Подлунное Княжество (СИ) - Бабернов Сергей. Страница 86

— Ну, казнь такая. Два деревца пригибают, к ним ноги татя привязывают, потом деревья отпускают. Хрясть, и даже воронам поклевать нечего!

— Ужас какой!

— А в лесных весях татя голышом к муравейнику привязывают или в лесу по самые плечи закапывают. Тут уж волки решают — быстрой смерти он достоин или пусть помучится. Ну, если преступление помельче, тут уж старейшины решают что наложить: виру, обстрижение и изгнание, клеймение и невольничий рынок.

— Ужас!

— Чего ужасного? Ты кстати радовалась, когда твои обидчики сгорели, — напомнил Ратибор.

— Я не в себе была, — смутилась девушка.

— А сейчас бы пожалела их?

— Не знаю. Для этого суды есть, милиция.

— Каждый человек должен быть готов сам наказать злодея, не надеясь на какую-то там чудную милицию. Вот скажи мне — напал на пастушка голодный волк, или медведь хворый бортника задрал, что тогда делается? Всё село рогатины берёт да в лес отправляется за шкурой людоеда. Знаешь почему? Потому, что хищник, познавший лёгкость человеческой добычи, уже не будет тратить силы, гоняясь за зайцами, или рисковать, нападая на сохатого. Так то я про зверьё говорил, коему от природы охотится положено, и не его вина, что люди не самый трудный трофей. К человеку же, наделённому от природы способностью к мышлению и покусившемуся на жизнь и честь ближнего своего, снисхождения быть не может. Долг каждого, считающего себя человеком, уничтожать тех выродков, кои в сто раз опаснее взбесившихся хищников.

— Вот опять ты заговорил как из телевизора. Прямо как скинхед какой-то.

— Кто?

— Ну, есть у нас люди такие. С бритыми головами.

— Ну, спасибо! — всадник не смог сдержать обиды. — Нашла с кем сравнить. С бритыми головами. С татями. Или рабами.

— Почему?

— Потому, что не один свободный человек не позволит лишить себя волос.

— Их никто не лишает, — возразила Света. — Они сами.

— Значит рабы! — Ратибор поморщился. — Кои о свободе и думать не хотят. Боятся её и ненавидят.

— Этими рабами, кстати, всю страну пугают.

— Несчастна та страна, которая страшится бесчинствующего быдла, — вздохнул Ратибор. — Искренне сочувствую. Я же говорю ни как раб, сложивший дулю за спиной хозяина, а как человек, коему известна цена людской жизни и бесценность чести.

— Значит у тебя дома — тишь и гладь? Бандиты наказаны, слабые защищены?

— Нет у меня никакого дома! Рассказывал ведь уже! Если бы всё было так, как я говорю, разве бы развалилось Подлунное? Ты нарочно спросила?

— Ну, слава богу! — улыбнулась Света. — Хоть на живого человека стал похож. Даже не знаю что хуже, когда ты в драки ввязываешься или когда проповеди читать начинаешь?

— Сама серьёзные разговоры затеваешь, а потом ещё насмехаешься, — обиделся Ратибор. — Я же тебе объяснить хотел, как я устройство человеческое вижу, а ты то с татем бритоголовым сравниваешь, то вопросики с подковыркой задаёшь.

— Не буду больше, — девушка чмокнула всадника в щёку. — Ну, прекращай дуться! Теперь, хоть перестреляй всех вокруг, хоть рассуждай сутки напролёт о мировом устройстве — слова не скажу. Клянусь! Буду глазами хлопать и восхищаться. Договорились?

— Чую я какой-то подвох, — Ратибор подозрительно глянул на спутницу. — Опять, наверное, насмехаешься?

— Ну вот! — Света в притворном возмущении всплеснула руками, забыв, что находится в седле. Ратибору пришлось проявить немалую сноровку, чтобы предотвратить падение возлюбленной. Он прижал девушку к себе, немного крепче, чем того требовали обстоятельства.

— Прыти в тебе! — шепнул всадник в розовое ушко спутницы. — Глаз да глаз нужен! Или решила степную землицу на мягкость попробовать?

— А как тебя ещё от заумной болтовни отвлечь? — Света глянула на него из-под полуопущенных век. — Ты так всеобщей справедливостью озабочен, что на меня и внимания не обращаешь. Надо ведь как-то бедной девушке о себе напомнить?

— И не озабочен я вовсе, — начал оправдываться Ратибор. — Объяснить же… , — даже сквозь одежду он чувствовал округлость груди всё плотнее прижимающегося к нему девичьего тела, отчего мысли начинали путаться, а слова липнуть к языку, — … хотел. Спрашивала… Надо… , — мягкие губы Светы прервали поток бессвязных слов.

Каурая повернула голову и громко фыркнула, то ли одобряя поцелуй, то ли напоминая, что её спина не самое подходящее место для изъявления нежных чувств.

— Как тебе с лошадью управиться удалось? — выдохнул Ратибор, он чувствовал себя, как после чарки доброго мёда. — Никогда бы не подумал, что ты сумеешь.

— А о чём ты вообще думаешь? — Света шутливо ткнула его локтем. — Отправил одну в чистое поле, а сам драться!

— Я рассчитывал тебя по следам найти…

— Как ты любишь всё за всех решать! Меня даже не спросил! Я, может, помочь бы смогла!

Ратибор только усмехнулся.

— Ещё и смеёшься? — поцелуй в надувшиеся было губки, опередил обиду, вздумай она показать свою плаксиво-кислую физиономию. — Ну, ты и хитрец! — глаза Светы лукаво сверкнули, на губах ещё светился поцелуй всадника. — Сначала смутит женщину умными речами, а потом сразу целоваться! От тебя, наверное, все девчонки в княжестве с ума сходили?

— Никто ничего не сходил! — Ратибор чувствовал себя почему-то неловко, словно провинившийся отрок. — Мне прямо других дел не было!

— А озёрница? Что твой приятель рассказывал?

— Чепуху он нёс! Я же говорил — не было ничего! Как ты всё-таки с лошадью справилась?

— Ага, признаваться не хочешь!

— Не в чем мне признаваться! — всадник волновался всё сильнее, сам не зная почему.

— Ладно, забудем на первый раз, но чтобы больше ни-ни! Никаких озёрниц! — Света не выдержала и рассмеялась. — Шучу я! Видел бы ты себя со стороны. Оскорблённая невинность!

— Предупреждать надо, когда шутишь, — буркнул всадник.

— Бу-бу-бу, — девушка чмокнула его в щёку. — А с лошадью даже не знаю как получилось. Я видела, как ты за всякие уздечки дёргаешь, пятками бьёшь, тоже начала то одно, то другое пробовать.

— Сбросить же могла!

— Не такие мы уж с ней дурочки. Она сперва, правда, не понимала, ругалась по-своему, потом догадалась, что тебя без присмотра оставлять нельзя — сама назад побежала. Мне только держаться надо было.

— Побежала? — возмутился Ратибор. — Да вы неслись сломя голову! Нет, за тобой глаз да глаз нужен!

— Ловлю на слове! А то чуть что: жди здесь, иди — я догоню, не суй нос — прищемит. Теперь так просто от меня не отделаешься!

— Для твоей же пользы старался.

— Для меня самое полезное — знать, что с тобой всё в порядке.

— Ещё нос мне начни вытирать.

— Начну, а то примешься с кем-нибудь о мировом устройстве разговаривать, а он твой грязный плащ увидит, и смеяться будет. Вот дай только время, — лицо Светы потемнело. — Что с нами будет, Ратибор?

— Ничего страшного. Я…

— Последняя буква в алфавите. Ты меня защитишь! Ты всех победишь! Я не про это говорю! Что будет с нами?

— Найдём Святилище…

— К чёрту святилище. Я хочу, чтобы всё было как сейчас! Ты знаешь, какая я счастливая? Кругом грязь, кровь, безумие, а я счастлива!

— Но вернуться…

— Куда вернуться?! К опостылевшей работе? К одиноким вечерам у телевизора? К подругам, которые вспоминают о тебе, когда нужна помощь? К хвастливым членоголовым, что раздевают тебя глазами и мечтают затащить в постель? Куда возвращаться?

— Неужто всё так плохо?

— Обычно. Как и у всех. Я просто не думала, что может быть по-другому.

— Но Святилище может подсказать…

— Что оно подскажет? — вздохнула Света. — Что оно может подсказать одинокой девушке, которой, устраиваясь на работу, надо думать не об умениях и навыках, а о длине ног других претенденток, а выходя на улицу о способах самозащиты? Вместо украшений покупать газовый баллончик, вместо красивых признаний или хотя бы умных, как у тебя речей, выслушивать грязные намёки, сдобренные матом. Каково будет мне, узнавшей, что значит быть защищённой и нужной, вернуться туда, где любой положивший в карман несколько зелёных бумажек и замуровавшийся в жестянку на колёсах, считает тебя своей наложницей. Сможет твоё Святилище на всё это ответить? Вряд ли. Вы со своим Святилищем знаете, как наказать всех преступников, как добиться всеобщей справедливости, как устроить Вселенную, но того, как сделать счастливой одну единственную девушку, влюбившуюся в грязнулю из фантастического боевика, вы не знаете. Да и никто не знает.