Конан и день льва (CB) - Евтушенко Валерий Федорович. Страница 2

— В таком случае генералу конец! — тихо сказал Публий.

— Если только не найдется друг, который поможет ему бежать, — так же тихо ответил граф, прищурив глаз.

Казначей внимательно посмотрел в черные глаза Каллиодиса, взгляд которых казался полностью безмятежным, но промолчал. Он догадывался, что граф способен на многое и не особенно в восторге от Нумедидеса. Человек предприимчивый и деятельный, хотя и довольно беспринципный, он с неодобрением относился к поведению короля, который медленно, но неуклонно впадал в безумие. Осуждая короля за то, что тот погряз в пьянстве и разврате, перестав заниматься государственными делами, Каллиодис выражал не только свое личное мнение, но и мнение той части наиболее крупных королевских вассалов, которые понимали, что все это рано или поздно вызовет бурю народного негодования.

Граф и сам был не против народной революции, вознесшей бы на королевский трон достойного человека, которым в то же время было бы легко управлять, самому оставаясь в тени. Для такой роли генерал Конан годился как нельзя лучше: герой, обезопасивший страну от пиктов, любимец народных масс, способный полководец, невинная жертва короля-безумца… Но в то же время человек, не имеющий опыта государственного управления и вынужденный быть послушным исполнителем воли своего наставника. Каллиодис всегда предпочитал оставаться за кулисами событий, чтобы оттуда управлять послушными его воле марионетками…

Улыбнувшись своим затаенным мыслям, граф попрощался с Публием и удалился, разрабатывая в уме план освобождения генерала. Действовать надо было быстро, он не хуже Публия знал, что в Железной Башне долго никто не задерживается.

… Конан пришел в себя лишь утром следующего дня. Сознание медленно возвращалось к нему и все окружающее он воспринимал будто сквозь зыбкий туман. Голова невыносимо болела и была такой тяжелой, словно, весила целый квинтал. Он попытался подняться, но ватные ноги его не слушались. С трудом ему удалось лишь подползти к стене и сесть, опершись об нее спиной.

— Где я? — эта мысль первой пришла ему в голову, но понять, где он находится, генерал не мог. Он сидел на железном полу, опершись на железную стену, в самом верху которой виднелось крохотное окошко, и из него лился солнечный свет. В голове у Конана понемногу стало проясняться и он вспомнил пир, кубок с вином, поднесенный королем, внезапное желание уснуть…

— Так вот в чем дело! — догадался киммериец. — Этот негодяй опоил меня сонным зельем.

Теперь, когда он вспомнил, что с ним произошло, соображать стало легче. Шум в голове тоже начал понемногу стихать, зрение восстановилось и киммериец снова попытался встать на ноги. В этот раз со второй попытки у него это получилось. Держась за стену, он стал обходить помещение кругом, пока не нащупал в стене дверь, закрытую снаружи. Само помещение диаметром не превышало десяти локтей, в нем не было ни кровати, ни стола, ни табурета. Голая железная комната круглой формы.

— Железная Башня? — вдруг пришла в голову мысль. Конан знал о ней, она возвышалась над городом и видна была отовсюду. А еще он слышал рассказы о том, что тех, кого помещали в Железную Башню, больше никто никогда не видел.

— Но почему? — молотком билась в голове мысль. — За что?

Ладно, случись это лет двадцать тому назад, было бы понятно. Но сейчас он герой, генерал, его популярность у народа, пожалуй, выше чем у любого королевского сановника… Так, может, в этом и разгадка? Его бросили сюда по чьему-то злобному навету…

Другого объяснения случившемуся он не находил. Королевский двор напоминал скопище пауков в банке, которые грызутся между собой. Здесь царили притворная лесть, коварство, интриги и доносы, проще говоря, шла перманентная война всех против всех. Конан не мог бы продвинуться в должности и звании, если бы был полностью чужд интригам, но все же он предпочитал поступать честно, а там, где владычествуют интриги и коварство, такой путь вел в никуда. Или в Железную Башню…

Погрузившись в размышления, он даже не услышал сразу, как снаружи загремел ключ в замке и в распахнувшуюся дверь вошел какой-то щеголеватый офицер в шляпе с плюмажем, кожаной кирасе и штанах из плотной ткани синего цвета. На ногах его были высокие сапоги для верховой езды, а на широком поясе в ножнах висел меч. Сам он вряд ли был старше тридцати лет.

— Отнять меч у этого франта и с боем вырваться отсюда! — подумал Конан, вновь обретая утраченную было надежду возвратить себе свободу.

— Не нужно на меня нападать! — улыбнулся офицер, разгадавший мысли, промелькнувшие на лице киммерийца. — Я и сам хочу помочь тебе бежать, следуй за мной.

Но Конан не тронулся с места.

— Откуда мне знать, что за дверью меня не ждут убийцы? — глухо спросил он.

Офицер обнажил меч и протянул его рукоятью вперед.

— Возьми его и иди за мной! — он повернулся и направился к двери. Конан с мечом в руке последовал за ним. Не подчиниться в этот раз было бы глупо. Ощущение ребристой рукояти меча в ладони, сразу же придало ему уверенности. Они спустились по винтовой лестнице вниз, никого не встретив, потом прошли по каким-то коридорам и, вновь поднявшись по лестнице, оказались на крепостной стене. Офицер подошел к самому ее краю. Внизу, обдавая брызгами основание стены, бился и ярился бурный Хорот.

— Если прыгнуть вон туда, где вода кажется темнее, — показал рукой офицер, — то попадешь в глубокий омут. Оттуда течение само вынесет тебя на поверхность примерно в фарлонге отсюда. Проплывешь еще немного и увидишь привязанного у правого берега к дереву у самой воды вороного жеребца. В его переметных сумах найдется все необходимое: немного денег, меч, сухая одежда, припасы на дорогу для тебя и коня. А теперь прошу вернуть мой меч, он мне еще может пригодиться.

— Но как же ты? — спросил Конан, возвращая оружие. — Спасая меня, ты рискуешь жизнью.

— Отнюдь нет, — сказал офицер, пряча меч в ножны, — я слуга графа Каллиодиса и выполняю его приказ. Как только ты прыгнешь в Хорот, я спущусь вниз, сяду на коня и отправлюсь во владения графа, где меня никто искать не станет.

— В таком случае не будем терять зря времени! — сказал Конан. — Прими от меня благодарность за спасение и передай мою искреннюю признательность графу Каллиодису!

Они пожали друг другу руки и киммериец прыгнул в Хорот. Офицер дождался, пока его черная голова не показалась на поверхности и, не торопясь, направился к спуску с городской стены.

Вынырнув на поверхность бурной реки, Конан, плававший как рыба, повернул голову назад. Железная Башня отсюда уже не казалась такой огромной, а на крепостной стене он разглядел фигуру человека в шляпе с плюмажем. Мысленно поблагодарив еще раз своего нежданного спасителя, киммериец стал наблюдать за правым берегом. Течение само несло его вперед, он лишь время от времени слабо двигал руками и ногами, чтобы держаться на плаву. Привязанную к дереву лошадь он увидел еще издали и стал загребать к берегу, чтобы не проскочить это место. Выйдя из воды, он подошел к коню. Тот покосился на него огненным глазом и заржал, словно, признав хозяина. Конан уверенной рукой потрепал его по холке, затем снял седельные мешки. Как и говорил его спаситель, там он нашел самые необходимые для дороги вещи. Сбросив с себя мокрое генеральское облачение, он переоделся в простую рубаху и штаны, опоясался поясом, на который подвесил ножны с мечом, достал из седельного мешка увесистый мешочек с золотыми монетами. Спрятав свой мокрый генеральский мундир в мешок, киммериец вскочил в седло и поскакал в направлении притока Громовой, небольшой речки Ширка, через которую намеревался переправиться ниже Танасула, где был известный ему брод.

Особо не торопясь, он скакал легкой рысью, не желая без необходимости утомлять коня. Погони он не опасался, так как имел солидную фору во времени, а, кроме того, погони вообще быть не могло, ведь никто не знал, в какую сторону он направлялся после робега. Конечно, будет объявлен розыск беглеца, королевские гонцы разлетятся во все крупные города Аквилонии с приказом задержать беглого генерала, но к тому времени он уже успеет переправиться через Ширку и добраться до Велитриума, где под защитой своих верных боссонцев, будет в полной безопасности. Боссонских лучников он набирал сам лично в Боссонских топях, зная, что лучших стрелков из луков в Западном мире найти было нельзя. Они из своих прямых луков разили цель без промаха, попадая за двести шагов белке в глаз. Возможно, скорострельность их была не выше, чем у туранских конных стрелков, но зато длинные прямые стрелы длиной в три-четыре локтя пробивали даже рыцарскую броню. Собственно, почти весь гарнизон Велитриума, входя в состав Приграничного легиона состоял из двух с половиной тысяч боссонских лучников, преданных своему генералу.