда не понимал, почему она была так предана отцу, почему чувствовала, что должна делать все, что делает для него, но, возможно он понял это сейчас. Во всяком случае, немного.

- Что ты потеряла? - мягко подсказал он. - Скажи мне.

Ее ресницы опустились, и он мог видеть блеск влаги на них, и это заставило его грудь перейти от напряжения к боли. Он провел рукой по ее щеке, чтобы успокоить.

Она поежилась, когда он это сделал, но не отвернулась.

- Папа был не единственным, кто что-то потерял, когда мама умерла, - ее голос был таким тихим, что он почти не слышал слов.

Дерьмо. Ее мать. Конечно. Она говорила о ней в тех разговорах в библиотеке, но не очень много. Он почти подумал, не боится ли она открыться ему по какой-то причине. Но он знал, что Оливия скорбела о потере и очень сильно.

По-видимому, она все еще переживала.

Ему нечего было сказать, потому что, черт возьми, что он знал об утешении? Никто не утешал его после смерти Ноя, даже братья. Они все боролись со своими собственными проблемами, и ни у кого из них не осталось ничего для такого дерьма, как утешение.

Он погладил ее подбородок, глядя на макушку, ее блестящие каштановые волосы блестели в свете коридора. Он боролся с желанием зарыться в них лицом, вдохнуть клубничный запах ее шампуня или чего там еще, черт возьми, что заставляло ее так пахнуть.