Лугару (СИ) - Лобусова Ирина. Страница 20

— Как ты умудрился достать такие билеты? — с восторгом распахнула она глаза. Где-то по дороге к театру они уже перешли на «ты», и переход этот дался очень легко и свободно.

Обычно в партере, да еще так близко, сидели только партийные бонзы или иностранцы. В кассе никогда не было таких билетов, их расхватывали спекулянты, а затем продавали втридорога под самим театром. Время от времени на них проводились облавы, но все равно со спекулянтами ничего нельзя было сделать.

— Постарался, — улыбнулся Виктор, — я хочу, чтобы у тебя всегда было самое лучшее.

Что-то в душе Зины замерло, а потом, сладко оборвавшись, улетело вниз. Никто не говорил ей таких слов. Они были необычны, звучали для нее словно на китайском языке, но, несмотря на это, были прекрасны. Серьезно ли он ухаживает за ней, действительно ли она нравится ему так сильно?

У Зины не было опыта, чтобы это понять. Она вспомнила слова Каца о том, что Виктор — достаточно состоятельный человек. Он мог бы купить любую красотку. Но он пригласил в театр ее. Значит, все серьезно.

В антракте Берг предложил зайти в буфет. Он заказал белое вино и крошечные бутерброды с красной икрой — роскошь, от которой Зина буквально потеряла дар речи!

— Да, здесь шикарный буфет, — сказал Виктор, — сегодня в театре иностранцы, англичане. Прямо за нами сидят. Вот и решило руководство театра шикануть перед буржуями.

— Я уже и забыла, когда ела красную икру в последний раз, — честно призналась Зина, — да еще с белым вином. Икра — такой дефицит.

— Привыкай, — улыбнулся Виктор.

Это было восхитительно вкусно! Они чокнулись запотевшими бокалами. Сладкое вино казалось Зине нектаром богов. Внезапно она увидела на руке Виктора, на кисти, несколько пятен, самые крупные из которых уходили вверх, к локтю. Выглядели они как самый настоящий ожог. Профессиональный опыт мгновенно подсказал: это ожог кислотой.

— Что это с твоей рукой? — спросила она напрямую.

— Обжегся, — охотно ответил Виктор. — Работал с кислотой. Сейчас у меня очень большой заказ. Крупная партия изделий на экспорт. Вот и пришлось поработать в ударном темпе.

— Но почему кислота?

— Кислоты всегда используются в ювелирной работе. Без них никак. И когда работаешь много, на автоматизме, можно получить такие ожоги. Они со временем проходят. К счастью, концентрация кислоты очень слабая. Иначе рука была бы разъедена до кости.

— Такие ожоги лечатся сложно, — вздохнула Зина.

— А я их и не лечу! — улыбнулся Виктор. — Это у меня уже такая раскраска, как у леопарда. Я не обращаю на них внимания.

— Тебе больно? — В голосе ее прозвучало участие.

— Немного было. Но уже все прошло.

— Ты дома работаешь или в мастерской?

— И там, и там. Честно говоря, нам запрещают работать дома. Но я тайком беру левые заказы, и работать над ними приходится только в домашних условиях. Надеюсь, ты меня не выдашь, — улыбнулся Виктор.

— Никогда, — засмеялась Зина.

— Почти все мои коллеги берут домой халтуру. Но со мной никто ничего не сможет сделать. Я имею в виду, контролирующие органы.

— Почему? — удивилась она.

— Слишком уж серьезная у меня защита, — улыбнулся Виктор и, видя ее недоумение, пояснил: — Мой брат, Игорь Барг, возглавляет один очень секретный отдел в городском управлении НКВД. Так что ни одна муха надо мной не пролетит.

— Твой брат — чекист?

— Да. Страшный человек. И это без шуток. Он младше меня, но успел в жизни намного больше, чем я. Совсем сопляком прошел гражданскую войну. Он всегда был очень боевым, задиристым и хитрым. Попал к большевикам. Когда в Одессе установилась красная власть, он был уже командиром отряда! А было ему всего 20 лет. Сейчас ему 37, и он занял этот пост исключительно благодаря своей задиристости и смекалке. Стал большим человеком. И очень страшным. На самом деле, такие боевые качества — редкость для еврея. Мы больше тяготеем к коммерции или к искусству. Как я, например, когда и деньги зарабатываю, и искусством занимаюсь. Но мой брат — он совершенно другой. По характеру, по своему мышлению… По всему. Семья до сих пор не может принять его выбор.

— Это как? — удивилась Зина.

Рассказывая о своем брате, Виктор делился с ней

достаточно серьезной информацией. Здесь было над чем подумать.

— Игорь считается позором нашего рода, — вздохнул он. — Если между нами, то в моей семье всегда не сильно жаловали большевиков. Решения Игоря уйти в боевой красный отряд вызвало настоящий скандал. Отец даже запер его в комнате. Но Игорь сбежал через окно. Ушел из дома. И с тех пор больше не появлялся. Я — единственный член семьи, который общается с ним. Отец наш уже умер. А дед, Леонид Барг, настолько переживает то, что Игорь стал чекистом, что отказался разговаривать с ним до конца своей жизни. Я пытаюсь повлиять на деда, но это бесполезно. Старика не так-то просто переубедить. Дед твердо убежден, что Игорь опозорил род Баргов.

— Печальная история, — Зина взглянула на Виктора с жалостью.

— На самом деле не очень, — ответил он. — Игорю плевать на семью. У него другие ценности, другие приоритеты в жизни. Семья ему не нужна — в смысле наша семья. Единственный человек, которого он признает родственником, это я. Мы с ним с детства дружили. Когда он родился, мне было шесть лет. И я все время его нянчил. Возился с ним — кормил, переодевал, гулял. Стал его нянькой. И Игорь это запомнил. Потому сейчас жалует только меня. И если меня кто тронет — тому не поздоровится.

— Наверное, это неплохо — иметь такого страшного брата! — рассмеялась Зина.

— Не очень и хорошо. Игорь сильно меняется в последнее время. Он становится другим человеком — везде бравирует своей службой, но делает все, чтобы его боялись. Он оборотень. Человек, который вроде выглядит прилично, говорит правильные вещи, но в душе таит такие страшные мысли, что сложно представить.

— Не очень-то ты жалуешь своего брата!

— Я предпочитаю видеть вещи такими, какие они есть. Это упрощает многое. Людей, подобных Игорю, называют оборотнями. И это очень страшные люди.

ГЛАВА 9

Тень пересекла светлую стену и медленно сползла вниз. Дверь, похоже, открылась. Приоткрыв глаза, Зина следила за ее движением. Комната вся состояла из рваных теней, оставленных не только светом из прихожей, но и сразу двумя уличными фонарями, светившими прямо в окно.

Окна квартиры Виктора Барга выходили на улицу, и до самой ночи в ней не умолкал шум. Она не привыкла к такому. После взрыва собора бывшая Соборная площадь оставалась удивительно тихой, словно большинство людей предпочитали обходить ее стороной. Здесь же все было иначе. Жаркое начало июля, в которое плавно перетек зеленый и не такой раскаленный июнь, распахнуло двери всех квартир, отворило все окна. Лавочки возле дома и дворы были полны людей, из открытых окон неслись разные звуки, детвора орала до темноты, гоняя мяч или играя в вечную войну, и все это создавало шум, от которого невозможно было скрыться, даже плотно затворив окна и запахнув их шторами.

Лето, жара, спадавшая к вечеру, было таким временем, когда жизнь из перенаселенных коммунальных квартир перемещалась на улицы, и все проблемы, события, новости и поступки обсуждались целым двором.

Это свойство чрезмерной общительности населения Одессы всегда Зину безмерно раздражало, несмотря на то, что она родилась и выросла в этом городе. Сколько себя помнила, ее семья — мама и бабушка — никогда не убивали время на лавочках под домом, отчего их страшно не любили соседи, чувствуя в этой утонченности и переборчивости чужую кровь — кровь не таких, как все.

Но после взрыва собора общительность в их доме несколько поутихла, на смену ей пришел страх — чувство такое же сильное, противное и недостойное, как излишняя простота.

Улица, на которой жил Виктор, будто явилась из самых страшных снов Зины. Мало того, что двор был полон людей в таком количестве, словно все всегда жили там, так еще и в квартиру Виктора они шли под таким прицелом старушечьих взглядов, что у Зины буквально заболела спина от липкого, воспаленного интереса, с которым старые сплетницы шарили глазами по ней.