Пять бессмертных (Т. I) - Валюсинский Всеволод Вячеславович. Страница 24

В Биоинституте он появлялся редко. Видали только, как он изможденной тенью, медленно и ни на кого не обращая внимания, проходил в комнату Курганова. Многие, пользуясь редким случаем, ловили его на пути и пытались завести разговор. Все знали, что он недавно посетил Балтийскую станцию. Дряхлый ученый бессмысленно взглядывал в лицо встречного и, опустив глаза, торопился обойти вопрошающего, как препятствие на пути. Это поведение еще более укрепляло мнение о его ненормальности.

— Пфиценмейстер скоро умрет, он совсем плох, — поговаривали знавшие его. А он жил и считал часы и минуты.

Глава пятая

С отъездом Курганова на станции потянулись тяжелые дни. Шли дожди. Долгими осенними ночами ревел и стонал старый парк. На поверхности канала желтым узором плавали опавшие листья.

Работы не было никакой. Все ждали Курганова. Не слышно было ни громких разговоров, ни веселого смеха Геты. Карст не разлучался с ней, медовый месяц был во всяком случае последним их месяцем. Никто на них не обращал внимания. Каждый думал о себе. Лина решительно избегала Гаро. Никто ни с кем не разговаривал, избегали даже смотреть друг другу в глаза, а если и говорили, то о посторонних вещах.

Их здесь шестеро. Наверно половина обречена на гибель… Они свободны и могут уйти каждую минуту, но что-то сильное удерживает на месте, заставляет ждать развязки. Это не был страх, потому что никто из этих людей не отказался бы от участи я в жребии жизни и смерти. Это была покорность тому, что, несмотря на ужас, влечет к себе и подчиняет.

Один Гаро чувствовал себя несколько легче. Он надеялся спастись, но в то же время понимал, что его план не легок. Неизвестно, что и как будет делать Курганов. Покусывая жесткие усы, Гаро часами простаивал у окон террасы и пустым взором следил за летящими по ветру листьями.

Карст и Гета чувствовали себя, как эфемерные поденки в разгар лета. Оставив воду, где они живут в стадии личинки, эти насекомые роями поднимаются на воздух и, как снежные хлопья, несутся в упоительном танце. Они не имеют даже рта. Те несколько часов жизни, которые им принадлежат, посвящают только любви. К вечеру, когда сядет солнце, они все умирают. Жалкие их трупики и сброшенные шкурки иногда целым слоем покрывают берега рек и дорог. Карст с Гетой горели, сжигали себя. Смерть или бесполое существование, что они могли бы предпочесть? И то и другое одинаково леденило кровь. Но если бы им предложили бежать отсюда, они бы, конечно, решительно отказались. Нормальное продолжение жизни ничем не соблазняло их. Чем лучше для них была неминуемая старость? Разве могли они и хотели спокойно дожидаться того времени, когда на смену острому, захватывающему чувству придет пресная водица привычки, равнодушие, скука, а за ними разлагающая тело старость и, наконец, неизбежная смерть? Сидя в сумеречные осенние вечера на диване в комнате Карста, они целые часы проводили в молчании. Только руки их цепко сплетались, и до боли сжимал Карст бледные, тонкие пальчики Геты, словно хотел защитить от неумолимого, что надвигалось все ближе. Бурные взаимные ласки, так же, как и украдкой брошенный взор, одинаково были понятны каждому. Казалось, они обладали одним мозгом и одной душой…

Когда настал назначенный Кургановым срок, подавленность и тишина на станции еще более усилились. Каждым ранним утром пролетал большой аэрон с Юга. Никто не спал в этот час. Как приговоренный к смерти прислушивается в предрассветный час, не раздадутся ли шаги его палачей, так каждый со сжавшимся сердцем встречал шум моторов летящего аэрона. В это время все бывали у окон: остановится или нет? И когда, не останавливаясь, аэрон пролетал дальше, все испытывали странное чувство не то радости, не то разочарования…

Наконец, в одно серое утро аэрон не пролетел мимо, а остановился над парком. От него отделилась и скользнула вниз белая авиэтка. Гета и Карст стояли в это время у окна в его комнате. Гета повернулась к Карсту и, охватив его руками, спрятала лицо в складках его пиджака. Большой и сильный, он стоял, не шевелясь. Ему нечего было сказать.

Негры внесли чемоданы в большой вестибюль. Вслед за ними вошел Курганов в сопровождении трех незнакомых женщин в серых дорожных костюмах.

— Знакомьтесь, — сказал Курганов вышедшим его встречать, — мисс Иттли, мисс Ай и Лилэнд.

Передав прибывших на попечение Геты и Лины, Курганов подозвал Бирруса. Несколько минут он серьезно с ним разговаривал, затем вместе отправились в питомник. Две пары кроликов и столько же собачек, оперированных им накануне отлета, сидели поодиночке в разных клетках. Курганов сразу занялся теми, которым была сделана параллельная пересадка, — между животными одного пола. Последняя степень истощения сделала их похожими на трупы.

— Они скоро умрут, — сказал Биррус.

— Да, они умрут от старости, хотя это молодые животные. Пересадив к ним бэтную долю от животных того же пола, мы в величайшей степени усилили результат действия их пола на собственный организм и тем самым ускорили наступление старости и неразлучной с ней «нормальной» смерти. А вот у этих, — продолжал Курганов, переходя к клеткам животных, которым была сделана перекрестная пересадка, — у этих мы нейтрализовали пол. Вся внутренняя секреция их преобразовалась. Они бесполы, но… бессмертны.

— Что мы сделаем с этим зверинцем? — спросил Биррус. — И, кроме того, негры…

— О неграх я уже подумал, — перебил Курганов, — а с питомником придется сделать то же самое, что и со всей станцией, — взорвать.

— Ты думаешь?

— Конечно. У нас будет пять трупов. Остальным тоже нельзя оставаться здесь. Взрыв припишут несчастной случайности и… не будет никаких подозрений. Неграм я дам аэроны, пусть летят домой.

— Жалко мне Боба и собак, — сказал Биррус, гладя обступивших его животных.

— Да, но придется. Никаких следов нашей работы не должно остаться.

Пришел негр и доложил, что завтрак подан.

— Позови Умо, — сказал Курганов, направляясь в дом. Интересно, — продолжал он, обращаясь к Биррусу, — что очень давно замечена была связь между продолжительностью жизни и функцией пола. Первые попытки «омоложения» сводились к операциям над самими органами. Они, конечно, были безуспешны, потому что оставался центр. Мы же добрались до главного хозяина. Мне недавно попалась на глаза старая книга «Общая гормонология», кажется, доктора Чи-Тсу. Он весьма близко подошел к этому вопросу, но, как это часто бывает, в то время не обратили должного внимания на его работы.

— Ты говорил, что наблюдал излучение бэтной доли каких-то лучей. Интересно было бы знать, отличаются ли чем-нибудь по существу излучения этой части мозга у самцов и самок?

— Отличаются. Иначе не может быть. Действие пересадки я себе представляю именно как результат совмещенного излучения, напоминающего интерференцию. Атрофия и исчезновение половых органов является неизбежным следствием, во всяком случае, их специальная иннервация [6] тотчас прекращается. Я рассматриваю весь организм как функцию мозга, и только строго придерживаясь такой точки зрения, я не сделал тех ошибок, которые делали напрасной всю работу моих предшественников.

В зимней столовой, внизу, все были уже в сборе. Теперь за стол садилось десять человек. Каждый мужчина имел свою даму. Завтрак прошел в молчании. Никто почти ничего не ел. Все чувствовали себя, как на поминках по умершем. Пришел Умо.

— Завтра утром можете лететь, — сказал ему Курганов, — возьмите два аэрона. Поживите там сколько хотите. Мы обойдемся. Нас теперь здесь много, — он с улыбкой кивнул в сторону прилетевших с ним компаньонок.

— Хорошо, масса, — мы вернемся через два месяца.

— Ну, ну, можете и дольше.

Едва сдерживая радостную улыбку, старый негр повернулся и пошел сначала медленно, для приличия, но, выйдя за дверь, пустился бегом. Он торопился обрадовать своих товарищей.

— Через час будьте все здесь, — сказал Курганов, вставая из-за стола.