Надежда сильнее страха (СИ) - "Rabbit hearted girl". Страница 22

После обеденного перерыва Пит забирает Рори (до этого он находился в компании обоих менторов), я же остаюсь с Китнисс. Сейчас она выглядит очень сосредоточенной и серьёзной. В первую очередь сестра спрашивает, как прошло занятие с Эффи. Выслушав меня, она присаживается в кресло: кажется, сейчас я услышу что-то очень важное.

— Прим, — начинает она, внимательно на меня посмотрев, — я не буду тебе рассказывать то, что тебе и так уже известно. Эффи передала тебе основное — на всякий случай. Я тебе могу помочь только тем, что заранее обсужу с тобой вопросы, которые, возможно, задаст тебе Цезарь. Но, думаю, какие это вопросы, ты и сама знаешь… — я киваю головой. — В первую очередь будут вопросы о твоей первой Жатве и обо мне. Не исключено, что он поспрашивает о нарядах Цинны — это для него своего рода традиция в Интервью нашего дистрикта. Отвечай всё как есть и не стесняйся показать своё платье, если попросят.

— Постой, — вмешиваюсь я, — рассказать ему всё?

— Если прямо спросит, — отвечает Китнисс. — О вас уже немало слухов ходит, так что Цезарь обязательно спросит, не у тебя, так у Рори. К счастью для нас, за эти годы история о мифическом родстве наших семей позабылась, так что…

— А почему, кстати, мы занимаемся раздельно?

— Пит решил, что у него могут возникнуть некоторые проблемы… — сестра опускает глаза и начинает старательно разглаживать складки на обивке кресла: выглядит так, точно она вспомнила о чём-то болезненном для неё. — Сама понимаешь, он более несдержан, может сказать случайно не то… — я киваю головой. Это Рори умеет. В последнее время он, правда, держит свои эмоции под контролем, но, помню, в школе случалось несколько прецедентов, когда Хоторн начинал спорить с учителями. А про сверстников и говорить уж даже нечего. — А с тобой занятие практически окончено, — прибавляет сестра. — Только, — на секунду она о чём-то вспоминает, а затем встаёт и крепко обнимает меня. – То, что может оказаться на Арене — не всегда реально, — наконец, говорит Китнисс, несколько настороженно оглядываясь по сторонам. — Иногда распорядители не знают меры: то, что выглядит мирно — таит опасность, иногда они играют на потаённых страхах человека… — я киваю, так как прекрасно понимаю, о чём она говорит. Хоть взять же те солнечные ловушки с прошлых игр! А страхи… Сойки-говоруны, преследовавшие трибутов на последней Квартальной бойне, кричавшие голосами их родных и близких; переродки, гонявшиеся за моей сестрой на её играх, глаза которых по её редким рассказам напоминали глаза других — убитых — трибутов… А что предстоит нам?

Китнисс замечает, что я забеспокоилась, и снова обнимает меня. Так странно снова тонуть в её спасительных объятиях, точно я маленькая девочка, которой приснился плохой сон. Я крепко прижимаюсь к ней и чувствую, как сестра гладит меня по волосам. Как же я соскучилась по всему этому! Ей пришлось слишком рано повзрослеть после смерти отца: само собой на бесцельное провождение времени вместе не было ни минуты. Потом эти Игры окончательно украли её у меня. Она стала мрачной, забитой, испуганной, точно живущей в своём собственном мирке. Мне кажется, что-то, что произошло со мной на Жатве, в какой-то степени отрезвило её — вытащило из этого болота кошмаров. С ней всё было почти так же, как и с мамой когда-то. И сейчас мне кажется, что она вернулась оттуда уже навсегда. Сестра по-прежнему успокаивающе гладит мои волосы и поёт какую-то песню. Отчего-то мотив мне кажется ужасно знакомым, но при этом совсем забытым. Я почти не различаю слов — Китнисс поёт фактически шёпотом, —, но один куплет расслышать мне всё же удаётся.

Придёшь ли ты к древу у реки,

Где я говорил, чтоб сбежали мы.

Странные вещи бывают тут порой,

У виселицы ночью увидимся с тобой.

Обрывки картин прошлого мелькают у меня перед глазами. «Песня висельника». Даже удивительно, что я помню её мотив. Все эти годы я помнила об её существовании, но сама мелодия и слова, ставшие, фактически, запретными стёрлись из памяти. Голос сестры точно пробудил какие-то потаённые закоулки в моей голове, и уже все слова встали на свои места. Яркие картинки снова возникают перед глазами. Вот сестра, поющая эту песню — ей лет семь, не больше, — рядом я, играю во что-то и подпеваю. Китнисс с важным видом плетёт что-то из верёвки и продолжает петь, пока в комнату не вбегает мама и не начинает кричать на папу…

Даже удивительно, как это я всё это помню. Хотя, мне кажется, что сама сестра эту песню не забывала, несмотря на запрет. Её сейчас могу услышать только я, даже если за нами следят — никто ничего не услышит. Китнисс прошёптывает последний куплет и начинает просто напевать чего-то. Теперь слова «Виселицы» по-прежнему звучат в моей голове. Только сейчас я начинаю понимать, какая же это жестокая песня. Для этого нужно было просто услышать её в исполнении сестры. Отчего-то тут же возникает ощущение, что поётся обо мне. Или вообще о ком-то из нас. Я стараюсь отогнать прочь эти мысли, стараюсь поскорее забыть текст, но теперь, кажется, он безвозвратно застрял в моей голове. Сестра, наконец, отпускает меня, и, заслышав какой-то шум в соседней комнате, уходит, велев мне оставаться пока здесь.

Я тихо вздыхаю, вспомнив о завтрашнем дне. Завтра последний день перед Играми. Последний день… Мои мысли прерываются, так как мимо по коридору пробегает сестра, крича что-то Питу. Интересно, зачем… Я пытаюсь переключиться на что-то другое, как опять вспоминается песня. Нет бы прицепилось что-то более невинное и хотя бы незапрещённое! Бросаю взгляд на часы, на которых половина пятого, а в голове всё ещё упрямо звучат, многократно повторяясь, слова:

Странные вещи бывают тут порой,

У виселицы ночью увидимся с тобой.

Комментарий к Глава 12

Вот и закончилась первая часть работы, первая из трёх. Надеюсь, дальше работа пойдёт лучше, кое-какие затеи уже есть - осталось их только реализовать.

P.S. в тексте присутствует перевод “Виселицы”, сделанный мной. Русскую версию использовать не захотелось, а оригинал тут был бы не к месту. Так что заранее извиняюсь за, возможно, корявые стихи, но я как могла старалась подогнать их под мотив песни. Если всё же лучше вставить текст официального русского перевода (из фильма), то уж напишите тогда))

========== Часть вторая - Кровь и железо. Глава 13 ==========

Я стою одна над обрывом

И смотрю в холодную бездну.

Я уже вижу острые камни на дне…

Надо мной сгущаются тени,

Исполинские чёрные грифы,

Те, что зорко следят за движением тёмных планет

Позови меня, останови меня,

Не дай стать мне жертвой обезумевших птиц

Спаси меня, унеси меня

И больше не давай смотреть мне вниз

Fleur — «Исполинские чёрные грифы»

Яркий свет, бьющий прямо в глаза, рев толпы, режущий слух, сотни лиц то и дело мелькающих перед глазами. Суета. Все носятся туда-сюда, трибуты ожидают своей очереди, стилисты делают последние приготовления, мимо пробегают рабочие, готовые вот-вот начать эфир.

Я делаю глубокий выдох. Нужно успокоиться. Пытаюсь вытереть вспотевшие ладони о ткань платья, которая как назло оказывается влагонепроницаемой. Эффи, стоящая рядом, замечает это и подает мне бумажную салфетку, от которой исходит легкий цветочный аромат.

— Успокойся, милая, — говорит она, поправляя завернувшийся край ворота. — Всё будет хорошо.

— Надеюсь, — шепчу я, вытирая руки. Менторов как назло, почему-то нет рядом. Ну и куда они все запропастились? И Рори тоже пропал… Буквально десять минут до начала. Мне уже просто неприятно ловить на себе взгляды проходящих мимо трибутов. Просто впиваются в меня, исследуют каждую складку на ткани, каждый локон. Видимо, в этот раз Цинна даже чуть перестарался. На мне платье из тонкого шёлка. Рукава широкие и длинные — ниже колен. Ещё во время примерки я заметила, что яркие пятна на подоле составляют сложный узор, напоминающий рисунок на крыльях махаона. Снова бабочки… Такое ощущение, что Цинна пошел на поводу у капитолийцев, взяв за основу моё новое глупое прозвище. Но тут явно все не так. Всё не может быть так просто.