Под небом Палестины (СИ) - Майорова Василиса "Францишка". Страница 89

— Перед неверным я не держу слов! — Слова его призрачным эхом отразились в ушах Жеана, который едва мог держать Рассвета за поводья, не говоря уж о том, чтобы сражаться.

Он развернулся к Кьяре. Та была бледна, как облако, только тонкие, рассечённые рубцом губы едва слышно лепетали:

— Снёс голову… одним ударом… Разрубил бармицу… начисто!

Затем воцарилось затишье, но Жеан разом опомнился, когда оно было прервано неистовым кличем «Аллах Акбар!», прозвучавшим из уст Альтаира. Этот клич был встречен громом одобрительных возгласов его подданных. Небо прорезал фонтан стрел, целый лес копий, щитов, расписных вымпелов надвинулся на крестоносцев. Меч натолкнулся на меч, щит на щит, тишины, святой тишины, словно навеянной Господом, как ни бывало. Вот-вот сияющие пески окрасятся оловиром, вот-вот воздух всколыхнёт кровавый смрад и подымется буря, затмив лазурный небосвод, — всё ради того, чтобы пески вновь воссияли, воздух стал дурманно-свежим, а небосвод — безучастно чистым. Но на сей раз — во единении с оплотом Сидящего!

Набрав полную грудь пыльного воздуха и три раза прошептав Божье имя, Жеан хотел всё обдумать, как вдруг щуплый сарацин с длинным копьём протиснулся сквозь ряды и едва не прикончил Кьяру, когда юноша сразил его, пролетев мимо.

— Deus lo vult!

Шеренга за шеренгой, сарацины двигались в сосредоточение крестоносного войска. Стрелы туркополов и немногочисленных франкских лучников разили их, но бойцов было слишком много.

«Заветные стены… они так близки! Всего несколько сотен шагов отделяет меня от них — ни многим ни малым сути всего земного существования!» — горячо выстукивало сердце Жеана, пока тот, до боли стиснув зубы, оборонялся от двух разъярённых сарацин, нападавших с противоположных сторон. Благодаря урокам Эмануэля, Жеан научился ловко управляться со щитом, удерживаемым в левой руке. Сарацины размахивали саблями. Юноша тянул Рассвета назад, обороняясь щитом и периодически пытаясь пробить вражескую защиту. Внезапно конь поднялся на дыбы — сабля чуть не задела горла. Совершенно непроизвольно, в тщетной попытке не упасть, Жеан ухватился за подол халата сарацина, кружащего обок, и утянул тем самым вниз. Но прикончить не успел: немолодой, великолепно обученный Рассвет с силой обрушил копыта на поверженного. Тот хрустнул и обмяк. В последний момент живому сарацину удалось располосовать Жеану плечо, и, хотя, благодаря кольчуге, рана была поверхностна, доставляла немалую боль. Сарацин занёс саблю, но атаковать не успел — сокрушительный удар мечом промеж ног, нанесённый Жеаном куда быстрее, лишил его равновесия. С диким визгом он рухнул наземь. Юноша, не мешкая, вонзил меч ему в грудь. Харкнув кровью и даже не дёрнувшись, сарацин погиб моментально.

Вздохнув с облегчением, Жеан поднял щит и огляделся вокруг. Ратоборство неутомимо кипело. Казалось, на поле боя не осталось ни малейшего просвета. Особенно отчётливо выделялась зловещая фигура Альтаира: солнечные лучи отражались от его серебряной, начисто отполированной кольчуги. Чудовищный правитель был выше прочих во всех отношениях. За одну секунду он был способен загубить далеко не одну христианскую жизнь, несчастные крестоносцы ложились под ноги целыми группами по двое, а то и трое человек, и усталость, казалось, была неведома Альтаиру. Он не прятался за спинами соратников, как Яги-Сиян, но напротив — рвался вперёд, умерщвляя всё, что движется. Лошадь. Рыцаря. Пехотинца. И подсекая головы, точно жнец колосья. Сколько бы ни прошло времени, оставался в превосходной форме, более того, с каждой жертвой свирепел лишь пуще. Хаос кровавой бойни, царящий вокруг, доставлял ему не просто удовлетворение, но наслаждение!

Неужели он и в самом деле искренне верит, что поступает право, повинуясь воле Господа?!

Князь Тьмы! Мародёр! Труположец!

Но внезапно взор Жеана уловил то, что повергло его в ещё большее потрясение. Бок о бок с Альтаиром странный сарацин — с бледной, точно у призрака, кожей, бился с прорвавшимся пехотинцем.

«Этого не может быть!»

Позабыв страх, Жеан подтолкнул Рассвета вперёд, насколько это было возможно, и, завидев бойца вблизи, обомлел. Знакомая тощая фигура, знакомое длинное лицо, надменный озлобленный оскал… и франкский меч вместо сабли.

«Рон!»

Жеан судорожно поморгал, из последних сил надеясь, что перед ним не Рон. Мало ли на свете похожих людей? Мало ли бледнолицых турок, лишившихся оружия?

«Нет! Умру — не позабуду саксонской лисицы!»

— Рон Голдфокс! — завопил Жеан, дивясь тому, что дар речи сохранился при нём.

В этот момент мужчина как раз расправился со своей жертвой и, резко развернувшись, во весь опор ринулся к нему.

— Кого я вижу! — язвительно провизжал он. Все сомнения Жеана сошли на нет.

«Быть может, он пришёл помочь нам?» — промелькнула в голове юноши безумная, но на мгновение обнадёжившая его мысль.

— Но ты сбежал! — крикнул Жеан. К счастью, шум битвы не заглушил его слов. — Что-то произошло! Какая-то ошибка! Недоразумение! Рон… неужели ты… Где твоя лиса? Ты воюешь под каллиграфической шахадой!

— Я поступил так, как посчитал нужным! — дерзко заявил бывший рыцарь. — И думаю, ты явился сюда не для того, чтобы читать проповеди, сопливый святоша! Хоть перед смертью поступи как подобает мужчине, а не монахине! Нападай! Посмотрим, чему тебя научил твой дряхлый наставник!

Жеан был потрясён настолько, что едва мог пошевелиться. Не ощущая даже гнева, лишь странное смятение, он, не отрываясь, смотрел на Рона и не верил своим ушам. Мотивы белокурого мерзавца были очевидны: отныне он сражался на стороне врага, но как он очутился в Иерусалиме, если держал путь домой, доброволен или вынужден был его выбор — оставалось только гадать.

Однако времени на размышления у Жеана и не было. Дёрнув коня за поводья и выставив вперёд меч, Рон помчался прямо на него. В последний момент Жеан тоже расчехлил оружие и, очевидно, недооценив скорость и силу удара, предатель, сражённый в бок, с надрывным воплем соскользнул на землю. Жёлтый клетчатый халат порвался. Щит, украшенный алым полумесяцем, отлетел в сторону. Всё произошло настолько быстро, что Жеан не сразу смог осознать случившееся, но, когда, тяжко дыша, соперник попытался приподняться, понял, что нужно действовать незамедлительно. Жеан спрыгнул с коня, метнулся к Рону и, присев, приставил остриё меча к его горлу.

— Бросай оружие!

Рон поспешно исполнил приказ Жеана. Молодой крестоносец невольно взглянул ему в глаза.

Что-то невнятное, смущённое читалось в их сдержанном свете… и никакого гнева или ненависти, если говорить совсем откровенно. А после глаза Рона вовсе переполнились слезами. Солёная влага бороздила щёки, бармицу мужчины, пропитывая песок. Во взгляде его больше не сквозило недоумения — только искреннее раскаяние.

Быть может, это всё-таки ошибка?

Что-то, похожее на жалость, закралось в душу Жеану. Возможно, ему показалось, но то, что отныне в нём не осталось никакой злобы, было очевидно.

— Не убивай меня! — взмолился Рон — голос его сам на себя не походил.

— Что?

— Я объяснюсь!

Жеан недоумённо отстранился, бывший рыцарь продолжил:

— Я сбежал из Антиохии. Я грешен, юноша.

— Ты покинул нас и бросил на произвол судьбы весь армянский народ! Примкнул к сарацинам! Твой дьявол… то, с чем ты пришёл бороться, в конце концов стало твоей сущностью! Это не просто грех, более того… — начал Жеан, чувствуя, как в горле начинает першить от негодования.

— Выслушай! Мы… я и мои люди… покинули Антиохию, после чего многочисленный вражеский отряд, как оказалось позднее, прямиком из Иерусалима, настиг нас, когда мы двигались по направлению к западу… они убили всех! Всех! Даже твоего Эдмунда! Что мне оставалось делать, кроме как добровольно сдаться им в плен?

— Что?! Ты ещё смеешь спрашивать, веельзевул?! — Самообладание окончательно покинуло Жеана. — Погибнуть! Погибнуть, как подобает мужчине, как подобает доброму христианину! Даже если бы после Альтаир надругался над твоим изуродованным трупом, ты бы всё равно остался праведником в Божьих глазах! Ты… ты хуже Альтаира! Тот, в отличие от тебя, не ведает, что творит, ты же прекрасно осознавал, что поступаешь гнусно и низко! Тем не менее не отступился! Трус! — Жеан хмыкнул. — Не твои ли речи о лже-христианах звучали так громко в ночь побега?!