Трезуб-империал - Данилюк Эд. Страница 46

— Здравствуйте, Алексей Тимофеевич, — Сквира пожал протянутую руку, потом повернулся к Икрамову. — Вот, Сурат Бахтиерович, это тот самый археолог, педагог…

— …И друг Ревы! — воскликнул подполковник. — Это такая честь для меня!

— Да ну! — смутился старик.

Они обменялись рукопожатиями.

— Еще ни единой души нет, — сказал Часнык. — Давайте здесь присядем? — Он указал на несколько стульев у стены.

Прямо перед Северином Мирославовичем на полу стояли артиллерийские снаряды и сложенные в пирамиды винтовки. Над головой висел огромный плакат с надписью «20 июля 1944».

— Двадцатое июля — это, я так понимаю, день освобождения города? — спросил он.

— Именно так, — кивнул Часнык. — С освобождением тогда сильно затянули. Луцк взяли на полгода раньше. А это всего в семидесяти пяти километрах отсюда!

— Да, — Икрамов покачал головой, — затишье на фронтах…

— Именно! Фашистов из Володимира изгнали всего за девять месяцев до падения Берлина. Население, а его из довоенных двадцати пяти тысяч осталось всего семь, вовсю тогда обсуждало слухи, что новая граница с Германией пройдет где-то рядом, и Володимир останется на немецкой стороне. Но двадцатого июля все прояснилось — части Тринадцатой армии Первого Украинского…

— Товарищи, здравствуйте! — в зал ворвалась Кранц-Вовченко.

Она, похоже, ни секунды не сомневалась: о чем бы мужчины ни разговаривали, ее появление должно все затмить.

Все вскочили.

— Капитан, Олекса, — свысока, по-командирски поприветствовала Марта Фаддеевна мужчин, принимая как должное и подставленный стул, и принятый с ее плеч мокрый плащ, и ожидание, пока она сядет… — А вы, должно быть, подполковник госбезопасности Икрамов!

— Рад встрече! — тот вновь вскочил и изобразил нечто, что при желании можно было бы истолковать как полупоклон.

— Отлично, все в сборе. Как ваша политинформация, капитан? — обратилась старуха к Сквире.

— Мы осудили преступную политику Израиля, — мрачно пробурчал тот.

— Уверена, вы все тщательно обдумали, прежде чем принять такое решение, — заметила она и тут же, без паузы, добавила: — Кстати, альбом, который вы нашли у Рыбаченко, несомненно, из коллекции Ореста. — Она достала несколько листов бумаги, исписанных мелким аккуратным почерком. — В первой колонке — монеты данной тематики из собрания Ореста. Конечно, насколько я смогла их вспомнить. Во второй — монеты из альбома, который вы нашли в доме Геннадия. Я сравнивала не просто наименования, а качество и сохранность. Вывод такой — все до единой монеты Рыбаченко я раньше видела у Ореста…

— У Геннадия была приблизительно треть от всего списка, — пробормотал Сквира, просматривая листки.

— Вы еще и математик! — воскликнула Марта Фаддеевна.

— Мне повезло, я учился в школе. — Капитан аккуратно сложил списки. — Если вы не против, я подошью это к делу.

— Подшивайте! — хмыкнула старуха.

— Еще просьба. Вы могли бы записать в точности, что говорил Рева во время своего последнего звонка к вам?

— Могла бы, — Марта Фаддеевна вновь открыла сумочку и принялась в ней рыться. — Уже записала.

— Неужели я настолько предсказуем? — вздохнул Сквира.

Кранц-Вовченко пожала плечами и отдала ему очередные листы…

В этот момент Икрамов достал из нагрудного кармана монету короля Максима III и протянул ее старухе. Марта Фаддеевна тут же забыла о Северине Мирославовиче. Она осторожно положила золотой кружок на ладонь, вслепую порылась в плаще, потом пощелкала пальцами. Часнык, заглядывавший ей через плечо, отбежал к соседнему стенду и вернулся с большой лупой. Старуха выхватила ее и уставилась на монету.

— Полный бред, — высказалась она.

— Бред и есть, — согласился Сквира.

В зале вновь воцарилась тишина. Кранц-Вовченко и Алексей Тимофеевич вертели в руках диковинную находку, время от времени вырывая ее друг у друга. Их лица сияли. Потом, не в силах сдержать эмоции, Часнык захлопал себя по бокам и завертелся на месте.

— Это!.. — забулькал он. — Это!.. Да вы понимаете!.. Это же…

Кранц-Вовченко повернулась к Сквире и, не обращая внимания на Алексея Тимофеевича, сухо, будто нарочно убрав все эмоции из голоса, произнесла:

— Если бы девственным жителям тундры, какими они были еще сто лет назад, показали жирафа, впечатление было бы таким же — этого не может быть!

— Эта монета есть порождение не нашей вселенной, — бросил Часнык.

Сквира усмехнулся. Похоже, Алексею Тимофеевичу пришла в голову та же мысль, что и Реве. Орест Петрович читал в воскресенье утром книгу о параллельных мирах…

— Тяжеленная! — сказала старуха. — Золото? Сколько весит?

— Золото, — кивнул Северин Мирославович с гордостью, будто выбор металла для этой монеты было его личной заслугой. — Двадцать восемь граммов.

— Ничего себе! — поразилась Марта Фаддеевна.

— А вы мыслите, — упрямо перебил всех Алексей Тимофеевич, — что такая монета могла возникнуть в нашем мире? Прочтите историю Галицко-Волынской земли, представьте себе, как сейчас выглядели бы монеты этой страны…

— Интересный трезуб-империал, — задумчиво проговорила себе под нос старуха.

— Трезуб-империал? — заинтересовался Икрамов.

— Империал — это золотая монета большого веса, выпущенная центральными властями, — пояснила Кранц-Вовченко. — В название иногда добавляют имя герба…

Алексей Тимофеевич резко качнул головой, будто отметая, отгоняя от себя этот не нужный, с его точки зрения, разговор.

— Мы не о том! Не о том! — он в возбуждении вскочил со своего стула. — Перед нами величайшее открытие человечества, а мы о названиях говорим!

Кранц-Вовченко, Икрамов и Сквира посмотрели на Часныка. Под их тяжелыми взглядами Алексей Тимофеевич смутился.

— Неужто история не могла пойти по-другому? — настойчиво повторил он. — В другой реальности? Ну же, признайте, эта монета — лучшее доказательство существования параллельных миров!

— Не преувеличивай, Олекса! — проворчала Марта Фаддеевна.

— Как это «не преувеличивай»! — Часнык попытался пробежаться по залу, но вокруг было слишком много стендов и экспонатов. — Что тебе еще нужно! Такая монета! Существование параллельных миров доказано!

— Лучше бы нам найти проход туда… — начал было Сквира, но Алексей Тимофеевич его перебил:

— Мне не нужно видеть слона, чтобы увериться, что он существует. Достаточно видеть его бивень!

— Сядь, Олекса, — холодно скомандовала Марта Фаддеевна.

Часнык стушевался и опустился на стул.

— Орест в субботу, пока лазил по подземелью, нашел дверь в параллельный мир, — сказал он уже тише, но с тем же упрямством в голосе. — Пошел туда. Выменял золотую монету на что-то, что у него было с собой — на ту же мелочь из кошелька. Советские монеты должны вызывать у жителей той вселенной такое же изумление, как у нас — монеты их мира.

— У тебя что, в голове уже вся история сложилась? — ехидно поинтересовалась Кранц-Вовченко.

Часнык подобрался.

— Люди из параллельного мира следили за проходом между вселенными. Они и убили Ореста…

— Зачем? — Икрамов слегка подался вперед.

— Чтобы о проходе никто не узнал.

— Осмелюсь спросить: следили за Ревой они же?

— Конечно, — уверенно заявил Часнык, но Сквира, уже несколько привыкший к манере общения Икрамова, понял, что старик только что попал в ловушку.

— Другими словами, они начали следить за Орестом Петровичем до того, как он нашел проход? — спокойно продолжил подполковник.

Алексей Тимофеевич застыл на мгновение, но тут же ожил и победно воскликнул:

— Орест ведь нашел проход не случайно! Он много недель вел раскопки в том месте! И все это время стражи двери следили за ним!

— Ждали, пока он пройдет в их мир, чтобы получить право его убить? — уточнил Икрамов. — Вместо того чтобы просто перекрыть проход или как следует Реву напугать?

Глаза Часныка растерянно забегали.

— А причем здесь Рыбаченко? — нанес очередной удар по теории Часныка Сурат Бахтиерович.