Полуночный Дождь (ЛП) - Вудрафф Джетти. Страница 30
Я сел в конце дивана и гладил ее ноги, в то время как она распоряжалась пультом. Я ненавидел фильм «Лиззи Магуайер». Ненавидел! Почему она смотрела это дерьмо?
— Ну же, Дженни Линн. Переключи.
— Подожди.
— Я не буду гладить твои ноги под «Лиззи Магуайер». Переключи на «Гриффинов».
— Ни за что. Я ненавижу этот сериал.
— А я ненавижу этот.
Я отодвинул ее ноги, когда снова зазвонил телефон. На этот раз это, должно быть, мой отец звонил, чтобы проверить нас. Клянусь, они обращались с нами, как будто нам было двенадцать, а не семнадцать.
— Да, пап. Я дома и Дженни тоже здесь. Я доставлю ее домой к одиннадцати и сразу же вернусь.
— Могу я поговорить с Грейс Коуст, пожалуйста?
— Ее нет в городе. Могу я передать ваше сообщение, — спросил я, глядя на часы. Кто, черт возьми, мог звонить после девяти вечера? Голос был серьезным, но я его не знал.
— Это Дэвид Сандерс, я детектив из нью-йоркского отдела полиции. Можете дать мне номер телефона, по которому я мог бы связаться с миссис Коуст?
— Зачем она вам? — попытался узнать я. Зачем отделу полиции звонить моей маме?
— А с кем я разговариваю?
— С ее сыном, Блейком Коустом.
— Блейк, твой отец попал в аварию. Его отвезли в медицинский центр Квинса.
— С ним все хорошо? Что произошло?
— Он не справился с управлением во время движения к северу от Риго-Парка и врезался в дерево.
— Я позвоню маме и буду там через двадцать минут. Скажите ему, что я люблю его, и, чтобы он держался. Мы скоро будем.
— Блейк? Что такое? — с тревогой спросила Дженни.
— Мой отец. Иди, оденься, Дженни. Он попал в аварию.
— Он в порядке?
— Не знаю. Они не сказали, сказали лишь, что его доставили в медицинский центр в Квинсе.
Я побежал наверх и стал ждать Дженни.
— Дженни, давай же.
— Иду, — задыхаясь, ответила она и села на мою кровать, чтобы надеть джинсы. Я знал, что она плохо себя чувствовала, но у меня не было на это времени. Я натянул ей через голову толстовку и потащил вниз по лестнице в свою машину.
— Что они сказали? Скажи хоть что-нибудь, Блейк, — взмолилась Дженни.
— Пристегнись. Я ничего не знаю, вот все, что они сказали. Набери мою маму, — приказал я. Я ехал со скоростью сто пятнадцать километров в час при разрешенных пятидесяти шести. Я должен был следить за дорогой.
— Блейк, лучше не станет, если мы тоже попадем в аварию. Сбавь скорость. Успокойся. Я уверена, с ним все в порядке.
— Точно? Позвони моей маме.
Дженни передала мне телефон, и я немного сбавил скорость, но ненамного.
— Привет, Блейк.
— Мам, папа попал в аварию. Они отвезли его в медицинский центр Квинса.
— Что случилось? Он в порядке?
— Я не знаю. Это все, что мне сказали. Он врезался в дерево, — мой голос дрогнул, пока я пытался держать себя в руках. Я не мог позволить Дженни увидеть свою слабую сторону. Я был мужчиной. Я должен был быть сильным.
— Я вылетаю следующим же рейсом. Держи меня в курсе, пока я не сяду в самолет.
— Хорошо. Мам, поспеши, — попросил я. Я не хотел проходить через это в одиночку. Что если им понадобится разрешение на операцию, чтобы отрезать ему ноги, или еще хуже — пальцы? Я не хотел быть мужчиной; я хотел быть сыном. Мне нужна была моя мама. Я проглотил ком в горле и глубоко вздохнул. Пожалуйста, будь в порядке. Пожалуйста, будь в порядке.
— Я здесь, с тобой, Блейк. Ты ведь это знаешь? — спросила Дженни, положив руку мне на колено. Я притормозил в этот самый момент. Казалось, она поняла, как и я. Я убрал руку с руля и накрыл ее руку. По какой-то неведомой мне причине, я понял. Я знал, что больше не было необходимости спешить. Я действительно верю, что именно в тот момент его сердце сделало последний удар. Я понял, что он умер. Я почувствовал это.
— Я знаю, Дженни.
Но понимание этого не помогало уменьшить боль. Я никогда не чувствовал такой боли в груди, словно мою грудную клетку раздробили битой. Дженни держала меня за руку, пока доктор и медсестра объясняли всю ситуацию.
— Ваш отец получил травму мозга, с которой мы не в силах были справиться. Мы ничего не смогли сделать. Мы пытались. Сделали все от нас зависящее. Мне очень жаль.
Вот и все. Вот и все, что сказал доктор. Он был грустным, и я чувствовал, что ему действительно жаль, но это не имело значения. Мой отец умер. Я проводил взглядом доктора и медсестру, которые вышли за дверь и удалились по коридору. Мой отец скончался. Умер. Его больше нет. Я никогда больше не увижу его. Мой отец умер.
— Блейк?
— Я должен позвонить маме.
— Блейк, остановись на секунду. Тебе нужно немного времени, чтобы переварить услышанное.
— Нет, не нужно. Я в порядке.
Я стал обходить Дженни, когда понял, что это она сейчас сломается. Слезы текли по ее щекам, и она крепко сжимала свою кофту в кулаке. Дженни тоже любила моего отца. Она пыталась быть сильной, но у нее не получилось. Я обнял ее, и она зарыдала.
Я тоже заплакал. Я плакал, уткнувшись лицом в ее волосы и пытаясь понять, что произошло. Мой отец умер. Я никогда больше не смогу поговорить с ним. Никогда не смогу покидать с ним мяч. Никогда больше не сыграю на его концерте. Он никогда больше не будет кричать на меня за то, что я не занимаюсь. Он умер. Мой папа умер.
— Дженни! — крикнула Сара, подбегая к нам, Холден бежал следом. Дженни отпустила меня и побежала навстречу своей маме. Я хотел, чтобы это была моя мама. Я хотел бежать к своей маме. Холден утешительно приобнял меня за плечи. Я отпрянул от него, нуждаясь в пространстве.
— Блейк! — крикнула мне Дженни. Я остановился, чтобы посмотреть в ее глаза. Наши взгляды вели свой странный диалог, как и в первый раз, когда мы встретились. Я сказал ей взглядом, что люблю, и побежал вниз по лестнице, задыхаясь при каждом шаге. Что я собирался сказать своей маме? Как я собирался ей рассказать?
Я даже не знаю, сколько лестничных пролетов я пробежал до того, как на моем телефоне раздалась какая-то песня, которую Дженни, должно быть, установила. Я даже не слушал Келли Кларксон.
— Мам, — закричал я в телефон, — все плохо. Поторопись.
— Знаю, детка. Я сейчас сажусь в самолет. Буду там через пару часов. Где Сара? Отправляйся к Саре, пока я не доберусь туда, Блейк.
— Она здесь. Хорошо, просто поторопись.
— Я уже в пути. Люблю тебя, сынок.
— Я тоже тебя люблю.
Я даже не знал, что Дженни была тут. Я не слышал, как она подошла, пока не почувствовал ее рядом с собой. Она погладила меня по спине, я развернулся и сжал ее в объятиях. Я так сильно ее сжимал, я был уверен, что она тоже не могла дышать. Больно. Было очень больно. И как бы сильно я не желал и не любил Дженни, я больше хотел, чтобы моя мама была рядом. Дженни ничего не говорила, она сидела, не двигаясь, и позволила мне цепляться за нее, когда я потерял самообладание. Я распадался на части. Я не был мужчиной и не хотел играть эту роль. Я хотел быть маленьким мальчиком с мамой и папой рядом. Я не был мужчиной. Не был. Я был ребенком, маленьким мальчиком.
Только когда моя мама приехала, я смог узнать все детали. Мой отец был самым осторожным водителем; он всегда пользовался ремнем безопасности, никогда не ездил с превышением разрешенной скорости и, когда садился за руль, он не уподоблялся другим жителям Нью-Йорка, которым было присуще сумасшедшее агрессивное поведение на дорогах. Он был осторожным водителем. Он даже капал мне на мозги по поводу того, как много денег он сэкономил на авто страховании, потому что был аккуратным водителем.