Три желания, или дневник Варвары Лгуновой (СИ) - Рауэр Регина. Страница 29

— Зря, — не одобрила Вирсавия Евгеньевна, — Славочка уже не мальчик, пора и о семье задуматься, о детках…

Славочка закашлялся снова.

А я поняла, что очень жду Тату.

Тата объявилась через час и больше всех их приезду радовалась я, поскольку Гордеев — идиот! — умудрился на вопрос мамы:

— А где ты, Варюша, живешь?

Ответить:

— Варя с другом снимает квартиру.

А на вопросе:

— Слава говорил, ты на историческом учишься? Какой курс?

Отличилась уже я:

— Я с истфака ушла, поступаю в этом году на реставратора в гаху.

В общем, смотрели на меня уже не так дружелюбно и одобрительно.

После обеда, то есть сисситии, Вирсавия Евгеньевна оттаяла и даже предложила прогулку по саду, который плавно переходил в рощу и упирался в край озера.

Я согласилась.

И в общем-то, отношения снова были налажены и контакт установлен, поскольку Вирсавия Евгеньевна оказалась любителем истории и мы с ней обсудили Либерию Грозного, вспомнили Брюса, а после она рассказывала о том, как в школе у нее были одни пятёрки.

— Честное слова, Варюша, за все года только две четверки в журнале были, — смеялась она.

— А почему не пошли учиться тогда?

— Да, отец был против, говорил, что за профессия, — Вирсавия Евгеньевна вздохнула, а на последних словах лукаво улыбнулась, — вот и поступила по его стопам на биолога. Ты сама-то почему ушла?

Врать не хотелось, поэтому рассказала, а она, к моему удивлению осуждать не стала:

— Значит не твое. Ну и правильно тогда, что ушла.

— Спасибо, — я улыбнулась, потому что почему-то стало легче и беспокойство перед разговором с собственными родителями притупилось.

На этой мирной ноте мы и вышли к деревянному дому на самой кромке леса:

— Что это? — спросила я.

— Охотничий домик в лучших традициях Англии, — рассмеялась она, — Витя с Андреем иногда любят представлять себя великими охотниками.

— А Г… Слава? — исправилась в последний момент.

— Нет, он такие развлечения не любит. Все больше за компьютером своим сидит.

— А… можно туда заглянуть?

Из любопытсва, в охотничьих домиках мне бывать еще не приходилось.

— Можно.

И кто ж знал, что Виктор Кириллович через полчаса пойдет разжигать печь, ибо с утра раннего было решено пойти «до сусликов» мужским составом — даже Гордеева уговорили! — и он не заметит, что переложенные мной машинально газеты свалятся с каминной полки и загорятся?

Мы этого не знали и к озеру ушли довольные друг другом и беседой, а у озера уже расположилась загорать Наташа.

Еська носилась от матери к отцу, Андрею, и Гордееву, которые решили жарить шашлыки на пленэре, как хохотала Наташка.

И все было отлично, пока Тата не заметила чью-то лодку, не вспомнила о лодочном сарае — тут недалеко — и не предложила соревнования.

Они с Андреем против нас с Гордеевым от края до края озера.

Трындец, подумала я и приставила руку козырьком, пытаясь разглядеть противоположный берег. Не разглядела, выругалась мысленно, но вслух под ожидающими взглядами всех радостно пропела:

— Какая прекрасная идея!

Мой зубовой скрежет в конце был заглушен прыганьем и жизнерадостными воплями Еськи. И отчаянный взгляд Гордеева я тогда не поняла, а перед этим его не менее отчаянную пантомиму на тему: «даже не думай соглашаться» не заметила.

К сожалению.

Девушка с веслом.

Шадр отдыхает.

— Это что? — мрачно глядя на Гордеева и протянутое весло, спросила я.

— Моя семья, — не менее мрачно ответил он.

Мы переглянулись и без слов друг друга поняли.

— Да ладно может еще не все так плохо, — попыталась утешить я.

— Наташка с пятнадцати лет сплавляется, — кисло оповестил Гордеев, — и Андрей у нас мастер спорта по гребле.

А я весло первый раз в руках держу, а Гордеев сплавлялся один только раз, в далеком детстве и колоться о подробностях не хотел.

В общем, да, все плохо.

— Ну… зато мы… оптимисты, — совсем неоптимистично протянула я.

— Чего тебя дернуло согласится?

— А я знала? Ты не предупредил!

— Да мне в голову не пришло, что Наташка предложит подобное! Но я тебе показывал, что соглашаться нельзя!

— А я видела?!

— А я знал куда ты смотрела в этот момент?!

Под подобную перепалку мы стащили лодку на воду и места заняли.

Все шло хорошо, просто отлично. Наташа с Андреем доплыли до противоположного берега и гребли обратно, встретив нас.

Мы им помахали, кисло улыбнулись и на чистом упрямстве черепахами погребли дальше. Ничего, проигрывать тоже надо уметь!

— Смена сторон, — в который раз скомандовал Гордеев.

Он сидел на носу, а я была, как мне сказали, загребным.

— Я больше не могу! — сгибаясь почти пополам и дыша как марафонец, простонала я. — Где берег?!

— Впереди, — очень умно ответил Гордеев.

Я скрипнула зубами и зареклась еще раз не то, что к веслам притронуться, в лодку сесть. Нет, гребля — это не мое.

Совсем.

Вздохнув, я обернулась назад дабы поглядеть на спины победителей, проклясть их для самоуспокоения и позавидовать черной завистью, ибо нам еще обратно плыть.

И застыла, потому что над рощей поднимался сероватый дымок. Мысль про костер промелькнула слишком быстро и исчезла, отвивав другую.

— Яр, там пожар! — вскакивая на ноги, закричала я.

Вскакивала я, не выпуская из рук весло.

— Где? — Гордеев взволнованно и резко обернулся.

Лодку наклонило, меня тоже. С веслом.

И да, веслом по башке получил Гордеев.

И в воду свалился.

Короче, Венера в Юпитере, сегодня не мой день.

— Ну сотрясения мозга нет, — важно оповестил врач, — шишка, конечно, будет, но пройдет. В принципе, все очень даже хорошо. Воды наглотаться он не успел. Девушка у вас молодец, вовремя она успела его вытащить!

— Да какая молодец?! Она сама его туда и отправила! — возмутилась Вирсавия Евгеньевна.

— Так, минуточку, поэтому делу тоже заявление писать будете? — а это у нас доблестная полиция.

— По какому делу, молодой человек? — строго спросил Виктор Кириллович.

— Ну как же поджог, а теперь оказывается, она его еще и на корм рыбам отправить хотела!

— На колм лыбам?!

— Еся, помолчи!

— Ма-а-ам, а лазве лыбки Яла съедят?!

— Есения!!!

— Да пустите меня! Варька! Варвар, ты где?!

— Ромка?!

— А это кто еще?!

— Не дом, а дурдом какой-то!

— Мама!

Одиннадцать вечера.

Гостевая спальня.

И паук.

Обычный такой, черный, я его тапкам тюк и… все.

— Стой! — заорал шепотом вошедший в этот момент Гордеев.

Страшно заорал, даже Ромка за его спиной остановился, а я нет.

Инерция, она такая, и тапок на пауке как итог физического свойства тела.

— Ты чего? — изумилась, глядя как Гордеев падает на колени и поднимает торопливо мой тапок.

— Гоша!

— А ты его походу все-таки сильно приложила, — закрывая дверь и подходя, задумчиво протянул Ромка.

— Ты убила Гошу, — между тем трагически сообщил Гордеев и на меня обвиняюще посмотрел.

— Я прихлопнула паука, — без малейшей вины фыркнула я.

— Гошу! Мама арахнолог по специальности, а это ее любимчик, — указал она на приплюснутое черное пятно на досках и пожаловался с оттенком гордости. — Он все время сбегает, не любит в террариуме сидеть. Точнее, не любил.

Гордеев помрачнел, а Ромка незаметно покрутил пальцем у виска и первым плюхнулся на мою двуспальную кровать.

Подумав, села рядом.

Ну а там и Гордеев составил нам компанию.

— Давайте просто его в унитаз спустим? — предложила я спустя пару минут траурного молчания. — И сделаем вид, что его не видели?

На меня посмотрели, как на маньяка с многолетним стажем и сотней трупов за спиной.

Не, ну а что?!

Это всего лишь паук!

— Мы должны его похоронить! — объявил вдруг Гордеев.

Да, сильно я его сегодня приложила веслом. Не зря, на меня Вирсавия Евгеньевна волком смотрит. Хотя может она просто чувствовала, что это не последняя случайная катастрофа от меня и я стану убийцей ее любимчика?