Честь корабля - Говард Роберт Ирвин. Страница 47

— Я-а буду дра-аться с Ко-остиганом! — говорит. Хайни испустил вздох облегчения, зато Билл тихонько выругался.

— Это Кортес-Ягуар, — сказал он мне. — А ты сам отлично знаешь, что последнее время не шибко много тренировался.

— Ерунда, — прорычал я. — Сосчитай деньги. Хайни, убери грабли, пока Билл не сосчитает!

— Тридцать шесть долларов и пятьдесят центов! — объявил Билл.

Тогда я и говорю этому узкоглазому дьяволу, которого Билл назвал Кортесом:

— Согласен драться со мной за эти деньги? Победителю — все, проигравшему — одна головная боль!

Он в ответ ухмыльнулся, сверкнув клыками:

— Еще бы! Я буду драться с тобой только ради удовольствия побить тебя!

Я только рыкнул, повернулся к нему спиной, отдал деньги на хранение Хайни, хотя риск это был страшный, и отправился в раздевалку. Там Хайни выдал мне грязные трусы, которые стащил с какого-то новичка, выходившего на ринг в самом начале шоу и до сих пор лежавшего без сознания.

Я не шибко-то много думал о противнике, хотя Билл продолжал бурчать насчет того, что мне за такую ничтожную сумму придется драться с таким бойцом, как этот Кортес.

— Надо было запросить самое малое полторы сотни, — ворчал он. — Кортес и удар имеет, и подвижен, и подл вдобавок. Его еще никто не нокаутировал.

А я его успокоил:

— Ладно, начать никогда не поздно. От тебя требуется только присмотреть, чтобы кто из его секундантов не подобрался и не ударил меня бутылкой. Тридцать шесть акций — это выйдет тридцать шесть тысяч долларов. А тридцать шесть тысяч долларов означают, что завтра мы с тобой на прощание пнем нашего Старика в грудянку и заживем!.. Ни тебе вахт, ни жары, ни холода, никакой работы на чужого дядю…

— Эй! — крикнул Хайни, заглядывая к нам. — Давай быстрее, а? Публика с ума сходит. Ягуар уже на ринге!

Я перелез через канаты, и меня встретил приветственный рев — так же, надо думать, вопили римляне, когда львам на арене бросали гладиатора-фаворита. Кортес сидел в своем углу, улыбаясь, точно огромная ленивая кошка, и поблескивая глазками из-под век — вот такая манера меня всегда больше всего раздражает.

Кровей в нем было намешано множество — испанская, французская, малайская и Бог весть какая еще. Словом, сущий дьявол. Был он из первых бойцов «Морского змея», британского судна с мутной репутацией, и я, хоть сам никогда с ним не дрался, знал: противник опасный. Но, черт побери, в тот момент он для меня значил только тридцать шесть долларов и пятьдесят центов, которые вскоре обернутся тридцатью шестью тысячами!

Хайни взмахнул руками и заговорил:

— Джентльмены! Все вы знаете этих парней! Оба они прежде дрались здесь множество раз, и…

Рев публики заглушил его слова:

— Знаем, знаем! Кончай говорильню! Даешь бой!

— Матрос Костиган с «Морячки», — Хайни приходилось орать во всю глотку, чтобы его слышали, — вес сто девяносто фунтов! Кортес-Ягуар с «Морского змея», вес сто восемьдесят пять фунтов!

— Врешь! — крикнул Билл. — Он тоже весит сто девяносто!

— А ну заткни хлебало, ирлашка чертов! — рявкнул один из секундантов Ягуара, выдвинув вперед квадратную челюсть.

Билл вмазал по этой челюсти правой, и злосчастный лайми кувыркнулся через канаты. Публика бешено зааплодировала — такие дела как раз в ее вкусе! Если б мы с Кортесом еще переломали друг другу хребты, эти ребята уж наверняка сочли бы вечер удавшимся.

Так вот, вытурил Хайни с ринга Кортесовых секундантов, Билл тоже убрался за канаты, и бой начался. Хайни был за рефери, но инструктировать нас не стал: мы оба достаточно дрались тут и отлично знали, что от нас требуется. Бей себе и бей, пока кто-нибудь не поцелуется с ковром и не останется лежать. Перчатки наши были, самое меньшее, на полторы унции легче, чем положено по правилам, но для этой Большой Международной правильно все, что угодно, пока оба бойца держатся на ногах.

Ягуар был гибок, поджар и проворен, повыше меня ростом, но не так уж тяжел. Мы сошлись в центре ринга, и он ударил с кошачьим проворством: левой в голову, правой в корпус, левой в челюсть. Я наудачу послал удар правой в подбородок, и он с маху сел на ковер. Толпа взвыла, но Ягуар разве что удивился и рассвирепел. Глаза его засверкали. Он выждал счет до девяти, хотя вполне мог бы подняться сразу, вскочил и остановил мою атаку жестким левым в зубы. Я промазал с левой, ударил правой в ребра и хорошо попал ему под сердце. Он плюнул мне в лицо, и руки его замелькали в воздухе: левая, правая, левая, правая, в лицо, в корпус, пока публика вовсе не обезумела. Ну, в такой-то игре я чувствую себя как рыба в воде! Дико ухмыльнувшись, я подшагнул вплотную и тоже принялся бить с обеих рук.

Минута — и Ягуар поспешно отступил с обильно кровоточащей раной на щеке. Я последовал за ним, воткнул левый кулак в его диафрагму. Это заставило его войти в клинч. Нас развели, он гвозданул меня с левой в голову, попал с правой в глаз, но дальше промахнулся левой и получил коварный правый хук в ребра. Я принялся работать в корпус, но он большей частью успешно прикрывался локтями. Наконец это меня обозлило. Перед самым гонгом я неожиданно послал правый хук в голову и едва не снес ее напрочь.

— Раунд был на целую милю твой, — сказал Билл, прекратив на минуту переругиваться с секундантами Кортеса. — Но ты смотри в оба: он боец опасный и подлый…

— Пожалуй, сделаю Джоанне предложение, — заявил я. — С первого взгляда видно было: я ей тоже здорово пришелся по нраву. Уж не знаю, с чего бы, но вот не могут женщины передо мной устоять. Так и влюбляются…

Зазвучал гонг, и я рванулся вперед — добывать свои тридцать шесть с половиной долларов.

В первом раунде Ягуар понял, что в обмене ударами со мной ему ничего не светит, и теперь принялся боксировать, то есть я хочу сказать, начал ложными выпадами сбивать мне стойку, выводить из равновесия, жалить резкими ударами левой, уклоняться от моих яростных контрударов, вязать меня в клинче, страшно бить в голову с ближнего расстояния, заходить сбоку — в общем, делать из меня котлету.

Через какую-то минуту у меня уже вовсю шла кровь из носа и изо рта, а я меж тем даже ни разу не попал в него толком. Публика выла, Билл сыпал ужасными проклятиями, но я не шибко волновался. Впереди была целая ночь, и рано или поздно я в него попаду.

Это случилось даже раньше, чем можно было ожидать: сокрушительный правый хук под сердце — и сеньора Кортеса согнуло пополам! Я, не мешкая, от всей души добавил ему в голову за ухом, и он упал на колени, однако тут же, не выжидая счета, вскочил, нырнул под мой свинг, вошел в клинч, повязал меня по рукам и ногам, отдавил пальцы да еще скребанул шнуровкой перчатки по глазам. Я матерно выругался, но он прицепился ко мне, словно форменный осьминог, а Хайни и не думал разводить нас, и в конце концов оба мы рухнули на ковер.

Эта шуточка привела публику в полный восторг — особенно то, как Кортес вцепился зубами мне в ухо, пока мы кувыркались на ковре. Доведенный этим до бешенства, я вырвался, вскочил и, едва Кортес оказался на ногах, закрыл ему левый глаз ужасным правым свингом. Он отвечал сокрушительным левым хуком в корпус, ударил с той же руки в мое и так уже раскровяненное лицо и сам получил прямой левой в хавало. В этот момент прозвучал гонг.

— Хайни Штейнману я после этого боя шею сверну! — прорычал Билл, дрожа от ярости и отирая кровь с моего изжеванного уха. — В жизни не видел фола грязнее…

— Интересно, продадут ли нам полпая на эти пятьдесят центов? — отрешенно проговорил я. — Все же пять сотен долларов…

Начался третий раунд, и я рванулся вперед, намереваясь закончить бой поскорее, однако у Кортеса имелись другие планы на сей счет. Его левый хук рассек мне бровь, за ним последовал правый хук в поврежденное ухо, нырок под мой ответный удар и целых три удара в нос. Обезумев, я кинулся на него головой вперед, прижал к себе левой рукой и принялся молотить правой, пока он не связал меня в клинче.

В ближнем бою мы обменялись короткими ударами с обеих рук в корпус, и Кортес отступил первым, не забыв с дальнего расстояния достать мой глаз. Я рванулся следом за ним, и тут он, неожиданно наклонив голову, боднул меня в челюсть. Подбородок тут же онемел и залился кровью. Ягуар, не медля, нанес правый апперкот, разом выставивший мне несколько зубов, и, выдав замечательный вихрь хуков с обеих рук в голову, оттеснил меня к канатам.