Love Is A Rebellious Bird (ЛП) - "100percentsassy". Страница 95
— Угу, — с улыбкой промычал Луи.
Гарри мог чётко видеть каждую фотографию их альбома у себя в голове, пока Луи медленно переворачивал страницы, тихо шепча комментарии на ухо Оскару. Вот чёрно-белый снимок Луи, надевающего обручальное кольцо на палец Гарри, тень ресниц падает на его острые скулы, пока он смотрит на их переплетённые руки. Вот фото их двоих, они целуются в конце церемонии, пока рука Гарри покоится на бедре Луи, а Луи сжимает в руках лицо Гарри. Гарри улыбается в камеру, его глаза светятся, а по лицу размазан крем с торта, пока Луи смеётся на заднем плане. Их первый танец как молодоженов, Гарри крепко держит Луи в своих руках и улыбается ему, они оба так счастливы. А дальше…
— Кто это, дедушка? — спросил Оскар, и Гарри на мгновение перестал дышать, прежде чем слабо улыбнуться.
Он сразу понял, какая именно фотография шла следующей. Это был снимок самого знаменитого момента их свадьбы, то самое воспоминание, над которым они смеялись на протяжении долгих лет. После того как музыкальная группа разогрела публику, и вечеринка была в самом разгаре, Найл и Глэдис принялись вместе отплясывать под «Shout» в исполнении The Isley Brothers, устроив настоящее шоу. И прямо в самый разгар песни, во время нелепого, абсолютно смехотворного прыжка через весь танцпол, Найл поскользнулся на подошве своей причудливой свадебной обуви и грохнулся на спину. Глэдис же продолжала танцевать вокруг него, подпрыгивая и поднимая руки над головой, безумно хохоча, пока Найл свернулся в беспомощный клубок, истерически смеясь на полу.
— Это твой двоюродный дедушка Найл, — объяснил Луи, его голос стал немного тише. — И Глэдис Ховард, одна из величайших женщин, которых я когда-либо встречал…
Гарри вздохнул, пошатываясь и прислоняясь спиной к косяку. Глэдис умерла почти три десятилетия назад — тихо, во сне, так и не проснувшись, но порой казалось, что только вчера она танцевала с Найлом на их свадьбе, настолько полная жизни, что казалось, будто она будет жить вечно. Гарри влажно рассмеялся, шмыгая носом, когда слёзы потекли по его щекам. Он почти чувствовал аромат The Shalimar.
Он вытер слёзы тыльной стороной ладони, вспоминая, как Найл недавно сказал за пинтой пива, что похороны стали больше походить на маленькие свадьбы, как когда им было около тридцати, — одни за одними почти каждую неделю.
И, к сожалению, это было правдой. Чем дольше они с Луи жили, тем больше людей им приходилось добавлять в список тех, кого они потеряли. В какие-то моменты Гарри думал, что в некотором роде он должен был привыкнуть к этому в меру своего возраста, мудрость и опыт должны были сделать его менее уязвимым для таких вещей. Но на самом деле, для него всё было с точностью до наоборот. И речь не шла только о плохих моментах его жизни, ведь были и хорошие. Каждый первый танцевальный кружок, каждый выпускной в начальной школе, каждый внук со своей первой влюблённостью. Каждый новый ребёнок. Каждая плохая новость. Моменты радости и моменты грусти, как маленькие, так и большие; Гарри чувствовал их все так чётко. Все. Жизнь, казалось, всё больше и больше питала его сердце, как нескончаемый источник эмоций, по мере того как он становился старше, и в результате он разрешал себе прослезиться чаще в последнее время.
Но Луи всегда был рядом, тихо и ласково посмеиваясь. Он просто предлагал Гарри салфетку, смотря на него глазами, полными теплоты и понимания, шепча, что ему стоит задуматься о покупке носового платка для таких случаев, нежно прижимая свою маленькую ладонь к затылку Гарри.
И это значило слишком много, Гарри знал это. Все эти годы, с Луи на его стороне, который всегда поддерживал его и отдавал ему всю свою любовь, позволили Гарри широко открыть своё сердце всему миру. Он был ошеломляюще-умопомрачительным счастливчиком, настолько богатый на доверие и любовь, что его эмпатия только усиливалась с годами. Жизнь не всегда была лёгкой, но в такие моменты, когда у Гарри была возможность в полной мере поразмыслить о их жизни, он понимал, что у него перехватывает дыхание оттого, как потрясающе это было и есть — проходить через всё это вместе.
Он попытался взять себя в руки, чтобы наконец заняться их ужином, когда услышал, как Луи говорит:
— Вот, Оскар, а это твоя тётя Лидия в день, когда мы забирали её домой из роддома! Посмотри, какая она маленькая… — и тогда Гарри понял, что это безнадёжное дело.
Он повернулся и открыл дверь, осторожно входя обратно и улыбаясь Луи и Оскару со слезами на глазах. Луи поднял голову, услышав, как дверь закрывается за Гарри.
— Ох, милый, — сказал он с улыбкой. Его собственные глаза немного слезились за очками. — Иди к нам.
И Гарри подошёл. Он встал позади мягкого кресла, положив свою руку на плечо Луи и глядя на фотоальбом, где были изображены они сами. Он добавлял свои собственные комментарии, пока Луи продолжал перелистывать страницы. Вкус торта в первый день рождения Лидии, их милый щенок корги по имени Альфред, который очень боялся гроз, дом на Авеню Вернон с вечно звенящими трубами…
Через примерно полчаса остальные внуки наконец вернулись в дом, принося с собой холодный воздух и запах листьев, который пропитал всю их одежду, и тотчас потребовали фотоальбомы со своими фотографиями. Всё закончилось тем, что они заполонили всю комнату, заняв диван и лёжа на животах на полу, с последним альбомом, в котором Гарри и Луи собрали самые важные и яркие воспоминания. Дети передавали его из рук в руки, задавая вопрос за вопросом, пока Гарри внимательно отвечал на каждый из них. Ужин был полностью забыт на неопределённое время.
— Видишь, Оскар? — тихо произнёс Луи, примерно час и три альбома спустя. Малыш всё ещё сидел у него на коленях, и Луи взъерошил его светло-каштановые волосы, поднимая свою голову, чтобы встретиться взглядом с Гарри, который смотрел на него с другого конца комнаты. — Твой дедушка и я, мы прожили замечательную жизнь вместе… И он всегда будет моим прекрасным мальчиком.