Подлунное Княжество (СИ) - Бабернов Сергей. Страница 78

— Я уж как-нибудь на своём месте, — возразил Ратибор, смысл сказанного ему был малопонятен, и прозвучавшая похвала казалась сомнительной. — Вообще, спать пора.

— Нууу вот, — губы Светы капризно вытянулись. — Давай ещё поболтаем. Только без всяких чародеев, богов и нош. Про что-нибудь не особо грузящее. У вас все так одеваются? Или ты неформал? А что женщины носят? А кто такие кефрийки? Они красивые?

Всаднику захотелось укрыть голову, прячась от лавины вопросов. Самое время обсуждать покрой сарафанов красоградских красавиц или достоинства внешности амазонок. Особенно если вспомнить, что позади осталась вырезанная деревня, на пятки наступают не ведающие жалости чёрные клобуки, а где-то впереди строит козни проклятый Мериддин. Святая простота! Ещё утром чуть не обратилась в соляной столб, заикалась от страха, а теперь считает жизненно важным делом выяснить, чем боярские дочки подводят брови. А может так и надо? Ведь и сам раньше особо не ломал голову, что будет завтра. Просто ждал восхода и шёл дальше по едва заметному следу врага, не обращая внимания на появляющиеся преграды. Что же теперь случилось? Зачем думать далеко наперёд, рассчитывать каждый шаг, как в той мудрёной игре на клетчатой доске? Играть-то в нее, кстати, так и не выучился. Терпения не хватило. Может и вправду провести остаток ночи в пустой болтовне, а там — будь что будет. А что же будет? Сонная девушка и переход черепашьим шагом! Нет уж, господин всадник, своей-то жизни ты может и хозяин, но Свету обещал выручить, потому, и продумывай всё, предусматривай, не за себя так за неё.

— Все вопросы на потом! — он хлопнул ладонями. — Теперь — спать! Немедленно — спать!

— Прямо Ильич в Смольном, — хмыкнула девушка.

— Ильич? Это, который вместе с Эдисоном электрическую лампочку придумал.

— Что? — брови Светы поползли вверх. — Что за чепуха?

— Старинная легенда, — отмахнулся Ратибор. — Или ты ложишься, или завтра, вернее сегодня, не рассчитывай на снисхождение.

— Странно всё это, — девушка расположилась неподалёку от костра, завернувшись в плащ. — Очень странно.

— Всё в этой жизни странно, — отозвался из темноты Ратибор.

— Ты чего там делаешь? — удивилась Света. — Спать собираешься?

— Я днём на трое суток вперёд отоспался. Посторожу. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — ответила девушка, погружаясь в глубокий, восстанавливающий силы, сон, который обычно приходит к человеку на свежем воздухе после тяжёлого дня и здоровой пищи.

Ратибор расположился за кругом света, вглядываясь в темноту. Если враг задумает подобраться незаметно, то у всадника будет преимущество — злоумышленник, не заметив стража, ступит в освещённое пространство, а там, как говорится, дело выучки. Главное не отвлекаться. Ратибор отгонял даже тень посторонних мыслей. На посту не должно есть, пить, а уж те более размышлять.

— Думы свои для нужников приберегите, — любил говаривать Сиггурд. — На посту голова должна быть пустой и чистой, как у любого хорошего солдата.

Следуя заветам наставника, всадник просидел до самого утра, сверля взглядом убывающую мглу и, заставляя в голове гулять ветер.

Ратибор встретил проступившую на востоке серую полоску с такой радостью, словно это был старинный приятель. Одёргивать собственный мозг, запрещая ему привычную работу — занятие не из лёгких, по крайней мере для Ратибора. Он с нетерпением посматривал на светлеющее небо, предвкушая близкий финиш изнуряющего марафона по изгнанию собственных мыслей. Давненько в караулах не стоял — привычка ослабла. А может думать с тех пор начал больше? Всадник почувствовал в мозгу привычный круговорот вопросов, предположений, решений и задумок. Ладно, теперь уже можно.

Выглянувший из-за горизонта багровый краешек солнца, развеял предрассветную дымку, наполняя мир красками и разгоняя серые тени по тёмным углам. Просыпающиеся и занимающие свои места в высокой траве кузнечики, подстраивали инструменты, готовясь к дневному концерту. Низко, почти касаясь земли, скользнула тенью ночная птица. В ночной погоне за мелкими зверьками она слишком далеко забралась в степь и сейчас спешила вернуться в убежище, пока золотые солнечные нити окончательно не завладели небесным и земным узором, обжигая и слепя чувствительные глаза.

Ратибор легонько коснулся кокона, который соорудила из плаща Света. Оболочка потёртой кожи вздрогнула, где-то в районе ворота образовалась щёлка, оттуда повеяло сонным теплом, потом появился припухший глаз.

— А? — послышалось недовольное бормотание девушки. — Уже пора?

— Поднимайся, пока роса не высохла. Умыться успеешь.

— Росой? Что за извращение?

— Воды мало осталось, — сообщил Ратибор. — Беречь надо. К тому же ты вчера про красоградских девок спрашивала. Так вот, их хлебом не корми — дай в росе искупаться. Поутру выбегают на луга, что твои кобылицы и давай валяться по траве, в чём мать родила. Говорят — кожа не стареет.

— Выдумываешь, — девушка сидела, завернувшись в плащ, и безуспешно пыталась пальцами расчесать спутанные после сна волосы.

— Сам видел. Посыльным был на заставе, возвращался поутру в город с донесением и увидал. Чуть с коня не свалился, показалось сперва — русалки балуют. Потом как визг да ругань поднялись, понял, что девки наши, человеческие. Только вот зачем ни свет, ни заря нагишом по полям бегают? Уж подумал, не поджёг ли кто женскую баню в день помывки? Потом знающие люди разъяснили — красоту девки блюдут, кожу молодят. Да что там — карга одна была, в княжеском театре, хрипатым голосом песни Древних пела. Так не поверишь — зубы выпали, глаз бельмом заплыл, грудь до пояса вытянулась, а кожа, что попка у младенца — ни единой морщинки. Не иначе на неё росу вёдрами выливали. Она даже замуж умудрилась выскочить за какого-то скомороха, коего Яромир из Кефри привёз, когда с амазонками договор заключили. Из своих-то на неё вряд ли бы кто позарился. А чужак, то ли подслеповатый был, то ли привык в бабьем царстве любой юбке подчиняться. Говорили, он на каждом углу кричал, как обожает ту, что ему в бабки годится. Как там на самом деле было, не знаю. Я в дворцовые сплетни особо не вникал.

Рассказывая о страстях и драмах разыгравшихся когда-то в скоморошьем мирке Красограда, Ратибор отломил ветку с частыми длинными шипами. Половину всадник очистил и от коры, и от шипов. На другой части, похожей на ощетинившегося ежа, он затупил колючки.

— Ну, ты и трепач, — Света всё же последовала совету Ратибора. Остатки сна испарились вместе с первыми каплями росы. Щёки девушки налились румянцем, глаза бодро сверкали. — Только что всю историю выдумал? — она одарила всадника улыбкой, от которой у того перехватило дыхание.

— Чего мне выдумывать? — смутился Ратибор. — Ближние бояре да дворцовые скоморохи порой такое творили — самому искусному кощуннику в голову не придёт. Это тебе, — он протянул девушке преображённую ветку.

— Спасибо. А для чего?

— Ну, вместо гребешка. Расчёсываться.

— Неужели я такая страшная?! — огорчилась Света. Моментально в её руках появилась коробочка с зеркальцем, с помощью коего она даже умудрилась рассмотреть себя со спины.

— Ничего не страшная, — возразил всадник. — Просто я вчера оплошку допустил — не спросил у старика про гребешок. Потом утром увидел, как ты мучаешься, вот, решил попробовать.

— Ужас! — подвела итого изучению внешности девушка. — Растрепалась, как не знаю кто! — она глянула на импровизированную расчёску. — Эта штука вряд ли поможет, — она провела лишёнными колючих кончиков шипами по волосам, ещё раз…  — Слушай, — она восхищённо посмотрела на Ратибора, — а ты молодец! Она не хуже массажной щётки!

— Служу Закону и Справедливости! — ответил всадник по уставу, сияя совсем неуставной улыбкой.

Пока девушка воевала с собственными волосами, заставляя принять их надлежащую по её мнению форму, Ратибор закидал землёй и накрыл дёрном костровище, распутал и заседлал Каурую, осмотрел место стоянки, пытаясь отыскать и уничтожить малейшие следы своего присутствия. Хотя, прячь — не прячь, клобуки зацепочку всё равно отыщут, они ведь не слепцы и не слабоумные. Скорее для успокоения совести, а не ради бесследного исчезновения, всадник ещё раз притоптал дёрн на месте кострища и поворошил притоптанную лошадью траву. Ну, всё — теперь хоть не будешь себя за беспечность ругать.