Идя сквозь огонь (СИ) - Зарвин Владимир. Страница 16
Первый же наскок на Бутурлина стоил степняку переднего зуба. Не посчитавшись с потерей, он вновь ринулся в драку, но был отброшен мощным ударом в скулу.
Татарин уже осознал силу и ловкость противника, но гордыня не давала ему выйти из поединка. Вновь и вновь бросался он на московита, хотя всякий раз неверный повергал его наземь.
Левый глаз степняка опух и перестал видеть, нос был сломан, сил и зубов оставалось все меньше. Близость его поражения была очевидна, и лишь страх осрамиться перед друзьями заставлял нукера продолжать схватку в надежде на чудо, которое преломило бы ее ход.
Но чуда не произошло. Когда, подпрыгнув, московит впечатал татарину промеж глаз каблук, в голове у того полыхнуло белое пламя, и он рухнул, словно поваленный вихрем сноп.
Дружки долговязого, видя его падение, обнажили клинки и с воплями ярости бросились к Бутурлину, но вдруг замерли на пол-пути, остановленные властным окриком.
Не веря в то, что он до сих пор жив, Дмитрий обернулся на голос и увидел всадника. Чутье подсказало боярину, кто мог одним лишь словом отрезвить жаждущих крови ордынцев.
У восседавшего на коне бея был орлиный нос, черная, тронутая сединой борода и пронзительный взгляд ярко-синих глаз, доставшийся по наследству Надире.
Плащ из волчьих шкур, наброшенный на его плечи, раздваивался у поясницы и свисал вдоль боков коня, скрывая руки и ноги своего владельца.
Догадку Дмитрия о том, кто перед ним, подтверждало присутствие его недавней пленницы, ехавшей с бородачем бок-о-бок и державшей под уздцы его коня.
— Отец, сей неверный меня пленил, чтобы обменять на вашего гостя, — обратилась к своему спутнику Надира, — я велела сохранить ему жизнь, дабы вы могли его расспросить о замыслах Москвы.
— Что ж, дочь, ты поступила мудро, — одобрительно кивнул ей Валибей, — я хочу, чтобы после намаза пленника привели в мой шатер.
— Ну, что скажешь, московит? — свесившись в седле, презрительно усмехнулась Бутурлину Надира. — Строил козни другим, а сам угодил в западню!
Дмитрий ничего не ответил красавице. Он берег силы для разговора с ее отцом.
Глава 9
Лязг от падения сбитого с коня рыцаря оборвал раздумья Эвелины, вернув ее к действительности. Накануне ночью ей приснился ужасный сон, от которого княжна никак не могла придти в себя.
Во сне ее возлюбленный был брошен в глинистую яму, над коей скакали в бесовской пляске жуткие звероподобные твари.
Девушка проснулась в холодном поту, ее сердце бешено стучало, словно хотело вырваться из груди. И хотя видение исчезло вместе с ночным мраком, на душе у княжны весь день было неспокойно.
Эвелине казалось, что сон предвещает какую-то беду. Она не знала, где Дмитрий и что с ним, но чувствовала: ему грозит смертельная опасность.
Тревога Эвы не покинула ее даже после обращения к Пречистой Деве, которую девушка страстно молила уберечь Дмитрия от бед.
Но Краковский Двор жил своей жизнью, и ему не было дела до переживаний княжны Корибут. Наследник престола боролся со скукой всеми возможными способами.
Охоту сменяли балы, балы сменяли турниры, и во всех этих забавах Эве приходилось участвовать против ее воли.
Желая излечить душу княжны от тоски по Бутурлину, Королева не отпускала ее от себя и вынуждала к присутствию на всех торжествах знати.
Вот и сейчас княжна созерцала турнир, хотя ей и не по сердцу были воинственные игры шляхты. К тому же, Эве недоставало общества Королевны Эльжбеты, единственного человека, с которым она могла говорить по душам.
Любовь к холодному лимонаду сыграла с принцессой злую шутку: Эльжбета простудила горло, и уже сутки ее снедал жар.
Эвелина с большей радостью осталась бы сидеть у ложа больной подруги, чем на турнире, но Королева пожелала видеть ее рядом с собой на состязании нобилей.
С высокого огражденного помоста княжна равнодушно взирала на то, как закованные в сталь рыцари с разгона таранят друг друга длинными копьями, сшибая с коней или же вылетая из седел от удара более меткого противника.
Хотя в турнире участвовали бойцы со всей Польши и Литвы, нетрудно было угадать имена грядущих призеров. Как все и ожидали, Принц Казимир никому не собирался уступать место победителя.
За первенство боролись еще два знатных воина. Один из них был Владислав Радзивил, сын Князя Януша, недавно вернувшийся с южных границ Унии, другой — совсем юный рыцарь свиты по имени Ольгерд.
У всех троих насчитывалось равное количество побежденных противников. И хотя большинство придворных верило в победу Наследника Престола, его соперничество с другими претендентами на победу обещало зрителям много интересного.
В то время, как рыцари состязались в точности копейного удара, присутствующие на турнире дамы спорили меж собой в красоте и изысканности нарядов.
Бургундская мода на пышные, причудливо декорированные платья докатилась наконец и до Краковского Двора. Стремясь обойти друг дружку в фантазии и роскоши, светские красавицы заказывали портным робы невероятного кроя и расцветок, а на головы водружали диковинные уборы в форме замков и кораблей.
Одетая в голубое платье, с унизанной жемчугом сеткой на волосах, Эва выглядела более чем скромно на фоне разряженных дам и, в первую очередь, Барбары Радзивил в ее кроваво-красной робе и головном уборе, напоминающем видом крылья нетопыря.
Подобные украшения вызывали досаду у старого канцлера Сапеги, присутствовавшего на зрительском помосте среди прочих вельмож. Высокие головные уборы дам заслоняли ему обзор, не давая следить за событиями на ристалище, и он посетовал на это своему соседу, Князю Радзивилу.
— Ох уж эта бургундская мода! — удрученно качал головой Сапега. — Я разумею, каждая женщина хочет выделяться среди других красотой наряда.
Но всему же есть предел! Ты только погляди, пан Януш, на наших шляхтянок! Утратив чувство меры, они водрузили себе на головы птичьи гнезда, а иные украсили себя рогами, уподобившись оленихам и коровам!
Слова старца долетели до Королевы, чей тонкий слух способен был выделять среди общего гама турнира отдельные реплики.
— Ты хочешь сказать, пан Лев, что я похожу на корову? — обернулась к Сапеге Владычица, чью голову венчал убор в виде золотого месяца, обращенного вверх рогами.
— Как можно, моя госпожа! — нашелся с ответом многоопытный царедворец. — Вы в своем уборе подобны прекрасной лани!
— Старый льстец! — Ядвига одарила канцлера улыбкой, собравшей у ее глаз лучики морщинок. — Я всегда говорила, что тебе как дипломату нет равного!
— Мое искусство служит Короне Ягеллонов, — поклонился Владычице старик, — и я надеюсь…
Его слова потонули в грохоте падения очередного рыцаря, выбитого Королевичем из седла. Оглушенный, он неподвижно лежал на земле, и к нему со всех ног спешили слуги, чтобы унести господина с ристалища и оказать ему помощь.
— Бедняжка, — вздохнула дородная Княгиня Юлия Ольшанская, — я знаю сего рыцаря. До сих пор он не ведал поражений!
— Просто ему не встречался достойный соперник! — гордо вскинула голову Королева. — Моему сыну нет равного на турнире и в бою!
Придворные дамы утвердительно закивали головами, то ли соглашаясь с Владычицей, то ли просто желая ей угодить.
— Ныне турниры уже не те, что были раньше! — со вздохом проронила сухопарая Княгиня Беата. — Помнится, во времена моей юности дамы не только присутствовали на состязаниях, но и сами участвовали в них!
— Это каким же образом? — полюбопытствовала Княгиня Юлия.
— Каждый рыцарь выбирал себе госпожу сердца и в честь нее совершал подвиги. Дама же одаривала его милостью за победу и утешала в случае поражения…
— И в чем же заключались милость и утешение? — продолжала допытываться владелица Ольшан.
— Это зависело от того, насколько глубоки были чувства между рыцарем и его патронессой. Кроме того, перед выходом на ристалище благородная дама или девица дарила подопечному бойцу талисман, вдохновлявший его на подвиги.