Потерявший веру (ЛП) - Картер И. С.. Страница 32

Она исчезает из вида, и я вытираю руки, желая быть готовым, когда человечек, которого я обожаю больше всех на свете, появится на экране. С её длинными тёмными волосами, широкораспахнутыми зелёными глазами и веснушками на носике-кнопке — она точный портрет своей матери, и это приносит мне горькую радость от связи с женщиной, чей облик она повторяет, но она никогда не узнает об этом.

Мари хорошо справляется с сохранением памяти о Фионе, но Алиса часто задаёт вопросы о своей матери и братике — и естественно, мы утаиваем правду о том, что на самом деле произошло с ними. Алиса никогда не узнает, что её злые и испорченные бабушка с дедушкой ответствены за убийство её матери и младшего братика. Это знание ни к чему хорошему не приведёт, посмотрите на меня. Я продолжаю терзать себя, даже когда уже потерял практически весь мой мир.

Я должен быть тем, кто заботится о моей дочери. Но вместо этого, я продолжаю мои поиски, чтобы отомстить за тех, кого забрали у меня, но в свою очередь, я потерял право жить с моей маленькой девочкой на постоянной основе. Это цена, которую я плачу за месть. Одна из многих.

Звук маленьких ножек, бегущих по плиточному полу, раздаётся из планшета, и я вытаскиваю стул, чтобы сесть, слегка вздрагивая от дискомфорта в моей пятой точке. Каждый раз, когда я двигаюсь — боль там напоминает мне о нём. Даже когда его здесь нет, он обозначает своё присутствие.

— Папа, папочка, — восклицает сладкий голос, даже если её пока не видно на экране, широкая улыбка растягивается на моём лице. Я наклоняюсь вперёд и…

Бабах.

Дом трясётся, помидоры скатываются со столешницы и расплющиваются о пол, планшет опрокидывается назад, оказываясь экраном, смотрящим в потолок, а тарелки гремят в раковине.

«Какого хера!»

— Папа, папочка! Где ты, я тебя не вижу!

Где-то в передней части дома разбивается стекло, и дым начинает распространяться оттуда по коридору.

Я наклоняюсь вперёд и обрываю видеосвязь ни сказав не слова дочери и так не увидя её красивое лицо. Я надеюсь Мари прикроет меня и сообщит ей, что мой Wi-Fi отрубился, поскольку нет ни единого шанса, что я захочу, чтобы она узнала, что нас атакуют.

Дым от канистры, брошенной через окно, густеет и обжигает мои глаза, я хватаю два пистолета, которые оставили мне на случай возникновения экстренной ситуации, и нож, бросаюсь на пол, мои глаза слезятся от едкого запаха. Я оглядываюсь вокруг насколько могу и, присев на корточках, двигаюсь в сторону дверного проёма кухни.

Дым здесь становится более густым, когда я всё ближе подбираюсь к передней комнате — здесь лучше слышно громкий треск и шипение огня снаружи. Они, должно быть, подорвали сарай. Дерьмо. Мы — лёгкая добыча.

Грохот. Звук исходит сверху.

— Лили, — ору я, задыхаясь на втором слоге её имени, когда едкий дым заполняет мои лёгкие. — Лили, оставайся там. Я иду за тобой.

Она не отвечает мне, но я слышу более глухой звук, сопровождаемый приглушенным воплем.

— Лили, — реву я перед тем как выдвинутся в коридор с пистолетом на изготовке. Я спотыкаюсь, когда слишком быстро пытаюсь подняться по лестнице. Видимость на первом этаже практически нулевая, и это указывает, что использовали более одной дымовой шашки.

Стекло разбивается где-то сверху, заставляя меня быстрее двигаться вперёд и не думать о том, с чем я могу столкнуться, я пробираюсь через плотный дым и добираюсь до лестничной площадки. Здесь дым не такой густой, но мои лёгкие уже платят за тот объём, что я уже вдохнул.

Держась пригнувшись, я направляюсь к дверному проёму первой комнаты и обнаруживаю её пустой. Место, где спала Лили, следующее. Дверь широко открыта и из неё не исходит ни звука.

— Лили, — быстро и сбивчиво произношу я, — Лили, слышишь меня?

Тишина.

Я вытаскиваю ещё один пистолет из-за пояса и с оружием в каждой руке кручусь и стремительно забегаю в комнату Лили.

Кровать в беспорядке, железное основание кровати набекрень, но комната пуста. Чистые занавески раздувает ветерок, аромат горящего дерева становится ещё сильнее, когда я добираюсь до них. Дергаю и срываю, отбрасывая в сторону ткань, и обнаруживаю разбитое стекло, но нет ни одного осколка на полу в моих ногах, что означает, что его разбили изнутри.

И бессомнения, трава под окном покрыта разбитым стеклом, которое искрится как алмазы под ранним утренним солнцем.

Эта комната расположена на другой стороне дома и выходит на открытое поле, но я по-прежнему вижу дальний угол старого сарая или того, что от него осталось. Огонь облизывает небо, когда обрушившиеся здание горит как костёр.

Шины визжат откуда-то из передней части собственности, и я быстро оцениваю последствия падения на землю подо мной. Я могу это сделать, если воспользуюсь выступом в качестве точки опоры на полпути, но я не смогу удержать оружие в руках, пока буду делать это. Это оставит меня уязвимым и незащищенным. Быстрый осмотр области не указывает на присутствие в засаде кого-либо, так что я принимаю решение: засунув оба своих пистолета за пояс за спиной, я залезаю на подоконник, перед тем как смогу опустить себя на выступ. Секундой позже я на земле, моя ладонь неловко приземляется на один из особо острых кусков стекла, прокалывающий мою ладонь. Вытащив его, я подавляю боль и отбрасываю противный кусок, перед тем как ещё раз сжимаю пистолеты в каждой из своих рук.

Громкий свободный смех разносится в воздухе. Это не грубый рёв убивающего мужчины, а практически музыкальный звук и определенно женский.

С оружием на изготовку — рукоятка одного из пистолетов скользит в моей ладони из-за крови — я достигаю угла дома и осторожно выглядываю из-за него.

Машина уезжает прочь, двигатель ревёт, она продирается через столб пыли, оставленной впереди идущей машины.

Это второй автомобиль, и он притягивает всё моё внимание — поскольку Лили внутри.

Она не связана и её рот не заткнут, и она ни коим образом никак не ограничена. К её горлу ни приставлен нож и нет пистолета у её головы. Нет, она сидит на переднем сиденье, её щеки окрашены в розовый цвет от восторга, радости и возбуждения, на её лице сияет широкая и беззаботная улыбка, растягивающая её губы, когда она откидывает голову назад и ещё раз смеётся. Она смеётся, а человек, управляющий машиной, убирает одну руку с руля и хватает её за шею, притянув к себе, чтобы украсть поцелуй. Он агрессивен, но не нежеланный. Она относится к объятию как цветок, поворачивающийся к солнцу.

И когда они отрываются друг от друга, он продолжает стремительно гнать автомобиль вниз по ухабистой дороге, и я могу рассмотреть мужчину, управляющего автомобилем, — и это Саша Фёдоров.

Лили увозит тот, кто удерживал её в рабстве месяцами. Нет — увозит не то слово. Она добровольно уезжает, и понимание этого заставляет мой мозг кружиться.

А не играла ли с нами эта сломанная слабая девушка, нуждающаяся в нашей помощи, чтобы сбежать от этого монстра?

Бл*дь. Я надеюсь, что чертовски ошибаюсь относительно Лили, поскольку, если это не так, то Люк живьем сдерёт с неё кожу.

Дерьмо. Люк. Сегодня они отправились покончить с Фёдоровым, только вот он опять на шаг впереди, и Коул, Грим и Люк направляются прямиком в другую ловушку, а у меня нет никакой возможности предупредить их.

Если только…

Я бегу обратно в дом, дым по-прежнему густой и удушающий, но мне нужен мой планшет.

Он там, где я его и оставил, — на столешнице кухни, так что я хватаю его, бутылку воды, которая скатилась на пол, и бегу через чёрный ход на свежий воздух.

Есть только один человек, который может добраться до них.

Сестра Лили.

Жена Коула.

Фейт Хантер, урождённая Крэйвен.

Глава восемнадцатая

Лили

Он приехал за мной.

Как и обещал.

«Лили. Это плохо. Он плохой. Он станет твоим концом. Не надевай красное платье. Не надевай красное платье».