Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя. Страница 2

Она перехватывает сумку, позволяет ручкам удобно сползти на сгиб предплечья, берет свою термокружку и, торопливо цокая каблуками, идут к выходу.

А я бросаю на стол пару купюр и тупо иду за ней.

Потому что это — Она. Хоть я готов побиться об заклад с рассудком, что вижу какую-то галлюцинацию, кадр из фильма, в котором Гадкий утенок превратился в Прекрасного лебедя. Нет, она никогда не была некрасивой — я просто не обратил бы внимания на Серую мышь. Она просто была другой: женщиной, которая никогда уверенно не стучала каблуками, женщиной, которая с восхищением смотрела на Черные Пиджаки, но не умела их носить.

Догоняю ее на улице. Сокращаю расстояние между нами и совсем уж по-мальчишески сжимаю пальцы на ее запястье. Жду как минимум злой окрик, но она просто останавливается и, не поворачивая головы, произносит:

— Я надеялась, мне показалось.

— Привет, Женя.

Она поворачивается, но смотрит не на меня, а на мои пальцы поверх ее руки. Смотрит пристально, без единой эмоции.

— Убери руку, пожалуйста, — говорит сухо и четко, официально-обезличенным тоном.

— Ты спешишь? Я могу подвезти. — Как-то странно продолжаю разговор. Она имеет право злиться и говорить со мной именно таким тоном.

— Я спешу. И я за рулем.

Оглядываюсь в поисках ее машины, но почему-то сразу выбираю ту, которая абсолютно не женская, но на двести процентов — ее.

— Ты вроде всегда хотела «Кайен», а «Гелик» считала мужской машиной.

— «Кайен» на плановом техосмотре. Рада, что ты помнишь обо мне так много.

— А ты научилась иронизировать. — Я бы и рад улыбнуться, но не получается. — Глупо спрашивать, как у тебя дела.

— Да, глупо. Извини, я правда очень спешу. Уверена, ты тоже. — Вот она — долгожданная улыбка. Но пустая, официальная, приправленная толикой горечи. — Ты же всегда чем-то очень допоздна занят.

— Можем выпить кофе, сделаю ради тебя исключение. — Что же я так туплю?

— Зачем такие жертвы. — Она демонстративно бросает взгляд на часы. Сука, это «Ролекс». Знаю это, потому что часы — мужские, и на ее узком запястье смотрятся… Да, блядь, охуенно они в общем смотрятся. — Прощай.

Не «пока» и не «до свидания». Намеренная жирная точка.

Как когда-то сказал я. Уверен, Женя прекрасно помнит все, до интонации. У нее всегда была странная привычка подмечать каждую мелочь.

Я даю ей уехать: стою и смотрю вслед большой черной машине, как будто это Бэтмобиль.

А потом вспоминаю, что в наше время невозможно жить без следов. Достаточно просто найти человека в инстаграмме или в социальной сети — и вот он, весь как на ладони. У Черного Пиджака должна быть своя «скорбная повесть», и отыскать ее по хлебным крошкам — минутное дело.

Гадкий утенок оставила после себя целую кучу скорлупок, но, когда я отматываю ее жизнь на пару десятков фото с каких-то мероприятий, где она пожимает руки известным политикам и позирует для фотографов в компании актеров, моя рука тянется за сигаретой.

Моя чертова дрожащая рука.

Это хреновое кино, товарищи режиссеры, просто сраное долбаное кино.

В этом фильме у меня роль подонка и урода, и чтобы понять это — достаточно посмотреть на фотографии с годовалым пацаном и отсчитать время назад.

Глава первая: Одиночка 

Два года назад...

У цвета моего платья странное название — марсала.

Я кручусь перед ростовым зеркалом, разглядываю себя со всех сторон и беззвучно повторяю: «Марсала, марсала…» На вкус как восточные сладости, только почему-то со привкусом крепкого сливового вина.

Слишком глубокий вырез на спине, слишком узко… везде. Я скорее раздета, чем одета, и постоянно одергиваю то, что Тася, моя сестра, пытается вернуть на место.

— Жень, прекрати, — прикрикивает она, стоя сзади и шлепая меня по рукам, когда я в очередной раз пытаюсь «случайно» опустить нижний край платья хотя бы на сантиметр. — Просто поверь — тебе это очень идет. У тебя такие сиськи, что за них любая баба удавится, и жопу наприседала так, что нечего дергаться, словно у тебя фигура баварской колбаски.

Тася стоит у меня за спиной: на голову выше меня, с ярким макияжем и феерической рыжей копной волос. Между нами год разницы, но в свои тридцать я кажусь немного болезненной бледной студенткой, а она в тридцать один — роковой красоткой с обложки журнала. Завидую ей так сильно, что это почти больно.

— Тебе пора искать мужика, — с серьезным видом изрекает сестра. — Хоть на раз. Натрахать ребенка — и пусть валит на хер. Сама воспитаешь — ты у меня умница, красавица, со своим жильем. Для жизни найдешь себе топ-менеджера Газпрома. Минимум!

Она ловко подтягивает платье вверх, и я закатываю глаза.

Мне тридцать, у меня две перенесенных операции «по-женски», большая проблема с гормонами и никаких перспектив на устроенную личную жизнь в ближайшем будущем.

Потому что я трудоголик и вышла замуж за работу еще на третьем курсе журфака, когда попала в редакцию «VOS» штатным сотрудником с громкой должностью «младшая, куда пошлют». А сейчас дослужилась до выпускающего редактора и тщеславно мечтаю взобраться еще выше.

Если бы не одно «но».

Я хочу ребенка. Для себя. Просто чтобы хоть кому-то подарить свою любовь. Потому что с мужчинами в моей жизни, мягко говоря, все печально. Они мне просто не нужны. Я слишком дорожу своим душевным покоем, чтобы пускать в жизнь человека, от которого могу стать зависима. С моим низким болевым порогом душевная тоска просто уложит меня в гроб.

Тася снова появляется сзади — в зеркале вижу ее подбадривающий взгляд и улыбку.

— Слушай, просто поверь: ты сможешь снять любого мужика. Абсолютно любого. А если еще и говорить начнешь, считай, маленький засранец у тебя в кармане.

Тася — чайлдфри, и я очень ценю, что своего будущего племянника она называет только «засранцем», а не более крепким словом.

— Все, — сестра разворачивает меня за плечи и подталкивает к двери. — Пошли, одиночка.

Мероприятие, на которое меня ведет Тася, проходит в рамках важного экономического форума. Понятия не имею, как сестра нашла повод туда просочиться, потому что, судя по информации из интернета, тут будут почти сливки общества, много иностранцев и людей, чьи доходы не пересчитать десятками миллионов в месяц. Тем не менее, вчера вечером, когда я, убитая в хлам очередным посещением гинеколога и очередной же порцией плохих новостей о том, что рожать нужно было вчера, Тася поводила стильными черными пригласительными у меня перед носом и сказала, что организует папу своему будущему племяннику. И не абы кого, а «жеребца с родословной». Она давно встала на путь прогрессивной женской позиции, хоть категорически не любит, когда ее называют феменисткой, и уже много лет называет мужчин исключительно «жеребцами». Неудивительно, что при таком подходе сестра и занятие выбрала соответствующее: она ведет тренинги, которые я мысленно называю «Как стать крутой самостоятельной женщиной и показать мужчине средний палец». И у Таськи просто нет отбоя от желающих. Судя по отзывам, она действительно умеет превращать мужних забитых домохозяек в независимых женщин. Стыд на мою белобрысую голову, но я ни разу даже не попыталась вникнуть в суть ее философии. Хватает того, что за тридцать лет жизни я в принципе научилась держаться подальше от мужчин, а независимости у меня хоть отбавляй — своей могу торговать на ярмарке.

— Самое главное, — наставляет Тася, когда мы усаживаемся в такси, и я уже понимаю, что вечер в новых туфлях будет просто пыткой, — не тебя выбирают — ты выбираешь. Понравился конь — бери его. Выбрось из головы чушь о трех обязательных свиданиях. Тебе с ним не жить, тебе нужна только его семенная жидкость.

— Тась, ну хватит. — С извиняющимся лицом смотрю на водителя в зеркало заднего вида.

— Не хватит, а хоть раз послушай сестру. — Конечно, она обижается не всерьез и через секунду уже не смотрит на меня, словно терапевт на бабульку, которая явилась на прием с собственным диагнозом и рецептом. — Представь, что ты выбираешь породу. Походи, присмотрись, выбери такого, чтобы матка задымилась от цвета его глаз или формы подбородка. И вперед.