Дети Ашшура - Говард Роберт Ирвин. Страница 5

Кейн узнал от Сулы, что не все жители города принадлежали к одной крови. Они не смешивались с рабами, а если такое и происходило, то ребенка от подобного союза немедленно умерщвляли. Господствующей ветвью, поведал Сула, были ассирийцы, но здесь жили и представители других народов — как простые люди, так и знатные, называвшие себя арбиями. Они похожи на ассирийцев, но кое в чем отличаются от них.

Среди жителей города были еще калдии — в основном маги и предсказатели. Ассирийцы относились к ним с некоторым пренебрежением. Шем, как сказал Сула, принадлежит к ветви эламитов, и Кейн припомнил, что это название он встречал в Библии. Их немного, но они сильны и жестоки, и жрецы используют их для наказания провинившихся. Сула и сам пострадал от рук Шема, как, впрочем, и все остальные рабы в храме.

Это был тот самый Шем, — золоченый ключ на его поясе так много значил для Кейна, мечтающего о свободе. Но бритоголовый стражник никогда не подходил близко к пленнику, если только его не сопровождали солдаты с копьями наперевес.

Не было ни одного дня, когда бы Кейн не слышал удары плетью и дикие вопли рабов, которых или нещадно хлестали, или ставили раскаленное клеймо, или заживо сдирали с них кожу. Нинн оказался сущим адом, в котором правили демонический Ашшур-рас-араб и его угодливый и хитрый помощник, жрец Ямен. Сам король считался верховным жрецом, как и его королевские предки в древней Ниневии. Внезапно Кейн понял, почему они называют его персом — они увидели в нем сходство с теми древними арийцами, которые когда-то пришли издалека, чтобы стереть Ассирийскую империю с лица земли. Спасаясь бегством именно от этих русоволосых завоевателей, нинниты и пришли в Африку.

Дни проходили один за другим, а в жизни Кейна ничего не менялось — он по-прежнему оставался пленником ниннитов. Больше ни разу ему не пришлось быть оракулом в храме.

Но вот однажды привычная череда дней нарушилась. Кейн услышал, как громко затрубили рожки на городской стене, запели литавры и зазвенела сталь на улицах. До его слуха донеслись топот ног и возбужденные крики людей. Выглянув в окно, Соломон увидел несущуюся по плато огромную толпу полуобнаженных чернокожих. Наконечники их копий сверкали на солнце, разноцветные страусиные перья на их головах развевались по ветру, а их громкие боевые кличи отчетливо доносились до слуха Кейна, несмотря на большое расстояние.

В комнату с горящими глазами вбежал Сула.

— Это мой народ! — взволнованно крикнул он. — Они идут против людей Нинна! Мои люди — воины! Богата — полководец, Катайо — король. Военные вожди нашего племени завоевывают себе славу силой своих рук, и если найдется какой-нибудь человек, который может убить военного вождя голыми руками, то он занимает его место и сам становится военным вождем. Так Богата стал полководцем, и пройдет еще немало дней, прежде чем кто-то сможет одолеть его голыми руками, потому что он сильнее всех на свете.

Кейну представилась прекрасная возможность наблюдать из своего окна за событиями в городе и даже за его пределами, потому что его комната находилась на самом верхнем этаже храма Баала. Вскоре туда торопливо вошел Ямен в сопровождении бритоголового Шема и других эламитов. Не приближаясь к Кейну, они направились к одному из окон и выглянули наружу.

Огромные ворота широко распахнулись, и ассирийцы маршем вышли из города навстречу врагу. Кейн смог приблизительно подсчитать, что их было не меньше полутора тысяч человек; еще триста солдат осталось в городе, не считая личной гвардии короля и стражников.

Соломон увидел, что войско ниннитов разделилось на четыре части: центральная, состоявшая примерно из шестисот человек, выдвинулась вперед; с флангов ее прикрывали две группы по триста человек каждая, а оставшиеся три сотни расположились позади центральной группы, между флангами, так что весь строй представлял собой следующую картину.

Ассирийцы были вооружены копьями, мечами, булавами и короткими тяжелыми луками. За их спинами висели колчаны с ощетинившимися стрелами — острыми и длинными.

Нинниты вышли на равнину в совершенном порядке и остановились, ожидая приближения нападавших. Кейн подсчитал, что чернокожих воинов было по меньшей мере тысячи три, и даже с довольно большого расстояния он смог разглядеть, что они великолепно сложены, полны сил и отваги. Но должного порядка и умения вести военные действия у них не наблюдалось — сулы представляли собой несущуюся вперед огромную беспорядочную толпу. Из строя ниннитов им навстречу полетел град стрел; их щиты из бычьей кожи оказались пробиты, словно бумажные.

Ассирийцы повесили свои щиты на шеи, чтобы освободить руки, и продолжали безостановочно поливать стрелами чернокожих воинов, которые с какой-то безрассудной отвагой еще быстрее стремились навстречу этому смертоносному ливню. Кейн видел, как один за другим падали ряды атакующих, и вскоре равнина покрылась множеством черных тел. Тем не менее они упорно продолжали наступать, расточая свои жизни, ускользающие, как песок сквозь пальцы. Кейна поразила совершенная дисциплина семитских солдат, которые действовали с таким хладнокровием, как будто это были всего лишь учения.

Когда фланги ассирийцев пошли в наступление, поддерживая центральную часть войска, толпа нападавших дрогнула и остановилась. Но внезапно от нее отделилась группа человек в четыреста; прорвавшись под ливнем стрел, они бросились на правое крыло ассирийского войска, смяв его передовые ряды. Но прежде чем они успели пустить в ход копья, резервная группа тыла поспешила на помощь флангу. Атака захлебнулась, и чернокожие воины начали отступать, не выдержав мощного натиска ассирийцев.

В воздухе засверкали мечи, и Кейн увидел, как сулы падают на землю, словно колосья под серпом жнеца. Почти все тела на окровавленной земле принадлежали чернокожим воинам, на одного мертвого ассирийца их приходилось десять.

Теперь нинниты перешли в наступление, и вот уже сулы в панике помчались по равнине назад, преследуемые сплошным потоком стрел. Ассирийцы гнали их, словно стадо животных, стреляя им в спины, рубя им головы мечами, добивая раненых кинжалами. Пленных они не брали. Сулы были плохими рабами, в чем Соломон смог убедиться в самое ближайшее время.

Собравшиеся в комнате Кейна наблюдатели приникли к окнам, не в силах оторвать глаз от кровавого зрелища. Грудь Сулы вздымалась, ноздри раздулись, глаза горели лихорадочным огнем. В этой душе дикого воина клокотала неукротимая ярость, дремавшая все годы рабства и проснувшаяся теперь при звуках боевых кличей своих соплеменников.

С пронзительным криком почуявшей кровь пантеры он прыгнул на спины своих хозяев. Прежде чем кто-нибудь из них смог шевельнуть рукой, Сула выхватил из-за пояса у Шема кинжал и вонзил его по самую рукоять между лопатками Ямена. Жрец визгливо, как женщина, завопил и, обливаясь кровью, рухнул на колени, а эламиты бросились на взбунтовавшегося раба. Шем пытался схватить Сулу за руку и вырвать кинжал, но тот намертво вцепился в другого эламита. Кружа по комнате, они кололи друг друга кинжалами. И Шему никак не удавалось их остановить.

Глаза борющихся заливала кровь, на губах выступила пена, оба были уже ранены, но не разжимали своих смертельных объятий, и каждый норовил перерезать другому горло. Шем еще раз попытался схватить Сулу за руку, но бешено вертящийся окровавленный клубок с силой оттолкнул его в сторону. Потеряв равновесие, Шем рухнул на пол возле кровати Кейна.

Прежде чем он успел шевельнуться, англичанин бросился на него, как дикая кошка. Наконец-то настал момент, которого он так долго ждал! Шем отчаянно пытался вырваться, но Кейн с такой силой надавил ему коленом на грудь, что раздался омерзительный хруст ребер. Железные пальцы Кейна сомкнулись на горле бритоголового эламита; еще мгновение, и Соломон увидел безумные выпученные глаза Шема и его вывалившийся изо рта язык. Эламит обмяк и повис в руках Кейна.

Отшвырнув его, Соломон быстро выхватил ключ из-за пояса Шема и через несколько мгновений уже был свободен от цепей. С наслаждением растирая онемевшие руки, он обвел взглядом комнату. Ямен еще корчился на полу, хрипя и булькая, а Сула и другой эламит были мертвы — они так и не разжали своих смертельных объятий, буквально разорвав друг друга на куски.