Дорога Боэмунда - Говард Роберт Ирвин. Страница 4
Когда они начали сдирать свинцовые листы с крыш соборов, чтобы продать их на рынке, Алексис, пребывая в совершеннейшем отчаянии, убедил их перебраться на другой берег Босфора. Там они рассеялись по холмам и, к всеобщему облегчению, пали жертвой разбойничьей банды турок. Готье и его товарищи, движимые скорее доблестью, нежели благоразумием, поспешили на помощь несчастным и наткнулись на целую армию украшенных перьями цапли и распевающих песни всадников. Готье пал смертью храбрых на груде вражеских трупов, вместе со своими доблестными воинами, а сэр Роджер, придя в себя после страшного удара секиры по макушке шлема, обнаружил, что скован цепями вместе с прочими воинами своего отрада. Далее они пешком шагали в Ниццу; здесь его продали высокому худому стервятнику, одетому в сталь и золото, – арабу, Юсефу ибн Загашу. Его изящный корабль ходил вдоль берегов Черного моря и вверх и вниз по Босфору, от Черного моря до Средиземного. Рыцарю пришлось стать свидетелем ужасных сцен, кои разыгрывались как в трюме галеры, так и на запятнанной кровью палубе, – потом они являлись ему в кошмарных снах в течение всей его жизни. Однако эти кровавые видения не в силах были затмить иную жуткую картину – его товарища, Готье, умирающего среди мертвых, и – худого надменного всадника в золоченой кольчуге и шлеме с пером цапли, поднимающего на дыбы лошадь, копыта которой мигом позже опускаются на окровавленное лицо...
«Так Осман, сын Килиджа Арслана, поступает с неверными!» Эти презрительные слова звучали в ушах Роджера де Когана сквозь плеск волн, скрип весел и шум сражений.
Теперь же английский рыцарь оказался в одной компании с турецкими грабителями. Он чувствовал себя участником мрачного маскарада; он ничего не знал о том, куда они направляются, за исключением того, что ему – вне всякого сомнения – предстоит оказаться лицом к лицу с принцем Османом и его жестокосердым отцом. Роджер постоянно оглядывался, нет ли признаков погони, но если солдаты Алексиса и преследовали их, то уже сбились со следа.
К полудню всадники подошли к невысокой башне среди холмов. Тут их ждали еда, питье и свежие лошади. Они находились во внешних владениях Килиджа Арслана, Красного Льва ислама, но пока что не встречали никаких поселений – лишь руины, оставшиеся от древних времен правления римлян. Быстро поев, они вновь вскочили в седла и помчались дальше.
В течение всего жаркого и сухого летнего дня они скакали галопом среди неровных холмов, не жалея лошадей. Роджер искал взглядом передовой отряд крестоносцев или хоть какие-то признаки их движения, но понял, что они сами, видимо, едут севернее. Он не задавал никаких вопросов; ничего не говорил и Ортук-хан. Он ехал, напевая песню о воине, который был столь искусным наездником, что удостоился имени Оседлавшего Ветер. Роджер чувствовал – это было слабостью и предметом тщеславия сельджука.
Взошла луна, затем зашла снова, и они опять остановились среди холмов, где смогли поменять лошадей. Ортук-хан долго о чем-то разговаривал с запыленным гонцом. Затем он уселся на землю, скрестив ноги, и сделал знак своим людям, чтобы те приготовили еду.
– Мы уже недалеко от цели, – сказал он Роджеру. – За часы мы преодолели расстояние, на которое крестоносцам потребовались дни. Теперь лишь три часа пути отделяет нас от лагеря неверных. На рассвете мы двинемся вперед и вступим в битву.
Недоумевая, каким именно образом Алексис намеревался избавиться от Боэмунда, не уничтожив остальных крестоносцев, Роджер решился задать вопрос:
– Расскажи мне еще раз, какую ловушку Красный Лев подстроил крестоносцам.
– Очень просто, – с готовностью ответил Ортук-хан. – Маймун – Боэмунд – вместе со своими людьми идет впереди основного отряда неверных. Этой ночью они разбили лагерь там, где холмы спускаются к равнине Дорилеум, ожидая подхода Сенджила – Сен-Жиля – и остальных.
Однако Алексис дал этим остальным проводника, который поведет их по ложному пути. Видишь вон ту вершину, которая возвышается над другими холмами? Если ты поскачешь прямо на юг от этой вершины, через пять часов ты окажешься возле их лагеря.
На рассвете Красный Лев нападет с востока и раздавит Маймуна и его рыцарей. Затем он двинется дальше и сотрет с лица земли Сенджила и остальных.
Значит, Алексис был заодно с сельджуками – по крайней мере, в том, что касалось уничтожения Боэмунда; это было очевидно с самого начала. Вероломный проводник, которого упомянул Ортук-хан, вероятно, Теодор Бутумитес. Алексис говорил, что грек был вместе с Сен-Жилем. Рыцарь взглянул на вершину, стараясь четко запомнить ориентиры, указанные ему турком. Равнина Дорилеум находилась в трех часах езды к востоку; лагерь остальных крестоносцев – в пяти часах к югу. Вот первые лучи солнца коснулись восточных холмов. Турки зашевелились, седлая лошадей и застегивая доспехи.
– Ортук-хан, – небрежно сказан сэр Роджер, вставая и кладя руку на гриву стройного турецкого коня, которого ему дали, – уже светает, и нам нужно торопиться, чтобы присоединиться к Красному Льву. Но, чтобы разогреть коней, давай пробежим наперегонки до того холма.
Турок улыбнулся:
– Нам еще три часа скакать до Дорилеума, и у наших коней будет еще немало работы, прежде чем мы доберемся до лагеря.
– До холма всего лишь несколько сотен ярдов, – ответил сэр Роджер. – Я много слышал о твоем искусстве наездника и почту за большую честь состязаться с тобой. Конечно, здесь много камней и булыжников и почва ненадежна. Если ты не уверен...
Лицо Ортук-хана потемнело.
– Ты дурно выразился, о человек, которого зовут Разрушителем. Единственная глупость может сделать дураком и мудреца. Однако садись в седло. Я обгоню тебя, как мальчишку.
Они вскочили в седла и, натянув поводья, подвели коней вровень друг с другом, затем сорвались с места, словно выпущенные из лука стрелы. Одетые в сталь воины с интересом наблюдали за гонкой.
– Почва не столь неровная, как сказал франк, – промолвил один. – Смотрите, они летят, словно соколы. Ортук-хан вырывается вперед.
– Однако Разрушитель преследует его по пятам! – воскликнул другой. – Смотрите, они уже возле холма... Что это? Франк вытащил меч! Он сверкает в свете зари... О, Аллах!
Изумленный крик вырвался из груди воинов. Мчавшийся на всем скаку норманн скрылся за холмом. Позади него лошадь без всадника унеслась прочь от неподвижной фигуры, лежавшей в алой луже посреди камней. Для Оседлавшего Ветер эта гонка оказалась последней.
Стряхнув с клинка красные капли, сэр Роджер отпустил поводья своей лошади. Он не оглядывался, хотя напряженно вслушивался, не раздастся ли стук копыт преследователей. Держа курс на вершину, он скользил среди холмов, словно летящий призрак. Вскоре после восхода солнца он пересек широкую дорогу со следами колес повозок и отпечатками множества ног и копыт. Дорога Боэмунда. Среди следов виднелись более свежие отпечатки копыт, неподкованных и поменьше. Следы турецких коней. Значит, разведчики сельджуков следовали за норманнской колонной в небольшом отдалении.
Ближе к полудню Роджер въехал в широко раскинувшийся лагерь крестоносцев. Его сердце, что никогда не отличалось излишней мягкостью, потеплело при виде знакомой картины: рыцарей, державших соколов на руке и больших собак на поводках; рыжеволосых женщин, смеявшихся в завешенных балдахинами шатрах; юных пажей, чистивших доспехи своих господ. Все это казалось частью Европы, переместившейся в унылые холмы Малой Азии. В лагере насчитывалось двести тысяч человек; костры и палатки были разбросаны по всей равнине. Некоторые шатры были разобраны, часть быков привязана к повозкам, но всюду и во всем чувствовалось ожидание. Воины опирались на свои копья, пажи бродили среди низких кустов, свистом подзывая собак.
Роджер видел желтоволосых рейнландцев, чернобородых испанцев и провансальцев – французов, немцев, австрийцев. Его ушей достигла многоязыкая речь.
Рыцарь проехал сквозь толпу, изумленно взиравшую на его пыльную кольчугу и взмыленную лошадь, и остановился перед шатрами, которые, судя по их ярким цветам, принадлежали вождям экспедиции. Он увидел, как они выходят из палаток в полном вооружении: Годфри Буйонский, его братья, Юстас и Болдуин Булонские, а также коренастый седобородый Раймонд де Сен-Жиль, граф Тулузский. Рядом с ними стоял человек в богато украшенных доспехах, отполированные пластины которых выглядели богатым нарядом по сравнению серыми кольчугами западников. Роджер понял, что это Теодор Бутумитес, брат новоиспеченного герцога Ниццы и офицер греческой катафракты.