Ритуалист. Том 2 - Корнев Павел. Страница 12

Уве отыскать корень мандрагоры не сумел, хотя из-под полы ему и предлагали приобрести весьма сомнительные средства, начиная от веревок, которыми удавили висельников, и заканчивая собранным в полнолуние на кладбище кукушкиным клевером. О некоторых проходимцах стоило поставить в известность Кирга, но сейчас мне встречаться с ним было не с руки.

Воссияние я начал с посещения церковной службы, а после, как и было оговорено, отправился в термы, намереваясь дать разглядеть себя во всей красе доверенным людям графини Меллен, если та вдруг воспылает интересом к моей скромной персоне. Ссадины к этому времени окончательно зажили, но на коже остались прекрасно различимые следы от пут.

После я прошелся по округе и с некоторым даже беспокойством отметил, что почтенные матроны передвигаются исключительно в сопровождении крепких отпрысков, за каретами с дворянскими гербами на дверцах неизменно следуют кавалькады вооруженных до зубов наемников, а портшезы сопровождают охранники с дубинками. В Старом городе заметно прибавилось тертых жизнью бретеров, а почтенные бюргеры сбивались в кучки и о чем-то увлеченно шушукались, но неизменно замолкали, стоило только приблизиться к ним посторонним.

Многие цеховые подмастерья в открытую носили лазурные, с вертикальной желтой полосой нарукавные повязки. На моих глазах парочка квартальных надзирателей попыталась задержать одного из таких юнцов, и тут же со всех сторон в стражей порядка полетели камни и мусор.

– Смерть за медь! – заблажил кто-то из горожан, и полицейским пришлось спешно ретироваться, оставив подмастерье в покое.

Квартальные надзиратели, к слову, перестали появляться на улицах поодиночке; чаще молодчики в зеленых мундирах ходили по трое или четверо, нередко их сопровождали солдаты городского гарнизона. Обыватели неизменно бурчали им вслед негромкие проклятия.

Вспомнились слова магистра Кирга о фирланских эмиссарах, и я решил, что подозрения Тайной полиции не так уж и далеки от истины. Четыре короны красовались на флаге западных соседей великого герцогства отнюдь неспроста: властители Фирлана никогда не забывали о землях, которые прежде находились под их рукой.

Вечером я, памятуя о любви графини Меллен к театральным постановкам, посетил историческую драму о ранних годах правления Максимилиана Первого и невзначай там даже немного вздремнул, а затем с чувством выполненного долга отправился в любимую таверну и плотно поужинал.

Старый город уже не казался мне чем-то монолитным; стоило немного обжиться в Рёгенмаре, и он рассыпался на отдельные районы и цеховые кварталы. В Университетском округе безраздельно властвовали школяры, а Черным городом именовалось сарцианское гетто. На севере вдоль берега Ливы тянулись купеческие склады. Приезжие торговцы старались держаться друг друга, вот и выходцы из Майнрихта селились на нескольких улочках, прозванных горожанами Бочкой. «Селедки в Бочке» – в чувстве юмора здешним острословам было не отказать.

Уже знакомая мне Клюгатан, где располагалась Управа благочестия, шла прямиком к городской ратуше, тот район называли на фирланский манер – Редхус. А маркиз Альминц, к моему немалому удивлению, обитал вовсе не в облюбованном местными богатеями Стюгоре; его резиденция располагалась на Рыцарском холме, где в незапамятные времена возвели крепость, вокруг которой позднее и вырос город.

Я бы с превеликим удовольствием плюнул на конспирацию и нанес визит маркизу, дабы получить доступ к его библиотеке, но позволить себе этого попросту не мог. Было бы слишком опрометчиво ставить под угрозу совместную затею Вселенской комиссии, церкви и ордена Герхарда-чудотворца. Случайное разоблачение неминуемо вышло бы мне боком.

А время между тем тратилось совершенно бездарно. Если в упражнениях с магическим жезлом я еще мог похвастаться некоторыми успехами и даже освоил левитацию, то единственным результатом занятий с маэстро Салазаром стала ломота в руках, плечах и спине. Разработка же ритуала и вовсе не сдвинулась с мертвой точки. Я мог просчитать и выстроить стандартную схему, здесь же требовалось прыгнуть выше головы и сотворить нечто принципиально отличное от того, о чем писали в общедоступных книгах.

Я намеревался выдернуть из запределья некую сущность, а такого рода ритуалы находились под строжайшим запретом; сочинения на подобную тематику если и не сжигались сразу, то хранились за семью замками. Мне их было попросту не раздобыть.

Раз за разом я пытался составить нужную схему и неизменно терпел неудачу, лишь впустую переводил на расчеты стопку за стопкой писчей бумаги. Что хуже всего – ущербность моего колдовского таланта не имела к провалам никакого отношения. Просто не хватало некоторых специфических познаний. Некогда я совершенно осознанно выкинул их из головы и поклялся никогда более не вспоминать.

Но что жизни до наших клятв? Любая клятва – брошенные на ветер слова. Вопрос лишь в том, что иной раз нарушить ее куда сложнее, нежели дать.

Озарение посетило за обедом. Я быстро дохлебал наваристую мясную похлебку, допил светлое, легкое и безвкусное пиво, невероятно популярное у здешних школяров, и поспешил в библиотеку. С соседней площади доносился многоголосый гул, и я предпочел обойти сборище разгневанных бюргеров, хоть окрестные улочки и были запружены горожанами. Возницы сыпали ругательствами, но пускать в ход хлысты не решались; люди были и без того озлоблены до предела, у многих имелись при себе крепкие палки и не только они.

Пришлось изрядно поработать локтями, проталкиваясь через толпу, да еще одну из улиц перегородили зеваки, с любопытством глазевшие на свару бакалейщика и покупателя. Причиной раздора стал обычный фердинг. Брать медную монету по завышенной официальной стоимости не хотел ни один из городских торговцев, бакалейщик исключением не был. Но и горожанин оказался не лыком шит, он ругался на весь квартал, призывая в свидетели набежавших на вопли бездельников.

К счастью, в Университетском округе подобного столпотворения уже не было; я спокойно дошел до библиотеки и получил на руки «Лабиринты бессознательного». С помощью этого наставления Уве в свое время сумел пробиться через гипнотические барьеры и частично восстановить память; должно было пригодиться оно и мне.

До поздних сумерек я шуршал страницами, пытаясь разобраться в ментальных практиках погружения в глубины подсознания. Прежде никогда не возникало нужды столь тщательно работать с воспоминаниями, вот и пришлось изрядно повозиться, прежде чем удалось наметить дальнейший порядок действий.

На квартиру я вернулся уже затемно, и раздосадованный долгим ожиданием маэстро Салазар устроил мне серьезную трепку, чего прежде себе никогда не позволял. Ослиную задницу он и вовсе поминал буквально после каждого выпада. В конце концов, я обругал его последними словами, швырнул учебную шпагу под ноги и ушел в дом, даже не подумав выдать ежедневную плату.

– Осел! – крикнул вдогонку обозленный Микаэль.

Я молча поднял руку с выставленным средним пальцем, а у себя в мансарде умылся, разжег свечи и наскоро перечитал составленный по итогам изучения «Лабиринтов бессознательного» конспект. После уселся на кровати, поджал ноги и закрыл глаза. Рекомендовалось лечь, но в этом случае был немалый риск уснуть, а мне этого не хотелось.

Погрузиться в легкий транс удалось быстро; оно и немудрено – приводить сознание к равновесному состоянию приходилось всякий раз перед использованием истинного зрения. Только на этот раз я не стал обозревать раскинувшуюся вокруг незримую стихию, наоборот – постарался полностью отрешиться от окружающей действительности и провалиться в собственное бессознательное. Нырнуть на полдюжины лет назад, заново увидеть и услышать все, что прежде доводилось видеть и слышать о ритуале, коим хотел прославиться в веках Роберт Костель.

Мы с братом частенько обсуждали безумные идеи профессора, иногда даже просчитывали интенсивность отдельных энергетических потоков и узлов, но я был в этой области откровенным профаном, и в памяти отложилось не так уж много подробностей. Но то – в памяти. Сейчас же сознание неслось куда-то во тьму, а вокруг витали обрывки воспоминаний. Фразы пронзали меня, видения ослепляли, эмоции захлестывали и рвали душу на части. Я летел прямиком в бездну подсознательного и едва ли контролировал свое падение. Просто впитывал крупицы и обрывки знаний, толком даже не понимая, какие из них придутся ко двору, а какие – бесполезный мусор.