Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ) - Рауэр Регина. Страница 25
И это была подстава, такая редкостная, грандиозная и немыслимая.
Впрочем, подстава, на которую я ответила подставой. Отомстила, так сказать, по полной, ибо Есения — прелестное дитя! — уходить от «Яла» наотрез отказалась и напомнила, что ей обещали лошадок и «калусели».
Любимый дядя при этом страдальчески закатил глаза и явно придумывал отмазку «мы-туда-не-пойдем-потому-что…»
Не успел.
Я слащаво и с самой радостной улыбкой пропела раньше:
— Конечно, сходим. Сейчас Ял закончит и сразу поедем в парк.
Гордеева перекосило.
— И на лошадках покатимся?
— Да.
— А на той калусельки?
— Да.
— И половозик?
— И половозик.
— Валя, а почему Ял такой седитый?
— Он… просто устал, Есь.
Две пары глаз посмотрели на меня одинаково скептически, а я с невозмутимым видом потащила их к «половозикам».
И да, билета купила три.
Гордеев просто так не отделается.
Поснимает он нас стороны, ага, как же!
Наивный…
Нет, откуда я знала, что его укачает в бочке?!
На аттракционе 0+ и в бочке, где даже трехлетки не боятся?!
— Валь, а почему Ял зелененький, как кикимора?
Потому что… потому что ну кто из бочек кроме кикимор вылезти может?!
Точнее выползти.
В общем, да, Гордеев больше на «калуселки» не ходил. Стоял снимал и к бутылке с водичкой прикладывался.
Правда, поймав случайно одну его довольную улыбочку я заподозрила Гордеева в симуляции, которую хоть и не докажешь.
Но припомнишь.
В десять вечера, укатанного во всех смыслах и спящего, ребенка мы доставили родителям. С меня снова стребовали явку в субботу на расстрел, в смысле милый семейный ужин, и лишь после этого отпустили с миром развлекаться.
Вот только развлекаться не хотелось, слишком насыщенный и длинный день, после которого хотелось только спать.
— Куда теперь? — нарушая тишину и заводя мотор, тихо спросил Гордеев.
Сегодня он почему-то был без водителя, и сидеть с ним впереди тоже было непривычно.
— Домой и спать.
Кажется, он расстроился, но кивнул и около моего дома через полчаса осторожно затормозил.
— Варь, прости, что вечер такой…
Он не договорил, я, фыркнув, положила палец ему на губы, заставляя замолчать, и отрезала:
— Прекрасный вечер и Еська чудо, мне все очень понравилось, поэтому не смей извиняться.
— Хорошо, — Гордеев мою руку не отпустил, поддался к мне и…
И меня почти поцеловали, но… стук в окно за моей спиной раздался неожиданно.
Стучала с перекошенным лицом Соломония Яковлевна.
Полдвенадцатого ночи, обезьянник, я, Гордеев, Ник, Дэн и… Соломония Яковлевна.
Сидим.
— Товарищи, вот вроде все приличные люди, уважаемые… — взгляд на Гордеева, — взрослые, — на Соломонию Яковлевну, — а устроили не пойми что!..
Слушаем.
— В центре города, у стадиона и при гостях нашей столицы…
Наклонившись чуть вперед, ибо рядом сидевшие товарищи обзор закрывали, посмотрела и улыбнулась гостям нашей столицы, то бишь группе китайцев, что сидели в соседней камере. Они радостно замахали и загалдели мне в ответ.
Хорошие ребята… знакомые.
Те самые, что в пять утра от меня лекцию о памятниках слушали. У них сегодня последний день турне и самолет в шесть утра на Родину.
Был.
Пока в драку не вмешались.
Кто ж знал, что они меня узнают и на помощь кинуться?!
— А вы? — полицейский по ту сторону решетки остановился напротив меня. — Не стыдно?
— Да ей вообще никогда не стыдно, — Соломония Яковлевна не могла не вставить свои пять копеек.
— … устроили скандал, потасовку, можно сказать, международного масштаба.
— Скандал устроила она! — кивая на Соломонию Яковлевну и сдувая с лица прядь всклоченных волос, не стерпела уже я подобной несправедливости.
А я так, жертва обстоятельств, если что. Да если бы не Гордеев и Дэн с заехавшим в гости Ником, что выбежали на шум, меня б убили!
— Что?! Да это у тебя совсем у нее ни стыда, ни… — да, снова Соломония Яковлевна.
— А вы, гражданка Вассерман, вообще лучше б помолчали!.. Приличная женщина, в возрасте…кхм…
— Чего?!
Соломония Яковлевна начала вставать, полицейский пятиться, а мы заинтересованно и синхронно подались вперед.
Что сейчас будет…
— Да я тебе…
— А вот это уже статья! — пальцем он ей пригрозил и вспотевшую лысину протер.
И лекцию занудно-воспитательную продолжил.
Вытащил нас Ромка, ибо телефон Гордеева был разбит, а номер адвоката он не помнил, Фил Нику не отвечал, а Соломония Яковлевна принципиально отказалась кому-то звонить.
Пришлось, в общем, вызывать Ромку.
Нет, он нас, конечно, вытащил.
Но как лучший друг, сначала проржался, сфоткал «для потомков», снова поржал и только потом вытащил.
И я никогда не буду рассказывать «потомкам», почему Ромка с этого дня именует меня la femme fatale[1].
И истерично ржет.
Гад.
[1] La femme fatale от фр. «роковая женщина»
27 июня
Никогда, слышите, никогда не вызывайтесь делать перевязку человеку с медицинским образованием, даже не оконченным!
— Нет, ты вообще бинт в руках держала когда-нибудь, страус?!
Страус — это я. Официально, с сегодняшнего утра, когда опубликовали результаты по рисунку, и с легкой руки Дэна.
Черт меня дернул пообещать ему, что признаюсь всем про истфак и архитектуру, если сдам вступительные. Я ж не надеялась, что их сдам, но сдала.
Чудом, с божье помощью и грехом пополам.
Живопись — 54, рисунок — 57.
При пороге 50 результаты весьма посредственны, конечно, но результаты. И теперь придется как-то рассказывать, потому что, если еще раз Дэн назовет меня страусом, то я ему бинт не на руку, а на шею намотаю и затяну потуже.
Если улыбнется и ласково протянет: «А кто у нас тут трусит?», то тоже.
Да, я боюсь, но это не повод обзывать меня полдня страусом и издеваться!
Расскажу я, расскажу!
Завтра там или послезавтра или после-после…
— Сегодня, — отрезал нечуткий противный сосед десять минут назад, когда он мыл посуду, а я сидела на подоконнике, составляя ему компанию, и рассказывала про покорение Эвереста.
В общем, меня приперли к стенке.
Обиженно замолчав, захрустела яблоком и скорчила спине Дэна рожу. Тоже мне диктатор, Аугусто Пиночет недорощенный.
— Так что там с Хиллари и Норгеем, страус?
Дэн обернулся, а стеклянный стакан треснул в его руках, загоняя один из осколков ему под кожу.
— Первыми покорили Эверест, — машинально пробормотала, смотря как вся его ладонь быстро окрашивается кровью, и сползла на пол.
Хотелось в обморок, но получилось к шкафу и аптечке.
— Еще гемостатическую губку достань, — сквозь зубы напутствовал Дэн.
Достала, не замечая, что руки трясутся, и под команды соседа осколок вытащила и хлоргексидином обработала, и губку, разрезав, наложила, и сестрой милосердия себя почувствовала.
Очень тупой сестрой, ибо когда очередь дошла до бинта, оказалось, что я криворукая и вообще уроки ОБЖ прогуливала.
— Нас не учили бинтовать, — уже сама сквозь зубы шипела я, в пятый раз разматывая бинт.
— Оно и видно, — шипел в ответ Дэн. — Сначала два циркулярных тура и бинт ты по мне катаешь, а не воздухе.
Хотелось плюнуть и уйти, но почему не уходила, а огрызалась в ответ и послушно переделывала. Тоже мне гуру десмургии нашелся!
Повязку я все-таки наложила и, критически осмотрев конечность, Дэн даже снисходительно сказал, что сойдет.
Для первого раза.
Вместо ответа показала язык и ушла обижаться, громко хлопнув дверью.
Расстрельный час был назначен на семь вечера.
Ромка явился на десять минут раньше, поинтересовался у Дэна, что с рукой, и мимоходом заметил, что повязка — рыцарскую перчатку по-простому намотал? — наложена классно, как у профессионала.
Я при этих словах застыла и к Дэну медленно-медленно обернулась. Не будь этот убогий уже сегодня убогим и покалеченным, я б в него чему-нибудь тяжелым запустила б, а так только скрипнула зубами и выжидательно посмотрела.