Тень (ЛП) - Андрижески Дж. С.. Страница 81

Нензи не может ответить.

Он смотрит в пол под своими ногами, его разум затерялся в дымке движущихся частиц и наполовину знакомого света. Он силой вытесняет это из своего aleimi, поддерживает вокруг себя завесу, которую дядя сказал ему носить перед другими видящими. Он знает, как высока вероятность, что в итоге они раскроют его личность. Его дядя непреклонно настаивает, чтобы он оставался анонимным как можно дольше, и это он тоже понимает.

Так что он лишь кивает в ответ на слова Врега и хмурится.

— Так можно мне выпить, брат Врег? — спрашивает он потом.

Другой видящий улыбается и хватает его за руку.

В маленькой палатке царит заразительный дух празднования, но Нензи невольно поражается всему этому, теряется в триумфе, который ощущает в свете других видящих. Они передают ему бутылку, которая оказывается австрийского происхождения, и открывают её для него ещё до того, как он останавливает взгляд на костре, который они разожгли под дырой в центре палаточного навеса.

Позднее тем же утром начинается пение.

Нензи лишь наблюдает и слегка улыбается, когда они начинают выть как волки и нескладно распевать старинные традиционные песни, которые он помнит из детства.

Ему приятно видеть их такими.

Видеть их воспарившими от адреналина и вновь обретённой надежды, даже если он не может полностью разделить это с ними. Но он чувствует более тёплое отношение к их светам, чем прежде. Он слушает с некоторым удивлением, хоть он и не может ощутить их свободу, триумф или хоть какое-то реальное чувство достижения. Вместо этого ему приятно, что он сделал приятно им.

Большую часть той ночи это кажется ему реальнее, чем причины их смеха и привязанности.

Раз или два ему приходит в голову мысль о недостатках в его действиях, об утрате контроля…

Смерти.

Боль полосует его сердце. Его разум пытается осознать цифру, которую назвал ему Врег.

Но он не может заставить себя задуматься над этим.

Так что он просто сидит у костра с перевязанной головой, слушает, как они смеются и делятся историями об увиденном. Ни на секунду он не верит их словам до конца.

Ни на секунду ему не кажется реальным, что они говорят про него.

Глава 38.

Измождение

Я с осоловелыми глазами и раздражением слушала Балидора, едва справляясь с тем, чтобы скрывать эмоции в своём свете, не говоря уж о голосе.

— Я это всё понимаю, — сказала я, когда он остановился, чтобы перевести дух. — Но я хочу, чтобы ты его отвязал. Я хочу, чтобы ты хотя бы снял с него цепи, — я показала на резервуар. — На нём всё равно будет ошейник. Он всё равно будет заперт внутри. Я просто хочу, чтобы ты позволил ему передвигаться внутри как нормальному человеку, а не как какому-то животному, привязанному к дереву.

Старший видящий посмотрел на меня, и его серые глаза выражали лёгкое неверие.

— Ты вообще знаешь своего супруга, Элли?

Я почувствовала, как напряглись мои челюсти. Посмотрев на него, затем на мужчину по другую сторону прозрачной органической панели, я скрестила руки на груди.

— Исключено, — прорычал лидер Адипана. — Мне даже не нравится содержать его там с нынешней конфигурацией цепей на протяжении такого долгого времени. А освободить ему руки и ноги, пусть даже в запертом помещении — это вообще не обсуждается, Элли. Вообще.

Он посмотрел на меня суровым взглядом.

— К этому времени ты уже должна это понимать. Ты должна исключить все сантименты и смотреть на то, кто он есть.

Я лишила свой голос всех эмоций.

— Теперь ему лучше. Ты сам это сказал.

— В последнее время он не совершал попыток изнасиловать тебя, это верно, — хмуро ответил он. — Но я не стал бы считать один лишь этот факт показателем его стабильности в целом. И в любом случае, он здесь пленник, а пленники по своей природе склонны к побегам.

— Он уже миновал худшее. Ему недолго ещё оставаться пленником.

— Миновал худшее? — Балидор опять наградил меня взглядом, полным неверия. — Элли. Почему ты вообще решила, что он справится со всем этим? — когда я почувствовала, как пальцы сжимаются в кулаки, он схватил мою ладонь и посмотрел мне в лицо. — Ты заставила его прочувствовать некоторые из этих вещей, верно. Он становится другим, мы все это видели. Но Элисон, ты всё ещё не имеешь ни малейшего понятия, что он сделает с этой информацией.

— Сделает с этой информацией? — переспросила я.

— Да, — настойчиво повторил он. — Ты думаешь, всё то, что он видит, сейчас стало более приемлемым? Ему придётся найти какой-то способ существовать дальше… или не существовать. Ты всё ещё понятия не имеешь, что он сделает.

Потянув меня за руку, он смягчил выражение своего лица. Почему-то его сочувствие выбивало меня из колеи сильнее, чем злость — может, потому что я достаточно устала, чтоб впустить это в себя. А может, потому что в эти дни я так привыкла к его злости, что даже не знала, как ему сопротивляться, когда злость испарилась.

— Элли, он может пустить себе пулю в голову, когда всё это закончится, — мягко произнёс он. — Он может вновь стать религиозным фанатиком, как раньше. Он может решить, что ему нужно провести ещё несколько десятков лет в заснеженных пещерах, — его глаза посуровели, делаясь стальными. — …или он может решить, что всё случившееся с ним, всё, что он сделал — это судьба. Что его дядя был прав с самого начала. Он может вновь зациклиться на отмщении расы видящих. Только теперь он будет делать это с большей логикой и целеустремлённостью…

— Или он может просто смириться с этим, ‘Дори.

— В смысле? Уйти и жить где-нибудь в горах? Вернуться к ежедневному ритуалу искупления на следующие четыреста лет? Ты не знаешь, о чём говоришь, Элисон. Тебе никогда не приходилось сталкиваться с необходимостью выплатить такой пожизненный долг! Правда в том, что ты понятия не имеешь, что он сделает, чтобы принять эту информацию. При условии, что он сможет её принять.

Я покачала головой и закусила губу.

— Элисон… — начал он, вздохнув.

Я его перебила.

— Ты прав, — сказала я. — Я не знаю, что он сделает. Потому что он с таким же успехом может решить позволить нам помочь ему. Он может решить позволить Вэшу и Тарси помочь ему. Он может решить попытаться оставить всё это дерьмо позади и быть тем, кто он есть сейчас.

— И кем же это, Элисон? — спросил Балидор.

— Моим мужем, — я почувствовала, как напряглось выражение моего лица при виде жалости в его взгляде. — И что ещё более важно, Мечом, Балидор… Syrimne d’Gaos! Ты говоришь как человек, будто это имя — синоним зла, но это не так. Он бы пригодился нам, ‘Дор. Более того… — я сглотнула, глядя обратно на резервуар. — Он нам нужен.

— Он нам нужен?

— Он нужен мне, — сказала я, бросив на него предостерегающий взгляд. — И тебе тоже, и неважно, признаёшься ли ты себе в этом. Мы не можем сделать это без него.

Видя, что на его лицо возвращается злость, я понизила голос и шагнула ближе.

— Знаю, ты думаешь, что для меня это целиком и полностью личное, ‘Дори… и я это понимаю, правда, понимаю. Для меня это действительно личное. Но этим дело не ограничивается. Когда я говорю, что он нам нужен, я имею в виду не просто прежнего Ревика, парня, за которого я вышла замуж. Я имею в виду его настоящего, Syrimne d’Gaos. Он нужен нам в целостности.

Когда лидер Адипана лишь щёлкнул языком и наградил меня ровным взглядом, который явно давал понять, что он думает об этой идее, я раздражённо взмахнула ладонью.

— Балидор! Подумай об этом. У нас там тысячи видящих, недавно выпущенных из лагерей, и им некуда идти. Лао Ху удерживает Повстанцев в заложниках и наверняка хочет взять под контроль торговлю видящими в Азии. И сами Повстанцы, включая Врега… и Салинса. У нас ещё и вирус, который убивает людей, но никто его не может найти. Сиртаун всё ещё в руинах. Мы не нашли и половины детей видящих, которые предположительно спрятались в горах. В Памире царит хаотичный бардак, поскольку Адипан по большей части уехал оттуда. Ещё у нас «Чёрная Стрела» и торговцы, готовые нанести ответный удар, а Америка превратилась в квази-военную зону, где больше половины видящих находится в концентрационных лагерях. Чёрт подери. Да я, наверное, ещё о многом не знаю! Ты серьёзно будешь смотреть на меня и говорить, что он нам не нужен?