Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ) - Рауэр Регина. Страница 14
— … и придем к выводу, что единственный виноватый у нас это ты!
За дверью воцарилась тишина.
Плохая такая тишина, гнетущая прям.
Язык мой — враг мой, хотела ведь сказать, что Сенечка, но…
…что-то пошло не так, как всегда.
Ну зато я хоть поняла, почему мама с папой были единодушно против моего поступления на международное дело. Надо признать, дипломатия — это не мое.
— Выйди по-хорошему и обойдемся малыми потерями, — сквозь зубы процедил Дэн.
Я невольно сглотнула.
Малые потер — это он про дверь?
Но вслух осторожно спросила другое:
— На фарш только Сенечку пустишь?
Прости, енотистый засранец, но себя я люблю, тебя только терплю, поэтому чья шкура дороже надеюсь понятно.
В конце концов, зачетку угробил именно ты.
И так прибить пытались меня, а Сенечка в это время спокойно забрался на шкаф в коридоре и с умеренным интересом взирал на наш забег.
С препятствиями.
И метанием тяжелых предметов.
— Варя, открывай!
Попавшее в Дэна яблоко вспомнился некстати, а я поняла, что не-а, не открою. Жить хочется. Если зачетка — это Сеня, то яблоко-то — это я.
Хотя, что такое яблоко по сравнению с зачеткой?!
— Дэн, а давай все-таки поговорим как цивилизованные люди?
Хорошее предложение, главное, что своевременное, после разнесенной в пух и осколки квартиры. Целым остался только Вася, ибо вопль «не трожь Васю!!!» был кажется мой, а ночь, клей и череп промелькнули у обоих.
— Ну испорченная зачетка — это ж не конец света, в конце концов! — оптимистично и бодро проговорила я.
— Издеваешься?
Нет, пытаюсь выжить.
— Нет, ну что ты, — почему-то прозвучало да, издевательством.
Блин.
— Ты мое проклятие, — глухо пробубнили из-за двери, — вместе со своим енотом.
Нет, про енота я согласна. Он не только твое, он еще и мое проклятие.
А вот я — проклятие?!
Да мне даже химичка говорила, что я — ангел! Сквозь слезы, мысленный мат и скрежетание зубов, правда, но говорила ведь!
И не будем уточнять, что вторым словом после ангела было Преисподней.
Кому важны такие мелочи?!
— Если что, то мне стыдно, — проинформировала в пустоту и опустилась на пол.
— Я две недели учил, а меня из-за тебя даже на экзамен не пустят! — за дверью трагически взвыли.
Почему сразу из-за меня?!
Почему не одного упрека в адрес хвостатого поганца — истинного виновника происшествия?!
Я вздохнула, мысленно сетуя на несправедливость жизни, и посмотрела на часы.
Пол-одиннадцатого.
И да, енот все ж временно мой, поэтому…
Я открыла дверь ванной и посмотрела на сидящего у стены Дэна.
— С меня фен, с тебя обещание не убивать.
К часу ночи мы решили, что зачетка с натяжкой тянет на официальный документ и молча разошлись по комнатам.
13 июня
В восемь утра позвонил Ромка и заговорщическим шепотом спросил:
— Варвар, а что мне надо пожелать?
— Мозгов? — спросила с надеждой.
— Не-а, думай, Варвар, думай!
— Пойти к черту, — медленно, но неумолимо засыпая, пробормотала я, — пожелать надо.
— Варвар!!! — Ромка внезапно рявкнул.
И от этой внезапности меня подбросило, заставило проснуться моментально.
— Рома, ты…ты кретин! — садясь в кровати, рявкнула уже я.
— Два часа назад твой сосед сказал тоже самое, — странно-довольным тоном протянул мой лучший друг.
Еще б!
До часу ночи мы не спали вместе.
— Ладно, злобный Варвар, не злись, у меня к тебе предложение, — Ромка балагурить перестал и заговорил уже нормально, — пошли сегодня с нами в «Северный олень».
— Куда?!
На кровати меня подбросило второй раз, а спать расхотелось окончательно.
— Варвар, ты прекрасно слышала!
Слышать-то слышала, но поверить как-то не очень.
— Миллионер ты мой, колись кого ограбил. Откуда у тебя деньги на Оленя?
Северного, блин.
Нет, Ромку родители финансово спонсировали, но не так, чтоб идти тусоваться в самый известный и дорогой клуб.
Шутка, что даже около клуба стоять только платно можно, не такая уж и шутка.
— Расслабься, Варвар, мы по блату, — Рома довольно хохотнул. — У нашей Дашки есть брат, который дружит с владельцем этого рая, так что нам скидка на алкоголь и бесплатный вход.
Кто такая Дашка я не понял, кто чей друг брат тоже, но…
Я поняла главное: нам предлагают халявный отрыв в крутом заведении.
Та-да-да-дам!!!
Ромке было даровано всепрощение за звонки по ночам и ранним утром, а заодно все косяки на полгода вперед.
— Так ты идешь, Варвар?
— Конечно! — настроение вместе со мной радостно скакануло вверх. — Где, во сколько?
— В десять, у башни, и… — Ромка осекся, вздохнул и проворчал, — и подругу свою лучшую зови. Если я позову, то точно не пойдет.
На миг показалось, что уже звал и уже ему отказали, но глупая мысль — Ромка не стал бы это скрывать — только промелькнула и исчезла, а я активно закивала, хоть он меня и не видел:
— Позвоню, конечно!
Не одной же мне в такую рань просыпаться.
— Ром?
— Ну?
— Ни пуха, ни пера!
— Иди к черту, Варвар!
Мое прекрасное настроение продержалось до одиннадцати утра.
Ни кислая рожа Дэна, ни Сенечка, стащивший очередную футболку стирать не смогли его испортить.
А вот звонок и елейный голос моей однокурсницы Ксении Глебовны (в рабочее время только с отчеством!), что благополучно прохлаждалась в секретариате деканата, испортили.
До гримасы и ответного приторно-милого голоса испортили.
— Варечка, твои документы готовы, можешь приходить, — пропела она в трубку.
— Скоро буду, — пропела в ответ я. — Спасибо, золотце, за оперативность…
Пять минут светской беседы без единого слова правды, и я швырнула телефон на кровать.
— С-стерва!
Сенечка, отвлекшись от постирушек, согласно фыркнул.
А я вздохнула и начала собираться.
Выглядеть необходимо на все сто.
По дороге, подумав, купила вишневый пай, любимый Геродотом, и банку сгущенки, любовь к которой привил тот же Геродот, заодно доказавший, что на раскопках в походных условиях без сгущенки труба.
Альма-матер встретила пустыми коридорами, и до деканата я добралась никем не замеченной и не опознанной.
К счастью.
Для общения сегодня с однокурсниками — уже бывшими — мне вполне хватит Ксюшеньки.
Точнее Ксении Глебовны, что с торжественным видом и плохо скрываемой злорадно-радостной улыбкой вручила мне справку.
И вышла со мной в коридор — проводить.
— Ох, Варенька, и не понимаю, чего ты вдруг решила уходить, — Ксюша печально-наигранно покачала головой и покосилась на стену с фотографиями и надписью «Гордость факультета».
Подпись «Варвара Лгунова» значилась под первой фотографией в верхнем ряду. Красивая фотка, и мелькнула мысль отодрать и забрать себе.
Что?!
Все, я больше не гордость факультета!
— Скучно стало, — я насмешливо улыбнулась, сверкнув зубами. — Никакого драйва и развлечений.
Такого ответа Ксюша видимо не ожидала, потому что глазками удивленно захлопала и на меня с ужасом уставилась.
Ну да, кто бросает универы из-за скуки?!
Вот Ксюшенька за место под солнцем, в смысле на бюджете, держится всеми силами и о доске «Гордость факультета» лишь мечтает.
А я, имея все, взяла и бросила.
— Ладно, удачи, — с приклеившейся веселой улыбкой, я помахала на прощание и спустилась на третий этаж.
Там через коридор-переходы-лестницы добралась до кабинета по работе со студентами и…
… пять минут, и я свободный человек.
С неоконченным историческим образованием, аттестатом и академической справкой в руках.
Геродота я нашла в исткабе, где он изучал какую-то старинную книгу с лупой в руках.
— Илья Германович?
Я вежливо постучала и лишь потом вошла.
— Варя!
Бывший мой профессор всплеснул руками и поднялся, нацепив свои знаменитые очки на золотой цепочки.