Ритуалист-2 (СИ) - Корнев Павел Николаевич. Страница 64
Вот тебе и повелитель запределья! Посадили на цепь будто шелудивого пса!
Большего я разглядеть не успел. Один из герхардианцев вскинул руку, и меня зашвырнуло в собственное тело еще более резким и болезненным образом, нежели происходило погружение в транс.
– Они ускорились! – встревожился Уве.
– Может, сорвутся, – недобро усмехнулся маэстро Салазар.
Я на столь благоприятное развитие событий уповать не стал, устроил мушкет на валуне и вытянул из-за голенища сапога артиллерийский стилет. Используя шкалу на одной из граней клинка, оценил дистанцию выстрела, сделал необходимые поправки на понижение высоты, взял упреждение, исходя из примерной скорости движения преследователей, и вжал приклад штуцера в плечо.
В своих расчетах я нисколько не сомневался – все же опыт в баллистических вычислениях был немалый, но вот нервы… Так нервничать мне не приходилось уже давно…
Сердце колотилось как бешеное, порез на плече дергали ритмичные отголоски чужого сердцебиения, горбун то замирал на месте, то переходил на бег, а до противоположной стороны ущелья было двадцать дюжин шагов. Все решительно складывалось против меня!
Но я и не собирался тягаться в меткости с братом Гилом. Второй конец веревки был привязан к луке седла, а лошадь – цель несравненно более легкая, нежели беспрестанно скачущий уродец!
Выдохнув, я прицелился и потянул спуск. Крутанулось колесо, пыхнул дымок затравочного заряда, гулким эхом раскатился над ущельем выстрел и…
Я промахнулся. Пуля разминулась с лошадью и угодила в скалу прямо перед ее мордой. Сыпанула каменная крошка, испуганный скакун загарцевал, не удержался на узком карнизе и сорвался в пропасть! Привязанная к луке седла веревка натянулась и сдернула людоеда в ущелье. Шагавший рядом брат попросту не успел ничего сделать. Зловредный горбун полетел вниз и рухнул на камни, а бурный поток тут же подхватил и утащил вниз по течению его изломанное тело.
И сразу перестал дергать плечо никак не заживавший порез. Я стянул бурую от крови повязку и с облегчением перевел дух: от раны осталась лишь белая ниточка шрама.
Герхардианцы повернули назад. Да им ничего иного и не оставалось: спуститься под обстрелом и не понести при этом потерь черно-красным не помогло бы даже самое настоящее чудо.
Пока монахи выискивали возможность развернуть лошадей и возвращались к расщелине в скале, я успел отправить на ту сторону ущелья еще пять пуль. Вел огонь без всякой спешки и каждый раз тщательно целился, но все мои усилия свел на нет брат-заклинатель. Магические пологи мало годились для защиты от несущихся с бешеной скоростью кусочков свинца, и все же мой оппонент умудрился прыгнуть выше головы: с удивительной легкостью он разносил пули на капли расплавленного металла. Даже с такого расстояния до нас доносились отголоски рвавших незримую стихию выбросов силы.
Я всерьез забеспокоился, что моих преследователей сопровождает кто-то, равный по силе стражам из императорской Черной дюжины, но нет – способности колдуна оказались вовсе не безграничными. Под конец он ошибся, и пятая пуля зацепила одну из лошадей. Рухнуть в пропасть той не дали, затащив с карниза на тропу, но едва ли от раненой животины братьям будет теперь хоть какой-то прок.
– Ангелы небесные! – с шумом перевел я дух и вытер ладонью вспотевшее лицо.
Ну в самом деле какая еще Черная дюжина? Каждый из императорских телохранителей мог сдержать выстрелы пары шестнадцатифунтовых орудий, а герхардианец просто оказался опытным колдуном из истинных, не более того.
Я отложил штуцер и поднялся на ноги.
– Давайте убираться отсюда!
Черно-красные лишились ищейки и двух лошадей, едва ли они продолжат преследование, да и в Грахцене у них нет никаких особенных прав. И все же чем раньше доберемся до обжитых мест, тем лучше. В горах никогда не знаешь, на кого наткнешься за очередным поворотом извилистой дороги. Награду за убийцу кузена великого герцога должны были назначить немалую; кто-нибудь из лихих людишек неминуемо соблазнится звоном золотых и переберется через границу в надежде настичь беглецов и сорвать куш. Да и подручные графини Меллен от меня так просто не отстанут.
Друзей в Сваами я завел превеликое множество, этого не отнять…
Ехали с небольшими остановками на отдых весь день до самого позднего вечера. Следуя совету контрабандиста, старались понемногу забирать влево и уже к полудню отыскали упомянутый проводником «торный путь». Насколько удалось понять, эта извилистая дорога соединяла несколько небольших поселений, а от приграничного городка в предгорья вел полноценный тракт, коим и предпочитали пользоваться торговцы и почтовые курьеры. Мы должны были добраться до него ближе к вечеру, а пока что петляли по тропке меж отвесных скал и крутых обрывов, перебирались по хлипким мостам через пропасти и вслушивались в пронзительный гул ветра да перестук иной раз срывавшихся с горных круч камней.
Микаэль время от времени пришпоривал жеребца и выдвигался вперед разведать дорогу. Уве после бессонной ночи клевал носом, а Марта что-то негромко напевала себе под нос и, уж не знаю, как такое могло быть, только незримая стихия тихонько колыхалась в такт ее наговорам и очищалась от оставленных нашими аурами следов.
Во второй половине дня заморосил неприятный мелкий дождь, перемежаемый белыми снежинками, и мы задержались в одной из попавшихся по пути деревенек. Погрелись в гостевом доме, похлебали горячего, дали отдых усталым лошадям. Был немалый соблазн заночевать здесь, но я не пошел на поводу у слабости, растолкал задремавшего за столом Уве и погнал всех к выходу.
Свет померк неожиданно быстро, солнце просто в один момент нырнуло за хребет, и все кругом затопили густые сумерки, только продолжали светиться вершины близлежащих гор. К этому времени мы уже свернули с подсказанного контрабандистом пути на узенькую тропку, которая должна была вывести нас к тракту. Должна была, но никак не выводила.
Окончательно стемнело; Уве даже пришлось соткать из эфира и запустить вперед призрачный огонек, иначе ехавший первым Микаэль рисковал сгинуть на дне изредка попадавшихся на пути расщелин. Лошади устали и спотыкались, а сами мы промокли и продрогли, но не разбивать же лагерь прямо посреди тропы! Ночевка под сыпавшейся с неба моросью и пронзительными порывами студеного о ветра меня нисколько не прельщала.
В итоге к постоялому двору наша унылая процессия выехала уже глухой ночью. Двухэтажный дом с конюшней приткнулся к отвесной скале. Над воротами в добротном частоколе помаргивал качавшийся из стороны в сторону фонарь. Именно его отблески мы и заметили, когда казавшаяся воистину бесконечной тропа наконец вывернула к долгожданному тракту.
Хозяин давно запер двери, но к припозднившимся постояльцам ему было не привыкать – нас запустили внутрь, стоило только постучать. С размещением проблем не возникло: Уве и Микаэль заняли угловую комнату на первом этаже, мы с Мартой заселились в соседнюю. Куда хуже дела обстояли с ужином; печь уже потушили, поэтому пришлось довольствоваться холодным овощным супом и ничуть не более теплым мясным рагу. Грелись медовухой. Перебродивший мед горных пчел оказался на удивление забористым; очень быстро мы захмелели, тревоги и заботы на время отступили, по телу разошлось живительное тепло.
Когда я остался за столом наедине с Микаэлем, то выложил перед собой позаимствованную в миссии герхардианцев шпагу и спросил:
– Ну и что с ней делать?
Маэстро Салазар внимательно изучил клинок и щелкнул пальцем по клейму в виде перекрещенных меча и молота. Ниже шла надпись на североимперском: «Миленген».
Этот город на севере Майнрихта славился залежами железной руды и мастерами, выплавлявшими из них первоклассную сталь, а вот оружейники тех мест, насколько мне доводилось слышать, особой славы не снискали. Микаэль считал ровно так же.
– Отличный металл и посредственное исполнение, – заявил он безапелляционно. – Для тебя сойдет, надо только подобрать ножны. К прежнему владельцу оружие не приведет, такого барахла на севере ходит с избытком.