Грязный секрет (ЛП) - Харт Эмма. Страница 45

— Потому что ты поёшь больше, чем играешь на гитаре! — Тэйт кладёт гитару на колено и наигрывает несколько нот. — Слушай. Пятый аккорд.

Он проигрывает его снова. Дерьмо. Он прав. Это не подходит.

— Ладно, — говорит Кай, вмешиваясь. Он хватает лист с табурета перед Тэйтом и пробегает по нему глазами. — Чёрт, Тэйт. Ты не можешь это исправить?

Бросив его обратно Тэйту, он воспроизводит куплет, и теперь якобы неверный аккорд звучит правильно. Я медленно киваю и повторяю мелодию. В отличие от моих братьев, мне не нужно смотреть в свои записи. Я знаю каждую ноту, видимо, даже неправильную.

— Как я мог пропустить это? — я откидываюсь назад.

— Потому что ты не можешь услышать собственные ошибки, — добавляет Эйден.

— Всё-таки глупая затея, играть песню, которую мы знаем несколько дней.

— В чём дело, брат? Ничего не получается, когда Нина пропала с горизонта? — фыркает Кай.

Тэйт показывает ему средний палец.

— У меня есть право на перепих, но вместо этого я занимаюсь тут этой фигнёй.

— Тогда вали, но объясни всем, что ты, членоголовый, будешь делать на сцене, пока мы будем играть, — выдавливаю я из себя.

Тэйт слишком резко опускает свою гитару и встаёт. В его тёмно-синих глазах вспыхивает гнев.

— Я не знаю, почему ты до сих пор пытаешься, — говорит он мне, твёрдо подчеркивая каждое слово. — Она того не стоит.

— Для тебя, — я встаю, готовый вмазать ему. Не имеет значения, что он выше и крупнее меня. — Она чертовски много стоит для меня.

— Почему? Потому что у неё твой ребёнок? Ты действительно думаешь, что она захочет остаться, Кон? Тогда она не осталась. Она не переживала. Что заставляет тебя думать, что на этот раз будет по-другому?

Кай хватает меня за руку, отводя мой кулак назад.

— Эй. Тэйт, ты перегибаешь палку, мужик.

— Я просто присматриваю за ним, — говорит Тэйт Каю, но его взгляд сосредоточен на мне. — Близнецы, может, будут счастливы наблюдать за твоей болью, Кон, но не я.

Он дразнит меня, и я знаю это. Меня трясёт от злости, потому что, чёрт возьми, никто не будет так говорить о Софи. Никто.

— Сбавь, чёрт возьми, обороты, придурок, — спокойно говорит Эйден, вставая между нами, и толкает Тэйта обратно. — Софи — мама девчонки, с которой ты провёл последние несколько дней на пляже. Как говорит мама, мы не обязаны любить её, но мы будем уважать её. Так должно быть, даже когда её нет рядом. Если вы не можете вежливо говорить о ней, не произносите ни слова.

— В следующий раз я не остановлю его, — предупреждает его Кай. — Я уже подумываю о том, чтобы спустить его на тебя.

— Не беспокойся. Я закончил, — я выдёргиваю свою руку из его хватки и выхожу из гаража.

Дверь с треском захлопывается за моей спиной, отдаваясь рикошетом по дому. Кровь яростно бурлит, когда я прохожу мимо Лейлы и выхожу через заднюю дверь. Стекло в двери дребезжит, и я оглядываюсь, чтобы проверить, осталось ли оно целым.

К счастью, это так, и я опираюсь руками о перила крыльца, наклоняясь вперёд. Делаю глубокий вдох, вдыхая солёный морской воздух, который всегда меня успокаивал.

Но это не важно, потому что единственная, кто может меня сейчас успокоить, находится в десяти минутах езды, в окружении кучи сраных назойливых стервятников.

— Вау. У тебя эти дни? — спрашивает Лейла, выходя за мной. — Ты разбил стекло в двери.

Я оглядываюсь. Она права. Длинная трещина пересекает окно.

— Чёрт. Я заменю его завтра.

— Неплохая идея, — она опирается предплечьем на перила рядом со мной. — Что Тэйт натворил на этот раз?

Я фыркаю:

— Как ты узнала, что это был он?

— Хм, может потому, что вы всегда грызлись друг с другом, как дети в песочнице? Может, потому, что он лез в ваши дела с Софи с тех пор, как она вернулась? Или, может, потому, что он и ломаного гроша не даст, если ты захочешь сделать её счастливой?

— Дело не в этом, Лей, — я выдыхаю. — Речь идёт о том, что лучше для Милы. Иногда я думаю, что нам лучше порознь, но потом Софи уходит и возвращается с язвительными комментариями, она улыбается или смеётся, и я не могу представить себя вдали от неё снова. Я не могу представить себе ничего хорошего для Милы, кроме нас с Софи.

— Ты когда-нибудь задумывался, что это не нужно учитывать интересы только Милы?

— Конечно, нужно. Все наши действия влияют на неё.

— Ну ладно, но ты должен думать и о том, что хорошо для вас двоих. То, что хорошо для тебя и Софи, будет хорошо и для Милы.

Я искоса смотрю на неё. В этом есть смысл, признаю. Если мы будем счастливы, то и Мила тоже. Может в том-то и дело, что мы слишком сильно сосредоточены на Миле. Мы так же важны, как и она.

Если дойдёт до того, что нужно будет выбирать, то я каждый день буду ставить счастье Милы выше счастья Софи. Но если счастье для них в одном и том же, если оно связано, то это уже совсем другая история.

— Почему она на самом деле уехала, Лей? — тихо спрашиваю я, глядя на разбивающиеся о берег волны. — Я не куплюсь на её историю.

— Ты продолжаешь спрашивать меня об этом, но я по-прежнему не знаю. Даже если бы знала, то не сказала бы. Кон, это не моё дело.

— Ты стала говорить иначе.

— Я видела, как мой брат и лучшая подруга, оказавшись в любовной истории, и без моего участия неслабо облажались, — смеётся она. — Вы, ребята, уедете через десять дней. Осталось мало времени. Вам нужно разобраться с этим ради всех нас.

Я медленно выдыхаю. Я знаю это. Знаю, что мы не можем оставаться в этом затянувшем нас споры-поцелуи-секс-споры круговороте. Это уводит нас от правды.

Правды, которую она скрывает и которую я боюсь.

Потому что в очередной раз, когда я отдам этой девушке всё, что у меня есть, она может принять это и сбежать. Снова.

Глава 23

Софи

Коннер упирается руками в дверной проём, немного наклоняясь вперёд. Я кладу руку себе на бедро, пока он медленно исследует моё тело, обжигая взглядом.

— Тебе чем-то помочь? — ласково спрашиваю я, привлекая его внимание к моему лицу.

— Зависит от того, — отвечает он, отвечая на мой взгляд, — уснула ли Мила.

Я качаю головой.

— Тогда нет, не можешь, — он выпрямляется и проходит мимо меня.

Я смотрю ему вслед, приподняв одну бровь. Визг Милы следует за его исчезновением за дверью, а после слышится:

— Привет, папочка!

— С каких пор она говорит «Привет!»? — он смотрит на меня, держа её на руках.

— Видимо, с этого утра. Она проснулась, произнося это, — я пожимаю плечами и падаю на диван, игнорируя беспорядок на ковре.

Повсюду игрушки, на ковре раскрошены чипсы, а под диваном, возможно, даже припрятано печенье. Честно говоря, я боюсь смотреть. Этот ребёнок прячет вещи повсюду.

— Папа, петь? — спрашивает Мила, вырываясь из его рук и стремясь снова опуститься на пол. Она хватает свою игрушечную гитару и нажимает на кнопки. — Дум-дум-дум!

Коннер усмехается и садится на диван рядом со мной.

— Да, у папы скоро будет концерт. Много концертов.

— Мне нравится. Дум-дум-дум!

Я вздрагиваю от громких, монотонных звуков, исходящих от гитары. Блин, почему я вообще позволила брату купить ей это? Ах, да, у меня не было выбора. Вот почему.

— Бл... ин, — поправляет себя Коннер, потирая ухо. — Что это за чёртова гитара?

— Детские игрушки — это устройства, предназначенные для пытки родителей, чтобы получать от них конфеты ради двух минут тишины, — я смотрю на Милу, прыгающую по комнате, ей каким-то образом удаётся обойти каждую игрушку. Хотела бы и я так же. Но нет, я каждый день спотыкаюсь о них.

— Да, это я уже понял. Эй, Мила! Хочешь конфетку?

С отвисшей челюстью, я поворачиваюсь к Коннеру.

— Конфетку? Да! — Мила сразу бросает гитару на ковёр и вскарабкивается на Коннера.

— Игрушки в ящик, — торгуется он, держа пакетик с конфетами там, куда она не может дотянуться.

Мила надувает губки.