Молчи обо мне (СИ) - Субботина Айя. Страница 7

— Спасибо, что подвезли, Артем.

— Сиди в машине, женщина, я помогу.

И правда помогает: выходит прямо под проливной дождь, открывает дверь, дает руку, чтобы я могла выйти на высоких каблуках без риска сломать ноги. Букет между нами можно запросто приравнять к блюстителю моральной нравственности, но Артем, не особо церемонясь, забирает цветы и укладывает их на крышу машины. Тянет меня на себя сразу за обе руки, заводит мои ладони себе за шею и лениво потирает запястья. Еще пара минут — и на нас не останется ни одной сухой нитки.

— У меня вылет через шесть часов, — тихо говорю я, потому что мы снова слишком близко друг к другу, и личное пространство этого мужчины затягивает меня, словно черная дыра. Он совсем не похож на Игоря, его полный антипод, и я не понимаю, почему вдруг мне нравятся его прикосновения. — Если я промокну, то заболею — и придется брать еще одну сумку для аптечки и бумажных салфеток. А я всегда езжу налегке.

— Могла просто сказать: «Поцелуй меня или вали на хер».

Странно, но даже после затяжной прелюдии я все равно не улавливаю тот момент, когда нужно возводить бетонный заслон. Не понимаю, почему вдруг прижата к машине, расплющена по ней, словно бабочка, почему Артем уже не держит мои руки, но я цепляюсь ему в волосы, словно от этого зависит моя жизнь.

Не понимаю, почему проваливаюсь в поцелуй, от которого за веками взрываются разноцветные фейерверки. Почему мне нравится его грубость и напор.

И самое главное: почему я жадно тянусь навстречу до нашего стука зубами, до вкуса крови во рту от прикушенной губы. Я как будто сломанная без видимых повреждений игрушка: все та же, но внутри нет ничего целого, и единственная возможность продолжать работать — оставаться максимально близко к этому человеку. Который мне даже не нравится.

— Ты когда в последний раз целовалась, дурочка? — Артем запрокидывает мою голову назад, фиксирует ладонь на шее и не особо ласково прикусывает уголок рта.

— Давно, — даже не пытаюсь врать я.

— Принципиальная холостячка?

— Одиночка. — У меня просто нет сил на связные ответы, и я чувствую себя абсолютно голой, потому что не успеваю, не могу и, честно, не очень хочу брать себя в руки.

— Ну а я убежденный холостяк.

Он увлекает меня по ступенькам на крыльцо, под козырек, и снова обнимает, на этот раз нагло укладывая руки на ягодицы, подтягивая к себе. И мы снова тянемся друг к другу, совсем бесконтрольно. Мне нужна точка опоры, я что-то бессвязно бормочу, пока его губы у меня на щеке, шее. Завожу руки ему под подмышки, сжимаю в кулаках мокрый свитер.

Не уходи, не оставляй меня одну…

— Когда ты приезжаешь? — Он так резко распрямляется и пытливо смотрит мне в глаза, что приходится взять тайм-аут, чтобы собраться с мыслями. Я словно только что прыгнула на резиновой веревке с моста, летела — и достигла финальной точки, после которой реальность жестко выдергивает меня обратно.

— В пятницу, кажется.

— Позвоню в четверг, скажешь, когда забрать тебя из аэропорта.

— Мой номер…

— Я же знаю, кто ты, — усмехается Артем. — Остальное найду.

— Кто такой убежденный холостяк? — Я рада, что цветы снова между нами. Из моей головы постепенно выветривается желание отказаться от своих принципов и все же предложить ему зайти. И я прекрасно понимаю, что, едва закроется дверь, мы окажемся в постели.

— Тот, кто не связывается с Маленькими Деловыми Женщинами.

— Только забирает их из аэропорта?

— Типа того.

Я не могу зайти в дом, пока не провожу его до машины взглядом, на этот раз отмечаю и широкую спину, и крепкие руки, когда Артем до локтей подтягивает рукава свитера. На смуглой коже темные вензеля татуировок: какие-то строчки на непонятном языке, шаманские символы.

— Финансовый директор с «рукавами»? — кричу вслед как раз, когда он собирается сесть в машину.

— Вот такой я финансовый директор.

— Ты повторяешься, — улыбаюсь я.

— А ты уже скучаешь без меня.

Подмигивает и прыгает в салон.

Когда спустя пять минут я понимаю, что так и стою на крыльце, в моей голове, наконец, зреет трезвая мысль, за которую я цепляюсь из последних сил.

Я не хочу, чтобы он позвонил.

Потому что не смогу не ответить.

Глава пятая: Холостяк 

Домой я попадаю только сильно за полночь.

До этого тупо катаюсь по городу под громкий рэп и шум дождя.

На душе хреново. Должно быть хорошо, потому что я целовался с симпатичной женщиной, чувствовал, как она поплыла в моих руках и запросто, даже не прилагая усилий, мог бы уложить ее в постель. Когда женщина хочет — она становится другой. С нее слетает мишура, лоск и все защитные скорлупки, остается только потребность отдаться.

Я до сих помню ее лицо после поцелуя: закрытые глаза, припухшие губы. Обычные губы обычной женщины: не особо полные, немного неправильной формы, влажные от моего поцелуя и с маленькой ранкой, когда мы, словно дурные подростки, тупо стукнулись зубами.

Почему между нами ничего не зашипело в первую встречу? Почему даже сейчас я не чувствую, что и сегодня было что-то особенное?

Искать ответ на мокрой ночной дороге — не самое хорошее решение, но я пытаюсь. А когда за очередным поворотом он от меня ускользает, все-таки сдаюсь и возвращаюсь домой.

И даже не удивляюсь, когда замечаю за окнами свет.

Не просто же так Светка «вдруг» перестала писать.

Бля, чем я думал, когда давал ей ключи? Знал же, что это — просто транзит, очередная станция, на которой я подвис чуть дольше обычного.

— Ты один? — Света сразу идет в атаку: встречает в полный рост, со скрещенными на груди руками, злая, как фурия, и я впервые в жизни готов публично откреститься от любви к брюнеткам. — Даже не ожидала.

Сейчас она снова заведет истерику о лживых бабах, которые связываются с несвободными мужчинами, о том, какой я бессовестный кобель. И по хую, что я вернулся один — меня обвинили, приговорили и приготовили плаху. Давай, Артем, подставляй башку и лучше, сука, молчи, потому что «женщина всегда права».

— Ты разве не должна была на этот раз точно обидеться на всю жизнь?

Я отзеркаливаю ее истерику жесткой злой иронией, понимая, что сейчас будет скандал. А у меня завтра прямо с утра важное совещание, и хер знает, смогу ли я с тяжеленой башкой сказать хоть десяток связных слов. Но в моем доме, в два часа ночи, ни одна женщина не будет рассказывать мне, какое я говно.

— Где ты был? — Удивительно, как у некоторых женщин напрочь вырубает инстинкт самосохранения, и они не способны хотя бы просто вовремя заткнуться.

— А ты не успела придумать, где я и с кем?

— Артем!

— Да, меня так зовут.

Она бесится. Тупо заводится и стартует с места под воображаемый визг тормозов и запах паленой резины.

— Я же тебя люблю! Я заслуживаю уважения! Я хочу, чтобы ко мне относились, как к человеку!

— «Я», — загибаю пальцы, — снова «я» и еще раз «я».

— Прекрати!

Она начинает делать вид, что я довел ее до слез. Только Светка никогда не плачет — слишком дорого ей обходятся всякие салонные процедуры, чтобы избавиться даже от намека на морщины, и еще она бережет наращенные ресницы. Но я «благородно» делаю вид, что верю в ее спектакль, только аплодировать что-то не тянет.

— Я тебе верила! — Света пытается сократить расстояние между нами, а я отступаю назад и на всякий случай жестом предлагаю ей оставаться на месте. Не хочу ее рядом, не хочу ни запаха, ни даже мысли о том, что на мне окажется хотя бы один ее чертов волос. — Вот, видишь! С тобой так всегда.

— Что я должен увидеть кроме очередной истерики?

— Ты всегда уходишь, тебе так проще. Закрываешься, отмахиваешься от меня. А когда мне плохо — тебе вообще плевать, ты даже не можешь позвонить. Я же просто хочу быть с тобой, делать тебя счастливым…

И вот тут она действительно начинает плакать. И это обескураживает, потому что за год наших отношений я всего раз видел ее в слезах: когда мы чуть было не расстались — и Светка в слезах признавалась мне в любви. Я ее не любил. Никогда. Ничего у меня к ней не ёкало, не учащалось, когда она звонила или как-то напоминала о себе, и никакой бурной радости от ее переезда сразу после того признания я тоже не испытывал. Мне было ровно. С другой стороны — мне уже давным-давно не хотелось о ком-то думать, кого-то вспоминать, поэтому — какая вообще разница: люблю я или нет? Люди сходятся не только ради любви, но даже и она со временем проходит. И остается быт: существование двух раздельных личностей на одной территории. Я надеялся, что со Светкой все получится, и нелюбимая женщина станет моей надежной спутницей, будет создавать уют, беречь мои нервы и, самое главное, окружит меня женской заботой и теплом.