Трезуб-империал - Данилюк Эд. Страница 7

— Давайте их сюда, юноша, прямо на пол! — скомандовала старуха.

Водитель свалил альбомы у стола, завистливо принюхался к кофейно-алкогольным ароматам, витавшим в воздухе, но, не дождавшись приглашения, вздохнул и ушел.

— Посмотрим, — Марта Фаддеевна взяла верхний альбом, один из брошенных преступниками, и перевернула несколько страниц. Слегка поморщилась.

— Коллекция плохая? — спросил Сквира.

— В этом альбоме только советские Gedenkmünzen ! — пренебрежительно отозвалась она.

Сквира понятия не имел, что такое «Gedenkmünzen», но догадался, что они, да еще советские, восторга у старухи не вызывают.

— Сколько этот альбом может стоить? — он украдкой взглянул на Кранц-Вовченко, проверяя, не задал ли какой-нибудь глупый с точки зрения нумизмата вопрос.

Марта Фаддеевна вынула изо рта мундштук и задумчиво уставилась на гостя.

— С точностью до рубля мы сможем сказать дня через три-четыре. У меня специалисты не слишком прыткие. Нужно будет оценить каждую монету…

— А если приблизительно?

— По весу, что ли?

— Ну чтобы составить общее представление, — неуверенно проговорил капитан.

— Смотрите, — дама придвинула к нему альбом. — Золотых монет здесь нет. Серебряных — четверть. Все в приличном состоянии. Думаю, этот альбом может стоить около ста пятидесяти рублей.

— Так много!

— В основном, товарищ Сквира, это стоимость серебра. — Она глянула на капитана поверх очков. Тот кивнул. Марта Фаддеевна взяла второй брошенный преступниками альбом.— Этот поинтереснее, — она пролистала картонные страницы. — Все боятся собирать монеты времен оккупации. Много серебряных рейхсмарок… Думаю, до двухсот рублей.

— Ничего себе! — поразился капитан. — За эти два альбома можно купить шубу!

— Не все меряется шубами, — холодно отрезала Кранц-Вовченко.

Северин Мирославович стушевался.

— В коллекциях, подобной этой, есть только один смысл — законная скупка и хранение драгоценных металлов, — объясняла женщина. — Добрая половина списочного состава нашего общества занимаются нумизматикой только ради этого.

— Даже так? Зачем же вы принимаете их в общество?

— А взносы? А показатели массовости?

Сквира оторопел.

— Да и не пишут они этого в своих заявлениях, — добавила она. — Пишут прямо противоположное — про увлекательный мир монет, через который соприкасаешься с историей своего Отечества…

— Так Рева был из таких?

— Орест? Нет, он был настоящим нумизматом. Всегда привозил парочку немыслимых редкостей. Производил фурор… — Грозно звучавший прононс старухи, помноженный на картавость, производил ошеломляющий эффект. Сквира поймал себя на мысли, что готов слушать этот «фурор» снова и снова.

— Откуда же люди берут столько денег на свои коллекции?

Марта Фаддеевна рассмеялась.

— Большинство просто вкладывают в монеты то, что зарабатывают на стороне. Но есть, конечно, и удачливые коллекционеры, делающие деньги на нумизматике…

— Разве это законно? — Сходу Сквира не мог вспомнить соответствующих статей кодекса, но все это отдавало легким криминальным душком.

— Вам нужны от меня факты или моральная оценка? — сухо оборвала его дама.

В комнате стало тихо. В углу стучали большие напольные часы. Тяжелый маятник равнодушно раскачивался из стороны в сторону. Сверкающие медью стрелки показывали почти полпятого. В полированной поверхности корпуса отражались, искривленные и сжатые до неузнаваемости, две человеческие фигуры.

— А Рева откуда брал деньги? — спросил капитан, наконец. — Тоже удачная купля-продажа монет?

— Не без этого. Он был очень талантливым.

— А что еще? — Требовалось задать неприятный вопрос, и Сквира весь напрягся, пытаясь сформулировать его помягче. — У Ревы были доходы на стороне?

— Понятия не имею, — спокойно ответила старуха. — Как коллекционер, Орест был одним из немногих, добившихся настоящего успеха. Как собеседник он был интересным. Как кавалер он демонстрировал неплохие манеры…

— А как гражданин?

— А как гражданин он слишком часто посещал партсобрания, — тем же тоном произнесла Марта Фаддеевна. Потом улыбнулась, и вся тяжесть, возникшая в последние минуты разговора, развеялась, как по мановению волшебной палочки.

Сквира почувствовал себя увереннее.

— А вы сами? Ваша коллекция, наверное, и лучше, и дороже, чем у Ревы?

— Моя коллекция и лучше, и дороже, — невозмутимо согласилась Кранц-Вовченко и выпустила из носа струйку сигаретного дыма. — По последней оценке, июньской, кажется, она стоит тридцать пять тысяч рублей…

Сквира замер, не веря своим ушам. Тридцать пять тысяч?!

— Оценку проводил местный краеведческий музей, которому я ее завещала. Возможно, они из-за этого несколько завысили стоимость, но вряд ли в разы. А деньги… По большей части я весьма удачлива как коллекционер. Не хуже Ореста, это уж точно… Конечно, только удачей не обошлось. В монеты вложен не один оклад моего первого мужа, гонорары моего второго мужа и премии третьего. Не говоря о том, что и мой орден Ленина тоже, бывало, помогал…

— Орден Ленина? — Сквира не уставал поражаться. — У вас? Вы воевали?

— Вы имеете в виду, сидела ли я в окопах с ружьем наперевес? — рассмеялась Марта Фаддеевна. — Нет и нет! Это мужское дело. Я вела комфортную жизнь в глубоком тылу, работала в хорошо отапливаемом архиве и перекладывала с места на место бумаги. Не так интересно, как все это, — она хлопнула ладонью по нумизматическому альбому. — Вокруг меня сновали подтянутые и вежливые мужчины. В отличие от наших мужланов, они знали родословную фон Кранцев назубок, ценили мои фиктивные дипломы и сочувствовали тяжелой жизни бедной девушки под гнетом комиссаров, — и она лихо опустошила рюмку.

— Я и подумать не мог… — ошарашено пробормотал Сквира.

Он весь подобрался и опасливо посмотрел на собеседницу. В его голове возникла картина: подполковник Чипейко увольняет его из органов… нет, отдает под суд за неосторожную фразу, сказанную пламенному борцу, ветерану невидимого фронта, коммунисту кристальной честности и стальной закалки товарищу Кранц-Вовченко…

— Мы отвлеклись, — старуха опять наполнила свою рюмку. — Ошибки моей молодости вам никак не помогут. Что касается Ореста… Богачом он не был, деньги направо и налево не швырял, собрать тысячу за пару дней не мог.

— Кстати, — спросил Сквира, — откуда коллекционеры узнают о том, кто какие монеты предлагает и кто какие ищет?

— В газетах, конечно, никто объявления не дает! У кого больше знакомых среди нумизматов — тот и в выигрыше.

— Значит, вы лично, Марта Фаддеевна, находитесь в самом выгодном положении? — улыбнулся капитан. — Вы знаете всех.

— А иначе зачем бы я здесь сидела? — величественно ответила она.

— С кем из нумизматов чаще всего общался Рева?

— Со мной, конечно, — старуха вскинула голову. — Еще в Киеве есть такие Дзюба и Бакун. Во Львове живет Шкляр…

— А кем являются люди вот из этого списка? — капитан достал из папки несколько машинописных листов, схваченных скрепкой.

…В доме Ревы хранились письма дочери, приглашения на конференции, квитанции, вырезки из газет, грамоты — ничего подозрительного. Однако Северин Мирославович нашел там и эти бумаги. Уже само заглавие вызывало профессиональную настороженность: «Конец галицко-волынской правящей династии». Этот документ явно стоило почитать повнимательнее. Строчку за строчкой. Националисты ярче всего раскрываются именно в своих рукописях, а это — единственный найденный в доме текст, без сомнения, составленный самим Ревой.

Под заголовком рукой Ореста Петровича были написаны в столбик шесть имен:

«Алексей Тимофеевич Часнык, преподаватель ПТУ

Андрей Андреевич Игнатенко, главный инженер кирпичного завода

Сергей Остапович Гаврилишин, директор Дома пионеров

Олег Сергеевич Квасюк, фотограф

Геннадий Федорович Рыбаченко, рабочий кирпичного завода

Марта Фаддеевна Кранц-Вовченко, профессор».

Разброс от рабочего до директора, от фотографа до профессора. Список то ли масонской ложи, то ли местного националистического кружка…