Ассистент - Шаманов Алексей. Страница 62

Бросив руль, он чиркал спичкой, прикуривал. Машине, впрочем, врезаться было не во что. Кругом ровный лед и полное отсутствие торосов на горизонте. Метрах в ста справа скалистый берег острова, материковый левый берег чернел в отдалении, едва различимый в туманной дымке. Солнце опустилось и уже не слепило глаза.

— Моя фамилия Татаринов. А что?

— Про тебя один человек спрашивал, говорил — приедешь с иностранцами.

— Я на Ольхоне впервые, никого здесь не знаю. — Я был удивлен. — Что за человек? Местный?

— Да как сказать, вроде местный, а вроде нет. Родом-то он отсюда, но я его лет пятнадцать не видел. Как уехал после средней школы в Иркутск учиться, с тех пор, считай, не было его… Николай Хамаганов. Знаешь такого?

— Впервые слышу, — ответил я и подумал, что шапочно знаком я со многими иркутскими бурятами, вот только по фамилиям почти никого не знаю. Может, и этот Николай Хамаганов собутыльник мой какой-нибудь или, скажем, недолго работали вместе? Посмотреть надо, сразу все ясно станет.

— Он недели две назад заявился, — продолжал водитель. — Потянуло, говорит, на землю предков. Я, говорит, шаманить теперь стану. Ни больше ни меньше, я — черный шаман! Во как.

— Круто, — согласился я.

А Григорий Сергеев в разговоре участия не принимал, сидел себе на переднем сиденье, покуривая, и смотрел прямо перед собой. Планы, вероятно, строил. Художник-постановщик — должность ответственная. Это тебе не мелочь по карманам тырить… Что не так по декорациям, с него спрос в первую очередь.

— У вас на Ольхоне что, шаманы и правда есть?

— Есть, конечно. Как без них?

— А этот Хамаганов, выходит, самозванец?

— Да как сказать?.. Николай из древнего рода черных шаманов, так что ему, однако, на роду написано. Но он древнему искусству не обучался; посвящения не принимал. — Михаил задумался на мгновение, потом прикурил новую сигарету и продолжил: — Хотя сейчас не то что в старину. Сейчас и без посвящения камлают. И ведь сильные шаманы среди них попадаются… Не знаю, Андрей, самозванец он или нет. Вечное Синее Небо знает, да еще Эрлен-хан, владыка мертвых…

— А чего он от меня-то хотел, этот черный шаман без посвящения?

— Не знаю. Николай сказал, вечером к Никите придет. Сам у него и спросишь.

Больше получаса ехали мы на север от Хужира, и за все это время ни разу не попалось мне на глаза хоть что-то, напоминающее о человеке. Не считая дороги, конечно, хорошо укатанной колесами автомобилей. А по берегу — голые скалы, кое-где поросшие сосной и лиственницей, да белые пятна в расщелинах, откуда ветер не сумел выдуть снег.

Наконец Михаил притормозил, повернул руль, и «Нива» въехала в заснеженный распадок, ограниченный двумя скалами, метров двести шириной. Над крутым обрывом на двадцатиметровой высоте стояло зимовье — бревенчатый сруб без крыши, окон и дверей. Вокруг сруба росло полтора-два десятка раскидистых сосен. Они здесь не такие, как в тайге у Иркутска, формой кроны больше похожи на лиственные деревья, особенно издали. Я сперва путал. Оно и понятно, деревья тут растут на голой почти скале, корнями, как зубами, вгрызаясь в камень…

— Приехали, — сказал водитель, останавливаясь вплотную под обрывом.

Мы вышли. Из зимовья слышались перестук молотков, мужские голоса.

Наверх вела тропинка в глубоком снегу. Круто, но, чтобы подняться, мастером спорта по альпинизму быть не обязательно. Мы и поднялись.

— Точно, приехали, — выдохнул Григорий, осмотрев завтрашнюю съемочную площадку. — Тут конь не валялся…

Навстречу нам из недостроенного дома вышли трое мужиков с молотками в руках.

— Что же вы, мать вашу, меня, уроды, подставляете? — заорал Григорий Сергеев. — Завтра утром здесь снимать будут, а у вас не готово ни хрена!

— Начальник, да ты успокойся, — ответил рыжебородый мужик, полубурят по виду, в белом тулупе, вероятно, бригадир этой бригады «ух». — Успеем до завтрева, нормально все.

— Что — нормально?! — Григорий тона не понижал. — Где крыша, Филипп?

— Я за крышей «жигуля» отправил к Никите.

— За крышей — «жигуля»?

— Ну да. Мы решили обрешетку набить…

Мы с Григорием синхронно подняли головы. Обрешетка точно была — прибитая вкривь и вкось из разнокалиберных брусков, доски и даже тонкого кругляка. Какой, интересно, материал можно положить на такую обрешетку?

— …закрыть ее брезентом, а сверху засыпать снегом.

Григорий задумался, а бригадир продолжил:

— Командир, не шифером же ее крыть! Знаешь, сколь он на острове стоит? Не укупишь!

— Ладно, пусть будет брезент. С крышей разобрались. — Григорий вошел в дом, осмотрелся. — Полы на месте, хорошо.

Это он назвал полами — разной толщины доски, приколоченные как получится, со щелями в два-три пальца. Впрочем, дубовый лакированный паркет в сибирском зимовье вряд ли выглядел бы более уместным.

Посредине единственной комнаты стояла железная печь, какие обычно используют в банях. Дымящая труба ее была выведена в оконный проем. Рядом на полу лежала кучка дров. Рабочие здесь грелись.

— Печь, как закончите, не увозите. Пусть стоит, после съемок заберете, — продолжал инспекцию художник-постановщик. — Где дверь?

— Есть дверь! С торца зимовухи стоит. Четыре гвоздя только прибить. Мы ее не ставили, чтобы доску заносить не мешала.

— Прибивайте, — велел Григорий. — Скоро сюда режиссер с оператором нагрянут. — Тяжело вздохнул: — Ох и получу я за вас по полной программе…

Рыжебородый только мотнул головой, и его подчиненные бегом бросились выполнять — один в волчьей седой ушанке, другой в очках на резинке вместо дужек. Финансы, вероятно, не позволяют новые купить, а может, на острове магазина «Оптика» нет, не знаю…

С мужиками мы познакомились, но их имена я мгновенно позабыл. Так и остались они для меня: «рыжебородый», «в волчьей ушанке», «очкарик» и «жигуль» — это тот, что ездил за брезентом. Впрочем, вру, имя рыжебородого я запомнил — Филипп. Был он года на три меня старше, и с ним мне еще предстояло встретиться. И не с ним одним, кстати…

Дверь действительно присобачили за пять минут. Вместо петель рачительные мужички использовали куски толстой резины от старой автомобильной камеры.

— Рамы есть! — ответил с энтузиазмом бригадир на незаданный вопрос художника. — Подходят — чики-чики, стекла вот только не хватило. Не новое же покупать… не укупишь… Мы собрали старья, сколько могли, — не хватило…

— Ладно, ставьте, что есть, посмотрим.

Григорий повернулся ко мне:

— Пошли, у нас с тобой еще одно дело есть.

Мы вышли. Зимовье стояло на более-менее ровной площадке над обрывом, а в десятке метров от него начинался довольно крутой подъем, тоже заснеженный, поросший сосной и лиственницей.

— Гриш, — спросил я, — а мы не облажаемся? Пол неровный, весь в щелях, вместо крыши — брезент, и вообще все на соплях склеено.

— Не дрейфь, — утешил меня художник, — в кадре все будет выглядеть естественно и непринужденно.

Вот оно как… я и не знал.

Григорий осмотрелся, выбрал одно из деревьев неподалеку — невысокую раскидистую сосну с множеством веток, росших почти от самой земли.

— Эта подойдет.

Повернулся ко мне:

— Ты сценарий фильма читал?

— А ты мне его давал? Я в руках его не держал даже.

— И правильно. Не фиг всякими глупостями голову забивать. Что тебе надо знать, я в двух словах расскажу. Значит, главный герой находит в заброшенном зимовье труп черного шамана. До него уже добрались волки…

— А волки откуда? — перебил я художника.

— Будут волки, не твоя это забота, — отмахнулся он и продолжил: — Главный герой достает свой большой черный пистолет и начинает палить по несчастным животным.

— Экшн, — вставил я со знанием дела.

— Что? — Малообразованный шестидесятилетний художник, вероятно, не знал простого русского слова.

— Это называется экшн. Он теперь в кино обязателен. Экшн и драйв.

— Ты, Андрей, меньше телевизор смотри, Пушкина лучше читай.