Ритуалист-2 (СИ) - Корнев Павел Николаевич. Страница 7
– Как в пороховой башне с разбившейся масляной лампой, – образно ответил маэстро Салазар. – Поговаривают, бургграф хочет к чертям собачьим спалить Нистадд и застроить район заново. Спокойствия местным это, сам понимаешь, не добавляет. Того и гляди, начнутся волнения. Хватит одной искры. – Он с довольным видом хохотнул: – Искры, ха!
– А в Старом городе? – уточнил я.
– Бюргерам на Нистадд плевать, – сообщил Микаэль, – но бургграфа они любят ничуть не больше. Он пришлый, да еще постоянно вводит новые подати. Налог на окна, как тебе такое нравится? Ну и медные деньги уже у всех в печенках сидят.
– Небось под Фирлан лечь хотят? – догадался я, вспомнив шумное сборище и попытку арестовать возмутителя спокойствия в день своего приезда в город.
– Не без этого, – подтвердил мой спутник.
Мы проехали небольшой лесок и очутились на просторной поляне с вкопанными в землю лавками. Неподалеку чернела площадка вытоптанной земли, а дальше среди деревьев проглядывала гладь спокойной речушки.
– Здесь проводят дуэли, – пояснил Микаэль, слезая с коня. – Это босота друг друга в Нистадде беспрепятственно режет, а благородным на людях поединки устраивать не с руки. В городе укромных мест не найти даже на кладбищах. Непременно кто-нибудь квартальных надзирателей кликнет.
Мы расположились на одной из лавок и открыли корзинку. Я начал нарезать хлеб, сыр и колбасу, маэстро занялся бутылкой. Ловко избавившись от сургуча, он выбил пробку и разлил вино по прихваченным с собой кружкам.
– Майнрихтское, – сообщил он мне. – Не самое плохое, но ему определенно недостает изысканности. Как и самим селедкам. Приземленные они все какие-то, что ли…
Я поднял кружку и сказал:
– За Хорхе!
Мы выпили, и Михаэль тут же наполнил свою опустевшую кружку по новой. Глаза у него заблестели, а движения стали плавными и растеряли некоторую суетливость. Мой спутник словно испил живой воды.
– Рассказывай, во что вы там без меня впутались. Так понимаю, байки Уве надо делить надвое.
Я взял себе хлеба, сыра и колбасы и без лишней спешки принялся вводить Микаэля в курс дела. На вино старался не налегать, а вот маэстро добил первую бутылку и сразу принялся откупоривать следующую.
– Вот уж никогда бы не подумал, что у Ланзо вместо головы ослиная задница, – проворчал он, узнав о предательстве перекупленных живоглотов. – Ганс всегда за ним как хвостик бегал, своего ума не было. С Греты и взятки гладки, баба – дура. А вот Угорь удивил. Что есть, то есть… – Микаэль хлебнул вина и задумчиво уставился в кружку, потом вдруг повернулся ко мне и сказал: – Не нравится мне все это. Слишком много совпадений. Так не бывает!
Я прожевал бутерброд и запил его глотком вина, затем подставил лицо ласковым лучам весеннего солнышка и попросил:
– Поясни.
Маэстро Салазар вскочил на ноги, принялся вышагивать из стороны в сторону, яростно топорща усы. Эмоции превратили его грубое, но при этом не лишенное привлекательности лицо в гротескную демоническую личину.
– Риер! Дилижанс с подручными чернокнижника! Расследование в Мархофе! – перечислил он. – Все это – звенья одной цепи. Невозможно все объяснить одной лишь слепой случайностью!
– Ну ты хватил! – рассмеялся я. – За чернокнижником, которого я уложил под Стожьеном, действительно охотился Кабинет бдительности, и у Кабинета бдительности был свой интерес в Мархофе, но не приплетай к этому еще и Риер! Если бы не твой длинный язык, вы бы не сцепились с теми молодчиками!
– Брось, Филипп! – резко отмахнулся Микаэль. – Сколько раз повторять: меня спровоцировали! Это были не случайные люди, а умелые бретеры. Они просто не знали о Ланзо и Гансе, иначе не дали бы заколоть себя как свиней. Важно то, что случилось дальше!
– Дальше? – разозлился я. – Дальше живоглоты сделали ноги, а ты был так пьян, что позволил себя арестовать!
Маэстро Салазар осушил кружку и зло выкрикнул:
– И что с того?! На меня напали! – Он замолчал, раздувая крылья крупного носа, затем уже спокойней продолжил: – Я не какой-нибудь безродный бродяга, я дворянин и работаю на магистра Вселенской комиссии! Меня должны были с извинениями отпустить, а вместо этого бросили в кутузку, будто преступника! И заметь, все это – с полного одобрения той грудастой… маркизы.
Я кивнул. Именно сеньора Белладонна не позволила мне надавить на городские власти через местное отделение Вселенской комиссии. Пусть наши отношения на тот момент и оставляли желать лучшего, но все же реакция Адалинды на банальную кабацкую поножовщину и в самом деле показалась тогда чрезмерной.
Микаэль вылил остатки вина в свою кружку, сделал длинный глоток, потер заросшую черной щетиной щеку и принялся расстегивать пуговицы камзола, словно его вдруг бросило в жар.
– Думаю, те бретеры получили приказ перерезать тебе глотку и решили для начала устранить меня. В итоге они оказались мертвы, а я за решеткой. И знаешь что, Филипп? Ты должен был вытащить меня! Должен, не спорь! Но получил срочный вызов и укатил с Хорхе. Бросил меня одного!
– Я и так задержался из-за тебя на два дня! – напомнил я.
– Не в обиду тебе будет сказано, но мог бы и упереться, – сказал маэстро Салазар. – Мог, ведь так? Тогда бы в Мархоф послали кого-нибудь другого, только и всего. А ты… ты должен был остаться! Я был уверен, что ты не бросишь меня. И так же думал тот, кто все это подстроил. А ты взял и сделал всем ручкой. Такого точно никто не ожидал!
– Епископ Вим просил прислать именно меня. Я не мог отказать. И ты ошибаешься: Адалинда не могла знать о моем назначении. Информация пришла по эфирному каналу лишь на следующий день после твоего ареста.
Маэстро Салазар покачал головой.
– Организуй это все маркиза, нас бы прирезали в какой-нибудь темной подворотне. Ей вполне под силу подрядить на дело не трех бретеров, а дюжину. Полагаю, дамочку просто попросили об услуге.
– Кто именно ее попросил, скажи на милость?
– Тот, кто подвел тебя к дилижансу.
Я стряхнул с ладоней хлебные крошки и поинтересовался:
– Ты перебрал вчера вина, Микаэль? К чему такие сложности? Если бы Кабинет бдительности не желал моего появления в Мархофе, я пропал бы по дороге в город!
– Именно! – нацелил на меня указательный палец маэстро Салазар. – Попахивает чьей-то самодеятельностью.
– Иди ты! – ругнулся я, взял пустую бутылку и унес ее на другой край поляны шагов за тридцать от нашей лавочки. Вернулся и вынул из кожаного чехла штуцер, затем выложил на лавку пару пороховниц, мешочек с пулями и стопку матерчатых пыжей.
Микаэль посмотрел на меня с кривой ухмылкой и уточнил:
– Тот самый чудо-мушкет герхардианца, надо понимать?
– Именно, – подтвердил я, отмерил порох и вложил в ствол вытянутую пулю. – Прицельно бьет на триста шагов!
– Вздор! – не принял мои слова всерьез маэстро, обнажил шпагу и резким ударом снес горлышко третьей бутылки с вином. Возиться с сургучом на этот раз он не пожелал.
Я забил пыж, отложил шомпол и взял малую пороховницу. Добавил пороха на затравочную полку, надел головку ключа на взводной шпиндель и провернул его, а затем прижал кремень к боковине стального колеса.
Прицел мушкета показался излишне сложным, я внимательно изучил его, прежде чем прижать приклад к плечу и поймать на мушку бутылку. Стоило потянуть неожиданно плавный спуск, и тут же пыхнул дымом затравочный заряд, а миг спустя грохнул выстрел.
Микаэль следил за мной с нескрываемым скептицизмом. Когда земля взметнулась много дальше и немного левее импровизированной мишени, он пару раз хлопнул в ладоши и презрительно фыркнул:
– Триста шагов! Ну конечно!
К огнестрельному оружию маэстро испытывал непонятную мне предубежденность, поэтому я не стал ничего ему доказывать, перезарядил мушкет и следующим же выстрелом разнес бутылку вдребезги.
Микаэль только пожал плечами и приложился к кружке с вином.
– Думаешь, орден поверил в твою историю?
– А что им еще остается? – усмехнулся я и принялся готовить штуцер к следующему выстрелу. – Пока все не утихнет, буду держаться от них подальше. А там… Забудут!