Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя. Страница 25

И первый раз жизни сбегаю не из дома — сбегаю от брака, от отношений, в которых уже давно исполняю роль несчастной рыбешки в лапах каракатицы. Я честно старался, изо всех сил. Возможно, наделал кучу ошибок, сгоряча наломал дров, но никогда не опускал руки. До сегодняшнего дня.

Во мне нет обиды на официантку. Блядь, да если копнуть глубже и не врать хотя бы самому себе, я же нарочно с ней связался, я наследил везде, где только можно, сделал все, чтобы правда о моей интрижке не просто всплыла на поверхность, а превратилась в огромное пятно нефти, которое невозможно не заметить. Меня мучила совесть, что я связался с малолеткой не потому что изменил жене, а потому что тупо использовал соплячку, чтобы в последний раз поджечь костер семейной жизни. И поджег, только вместо красивого яркого пламени получилась секундная вспышка и гора остывших за секунды уродливых головешек.

Я сажусь за руль, достаю припрятанную фляжку с настоящим кубинским ромом и хлещу из горла. Пока острый, как бритва алкоголь не заставляет закашляться.

Сегодня четверг, на часах начало седьмого, и я без зазрения совести еду к зданию редакции «VOS». Звоню Жене несколько раз подряд, но она не отвечает. Хочу ее увидеть. Сгрести в охапку, поцеловать, сказать, что мы не просто так постоянно сталкиваемся в этой огромном городе, не просто так выбираем одни и те же места, любим одинаковую музыку и слышим друг друга даже когда молчим.

Паркуюсь, как мудак.

Выхожу из машины.

И Женя спускается по ступенькам мне навстречу, как маленькая, вприпрыжку. Не в строгом костюме и не в строгом платье. В ботинках на несуразной высокой подошве, джинсах и молодежном пальто убийственного ярко-красного цвета. Улыбается, даже не смотрит под ноги — просто набирающий высоту малютка-истребитель.

Но… что-то не так.

Потому что она смотрит не на меня, а намного левее — и я поворачиваю голову, чтобы отследить траекторию счастливого взгляда. Она смотрит на вот этого мужика, который подпирает задницей черный автомобиль и выразительно постукивает пальцем по циферблату часов. Женя буквально падает на него, обнимает за шею — и звонкий «чмок» на минуту лишает меня слуха и дыхания. Я слышу только сбитое и счастливое «Мой вредный мужчина…» и ретируюсь за пределы арены фонарного света.

Это о нем ты рассказывала, Женя? Из-за него плакала, а теперь улыбаешься?

Я не хочу смотреть, как они улыбаются друг другу, как он помогает ей сесть в машину, как увозит в ту жизнь, где воспоминания обо мне — просто рваные афиши на бетонных колоннах.

Не знаю, где и как проведу эту ночь, потому что единственный человек, с которым я хотел быть, уже «чья-то чужая».

Глава двадцать первая: Холостяк 

— Ты снова в тонком свитере, малыш, — строго говорю я, когда Женя удобно устраивается на сиденье и стаскивает пальто.

На ней что-то молочно-кофейное, тонкой вязки, через которую прекрасно видны очертания черного бюстгальтера. И на шее тонкий кожаный ремешок почти впритык, на котором висит большой круглый серебряный медальон с зацикленными по кругу надписями: «Love Hope Dream Trust». Милая безделушка, но мне нравится, что она ее носит, потому что это мой подарок с выставки двухнедельной давности, где какая-то знахарка уверяла, что это не просто украшение, а заговоренная вещь. И тот, кто будет ее носить, будет любим, не будет обманут, никогда не потеряет надежду и все его мечты будут осуществляться. Никогда не верил в эту чушь, но глядя, как у Жени загорелись глаза, просто молча потянулся за кошельком.

— Спасибо, — счастливо улыбается Женя и поглаживает метал кончиками пальцев, прекрасно видя, куда устремлен мой взгляд.

— Это просто безделушка.

На самом деле, кое-что более ценное лежит у меня в кармане пиджака, потому что сегодня мы идем в ресторан отмечать что-то вроде первого микро-юбилея наших отношений: мы вместе уже целых два месяца и готовимся встречать Новый год уже как парочка. Все эти даты, какие-то годовщины и моменты — романтичная хрень, но Женя тщательно за ними следит. Не выпячивает, как гламурная дура, нарочно увешивая дом календарями с обведенной сердечком датой. Нет, она просто их помнит, замечает все мелочи. Знает, что я не люблю спать в обнимку, но нашла компромисс, когда мы даже во сне, спиной друг другу, держимся за руки. И я стал замечать, что иногда, просыпаясь во сне от ее неспокойного дыхания, сам нащупываю узкую ладонь. Женя знает, что утром я люблю крепкий кофе без сахара, но вечером могу побаловать себя сладким капучино.

Она — как ворох разноцветных стикеров, на которых записаны все мои привычки. А когда я в шутку обзываю ее «Энциклопедией имени меня», смеется и говорит, что задача женщины — быть реактором, который генерирует эмоции для мужчины. Не знаю, откуда у нее в голове эта забавная хрень, но совершенно не похоже на наставления ее старшей сестры, у которой пожизненный диагноз «феминизм головного мозга».

— Тебе нельзя болеть, Жень. Сто раз уже говорили.

Она улыбается. Не женщина — а милая версия Чеширского кота.

— Скажи это еще раз. — Она закрывает глаза и подается вперед.

Не романтик я ни разу, но это ведь просто слова — они сделают ее счастливой.

— Мы вроде как собираемся стать родителями, малыш, и пока ты…

Женя не дает закончить: тянется ко мне, обнимает за шею, целует так жадно, что хоть прямо сейчас забивай болт на заказанный с таким трудом стол, на красивый ужин и всю культурно-развлекательную программу до утра, но я же мужик, нужно держать себя в руках.

— Я люблю тебя, мой ты несносный мужчина, — шепчет этот комок голых эмоций, и я все-таки позволяю утянуть себя в ее сценарий.

Эта женщина не любит рестораны, она любит гулять под зонтом в ливень и практически не дает мне шансов показать, что я могу сделать ей красиво. Она, как ненормальная, бегает с телефоном, чтобы сфотографировать обледенелые остатки листьев, а не медийную физиономию. Она купила нам парные чашки: огромные, с нарисованными карикатурными толстыми котами в шапках свиньи и мыши. И еще большую твердую подушку для меня и зубную щетку. И на полке в ее ванной куча моих бритвенных принадлежностей.

Она впустила меня в свою жизнь, и иногда, когда думает, что я не вижу, в ее взгляде проскальзывает паника. Одиночке тяжело быть в отношениях.

Конечно, мы забиваем на ресторан: мы идем в «Старбакс». Она всегда носится со своей термокружкой и всегда извиняется, когда я начинаю ворчать, что девочки без термоса — редкий ископаемый зверь. Вот и сейчас: прижимается к моему плечу веснушчатым носом и снова за что-то просит прощения. Я даже не слушаю, просто веду ее по проспекту и отпускаю, когда она снова находит какой-то красивый ночной вид или просто топчется в круге фонарного света, разглядывая собственную тень.

— Я не видела этот город до тебя, — говорит так, словно открывает военную тайну. — Даже не предполагала, что живу… вот здесь.

Женя раскидывает руки, словно хочет обнять весь мир, и я немного ревную ее в этот момент. Не хочу, чтобы она любила всех — пусть любит меня одного.

— Ты чокнутая. — Ловлю ее за руку, притягиваю к себе и обнимаю, пряча от резкого порыва ветра. — Все, малыш, домой.

— Забираешь меня в сексуальное рабство?

Ее зеленые глаза светятся изнутри, словно у инопланетянки. Не думал, что в реальности так бывает, считал, что это просто книжная метафора. Но вот она передо мной: счастливая женщина из книги. Уютная. Удобная. Беспроблемная.

Месяц назад она сказала: «Артем, нам нужно поговорить…»

И так я узнал, что у нее проблемы с женскими гормонами, с щитовидкой, несколько операций по-женски и в целом хреновый диагноз для тридцатилетней женщины, мечтающей о ребенке. И что «она не может просто сидеть и ждать», что на счету каждый месяц и что она хочет ребенка от человека, которого любит. Тогда прозвучало ее первое «люблю»: не после секса, не утром, когда я приготовил ей кофе и не когда подарил охапку подсолнухов в первый снежный день ноября. Она сказала, что любит, когда смотрела мне в глаза и говорила, что хочет смотреть на своего ребенка и узнавать в нем любимого мужчину.