Трезуб-империал - Данилюк Эд. Страница 2

— Знаешь что, неси сюда его одежду!..

За окном кто-то подошел к клумбе и принялся рвать цветы. Вороны с дерева неподалеку подняли ор. Санитар стрельнул глазами в окно и ушел.

— Может, что-то под кожей?

— Надо бы это сфотографировать…

Вернулся санитар с ворохом одежды.

— Обуви не было, — предупредил он с порога. — Прямо в носках привезли.

— Вот носки и нужны.

Один из патологоанатомов стал рыться в вещах. Вскоре вытащил из груды два толстых шерстяных носка, явно ручной вязки.

— Что-то есть, — сообщил он удивленно, ощупывая их.

Затем вывернул носок, и оттуда вывалился сияющий желтый кружок. Отбрасывая множество ярких бликов на стены и потолок, он с громким звоном поскакал по поверхности приставного столика. Патологоанатом перехватил его. Внимательно осмотрел и отдал коллеге.

В полной тишине они переглянулись.

— Труп под утро привезли, — оправдывался санитар. — Я очумевший был, хотел…

Не слушая его, врачи смотрели друг на друга. Будто подумав об одном и том же, они одновременно покосились на санитара и тут же отвели взгляд.

— Тащи фотоаппарат, — спокойно распорядился писавший.

Санитар ушел. Мужчины молча ждали, пока он исчезнет в черноте коридора.

— Золото, — почти беззвучно произнес один. — На полтысячи потянет. Или на всю тысячу.

Воцарилась тишина. Часы на стене громко отсчитывали секунды.

¬— Если и не настучит, — заметил его коллега, — то где-нибудь проговорится…

Патологоанатом в фартуке покосился в сторону коридора.

— Настучит, — еле слышно сказал он. — Ты же знаешь, куда он докладывать бегает. А тут такой шанс выслужиться!

Второй кивнул.

— Да и национализмом пахнет. Убитый, похоже, хорошо вляпался. Без КГБ не обойдется. А Комитет будет копать, как следует, без дураков…

Они рассматривали монету — странную, немыслимую, невероятную при всей ее кажущейся обычности. Она могла бы быть из иных времен, если бы — вне всяких сомнений — не являлась современной. Она могла бы прийти из каких-то далей, если бы не выглядела явно местной. Таинственная и непонятная, она вызывала у патологоанатомов ощущение тревоги и беспокойства, будто скрывала в себе опасность…

Из задумчивости врачей вывели шаги в коридоре.

— Интересный эффект на микроциркуляцию, — громко проговорил один.

В зале появился санитар. Он принес обычную «Смену 8М», правда, с фотовспышкой.

— Думаю, надо будет выступить с сообщением на Обществе, — продолжал врач.

Второй поправил фартук.

— Давай оформлять, — И, повернувшись к санитару, добавил: — Отсними все. Потом сразу позвонишь в прокуратуру.

В полном молчании каждый вернулся на свое место.

— На коже левой стопы сверху, приблизительно на середине плюсны, — стал громко и уверенно диктовать мужчина, проводивший осмотр, — видно белое пятно правильной округлой формы диаметром… так… — Он произвел замер все той же гибкой швейной лентой.

— …три сантиметра. Пятно, скорее всего, соответствует найденной в носке убитого монете…

— Может, ее отдельным протоколом?

Патологоанатом задумался на мгновение.

— Да, так будет лучше. Только ссылку на этот сделай.

Зал осветила череда фотовспышек. При каждом всполохе по лицу убитого пробегали черные тени, и казалось, что труп злобно кривится.

Потом санитар подошел к столу и сфотографировал монету по нескольку раз с обеих сторон и еще раз — с торца.

— Звони, не откладывай, звони, — поторопил его один из врачей.

Санитар пожал плечами и направился к двери — рядом с ней на стене висел телефон.

— При осмотре трупа в носке, надетом на левую ногу, обнаружена монета желтого металла диаметром три сантиметра и весом… — Патологоанатом бросил ее на весы и долго всматривался в показания шкалы.

— Особой точности у нас не получишь… — подбодрил его второй.

— Тогда пиши: «…около тридцати граммов».

— Тяжелая! Тридцать граммов золота! Подумать только!

Первый оглянулся на дверь и продолжил диктовать:

              — Качеством работы и общим видом монета напоминает советский юбилейный рубль. На одной из ее сторон на фоне православного собора — профиль безбородого мужчины с длинными отвислыми усами. Вокруг него надпись: «Божою милістю Його Величність король Максим III ». Портрет также окружают дубовые листья. С обратной стороны — крупное изображение трезуба украинских буржуазных националистов. Под ним — число «десять» и ниже — стилизованная надпись славянским шрифтом «Десять гривень». Над трезубом… — Патологоанатом запнулся. То, что было написано над трезубом, смущало его больше всего. Врача вновь охватило ощущение нереальности происходящего. Он посмотрел на своего коллегу, прокашлялся, чтобы прочистить горло, и договорил: — …Над трезубом надпись: «800 років династії Романовичів, Мала Русь-Україна , 1970».

Володимир, дом Ревы, 13:20.

— Ничего себе, как вы быстро на наш звонок отреагировали! — удивился милиционер. — Я когда увидел, что следователь прокуратуры кого-то привез, даже подумать не мог, что это уже областной КГБ нагрянул! Хотя, понятно, наша находка того стоит…

Воцарилось неловкое молчание. Его собеседник понятия не имел, о чем говорит этот молодящийся человек с усталыми глазами, традиционными волынскими усами и копной черных волос.

— Покажите мне место преступления, — наконец, сказал капитан госбезопасности, и милиционер, покладисто кивнув, повел его внутрь дома.

Кухня производила ужасающее впечатление. Пол был усеян осколками посуды, выброшенными из шкафов продуктами, сметенными с полок кастрюлями и сковородками. Холодильник лежал на боку, погребенный под останками кухонного пенала, в котором некогда хранились запасы муки и круп. Теперь эти запасы густым слоем покрывали все вокруг.

— Здесь только тайник. Его обнаружили преступники. Самое интересное — в библиотеке…

В стене, которую ранее закрывал пенал, зияло аккуратное прямоугольное отверстие высотой чуть больше обычной книги.

— Хозяин вырезал часть задней стенки шкафа… — рассказывал лейтенант. Он, должно быть, валился с ног после бессонной ночи, проведенной на месте убийства, но это хорошо скрывали его бодрый голос и живое выражение лица. — Сварганил что-то вроде маленькой дверцы. Через нее можно было подобраться к выемке в стене. Сбоку приставил холодильник, поэтому заглянуть за шкаф, даже случайно, было нереально. Но когда преступники принялись громить кухню и валить все на пол, тут же наткнулись на это отверстие. Если убрать шкаф, дырку не заметить просто невозможно…

Сквира смотрел на тайник, но ничего не видел. В голове его крутилась фраза, брошенная милиционером… Звонок? Какой звонок? Разве из местного райотдела кто-то звонил? И что за находка? Они что же, еще что-то нашли?

Ему, конечно, стоило сразу уточнить, о чем идет речь, но он промедлил, а теперь с каждой секундой ситуация становилась все более неловкой. Сквира уже ясно понимал: еще чуть-чуть — и он не сможет признаться в своем неведении. Правда, рано или поздно оно неизбежно обнаружится, и тогда будет во сто крат хуже… И все же капитан молчал.

Более того, Сквира не запомнил, как зовут милиционера. И опять-таки, правильнее всего было бы прямо сейчас переспросить, но и этого он не делал…

Сам приезжий назвался Северином Мирославовичем, и милиционер посмотрел на него с сомнением — он выглядел лет на десять младше лейтенанта. Какой там Северин Мирославович! Но так уж Сквира привык…

Поскальзываясь на осколках посуды, он неуклюже перебрался через холодильник и заглянул в дыру в стене. Темно.

— Туда три нумизматических альбома помещаются, — доложил лейтенант. — Когда мы пришли, там было, как у меня в кошельке — пусто.

Сквира хмыкнул. Просунул в дыру руку — голые стенки. Ни конвертика, прикрепленного к потолку, ни двойного дна, ни дополнительных карманов по бокам.

Под порывами ветра за окном качалась ветка дерева. В такт ее движениям поскрипывала открытая форточка. Однообразный звук раздражал, и Сквира, выпрямившись, осторожно переступил через разорванный куль с мукой и захлопнул ее. Стало тихо.