Счастье на снежных крыльях! (СИ) - Гусейнова Ольга. Страница 8

Вскоре я осталась в одиночестве наблюдать за суровой жизнью аборигенов. «Полумесяц-отец» начал светлеть, а юбки «матери» проявлялись все четче и ярче — близился вечер. Неожиданно, к моему полному удивлению, между прутьями-костями в клетку скользнул небольшой зверек, напоминающий хорька. С длинным пушистым тельцем, кошачьим хвостиком, узкой вытянутой мордочкой с носом-пятачком. Видимо, клетка охраняет и действует исключительно на меня, а другие вон и копья суют и между прутьев лазят туда-сюда.

Пушистый зверек выглядел настолько милым и неопасным, ну прямо как домашний котик, что я решила с ним подружиться и протянула руку. И вновь пресловутое «увы», а ведь вроде только-только выдалась передышка, — «снежный котик» оказался злобным. Вместо того, чтобы позволить себя погладить или хотя бы просто понюхать мою руку и гордо уйти, подняв хвост, он, яростно зашипев, тяпнул меня за палец. Я вскрикнула, а в следующий момент буквально задохнулась от шока.

Неожиданное нападение спровоцировало реакцию моего тела: сначала вырвались крылья и укутали меня защитным коконом, а прокушенные пальцы словно кипятком опалило, затем из них вырвалась знакомая лечебная изморозь. Только вот пушистый зверек мигом свалился набок ледяной фигуркой. В ступоре, в полном недоумении подняла руку, не веря своим глазам: неужели это я только что заморозила, убила живое существо? Да я даже мух дома никогда не трогала, паучка, сплетшего паутинку в моей спальне, оберегала — просила горничную не трогать. А тут…

Мир сморщенных снежных неандертальцев с их кусачими домашними животными напомнил о себе шорохом. Подняв потрясенный взгляд, я заметила Белого Старика. Он сверлил меня внимательными черными глазами, что-то явно выясняя для себя. Скривился в хитрой морщинистой ухмылке — и молча ушел. Неужели это он подстроил? Зачем натравил на меня звереныша? А я? Я умею убивать лишь прикосновением пальцев? Как же жить дальше? Если я не смогу ни до кого дотронуться, чтобы не убить?

Трупик я вытолкнула из клетки, а сама до полного воцарения «матери» на небе таращилась в пустоту, пытаясь осмыслить, понять, что произошло и как с этим жить дальше. Снежная магия, оказывается, имеет не только бонусы, но и страшные последствия.

А вот крылья… Пока еще неуклюжие, тяжеленные, словно чемодан без ручки, который нести тяжело, а бросить жалко, вернее, в моем случае, не выйдет. Оказывается, крылья — моя защита. А ведь я совсем недавно, в самолете перед катастрофой, решила для себя, что небо — не для меня. И быть мне сухопутной крысой. Выходит, судьба не согласна с моим решением.

Я закуталась в крылья, снова ставшие белоснежными и здоровыми, неким образом полностью регенерировавшие в моей спине, и почувствовала себя в тепле и безопасности. Словно кто-то родной и близкий обнял меня и будет защищать от невзгод, и поделится ласковым теплом. Привалившись к стене, я, наконец, провалилась в сон… темный, подсознательно пугающий…

Глава 4

Ритуал

Розовый проказник «сынок» настойчиво лез в глаза, заставляя проснуться. Широко зевнув, прикрывшись краешком крыла, я с наслаждением потянулась на шкуре. Эту почти деревянную от старости и мороза подстилку мне принесли две недели назад, на второй день моего появления в деревне. Но разве жалкой пленнице дикарей, ничего не знающей о новом мире, роптать на более чем скромное «постельное белье»? Зато теперь подо мной сухо. Камни, мокрые по началу, давно высохли. Более того, снежный покров постепенно растаял на несколько метров вокруг клетки, образовав темную зону отчуждения.

Толстая шкура спасает от мелких острых камешков, поэтому лежать и сидеть стало вполне терпимо. Холод меня не беспокоит: ледяной ветер по-прежнему ощущается теплым бризом с неповторимыми свежими и радостными оттенками наступающей весны, наполняет силой. Но я помню, насколько опасной, смертельно опасной, и оттого совершенно мною не используемой. По незнанию применять ее просто невозможно. Нет ни наставника, ни литературы соответствующей.

Протерев глаза, я села, сонно огляделась. Деревня так же неохотно просыпается, в небо устремляется дым из чумов, а тишину гор все чаще нарушают нетерпеливые крики домашних животных, требующих корма и ухода. Собственно, здесь вообще жизнь идет спокойно, размеренно, никто никуда не несется, не торопится.

Спустя дня три после появления здесь мне удалось выгородить в своем скромном жилище закрытый уголок для личных нужд. Повезло: сильным ветром с чума сорвало потрепанную мешковину, которой накрывали тюки с вещами, подвешенными веревками за жерди. Принесло ее на мою клетку, а что с возу упало… Чуть позже мне даже помыться и простирнуть одежду удалось — принесли целое ведро теплой воды, наверное чтобы в мелкой посуде несколько раз не носить, вызвав у меня море радости. И видимо, я настолько бурно радовалась, что теперь ведро воды мне носят регулярно, даже гребень простенький дали чесать длинную, густую, платинового цвета гриву. На этом подарки прекратились.

После утреннего туалета у меня обязательная тренировка. Йогой я занималась с детства — бабушка увлекла в свое время. К знакомым до автоматизма движениям я добавила силовые упражнения для спины от тренера по фитнесу. И пустое ведро для «душа» для этого очень пригодилось. Я заполняла его камнями и тягала вместо гирь. Махать в «огненной» ловушке крыльями больше не рисковала, а вот готовить спину к полетам необходимо заранее. Зато после двухнедельных тренировок моя новая пара конечностей не ощущались пудовым грузом, так и тянущим хозяйку назад.

Ощутив приятную усталость от хорошо проделанной работы, я присела на шкуру в ожидании кормильцев. Еду и воду мне таскала пара подростков. Довольно быстро аборигены поняли, что опасности я для них не представляю, и посылали мальчишек кормить меня. Один на всякий случай угрожал копьем, второй сноровисто заносил пищу, уносил ведро с отходами. Мы даже приноровились не мешать друг другу: завидев стражей, я отступала в свой уголок и садилась на шкуру, чтобы они могли спокойно меня обслуживать.

Вот и сегодня уже совершенно без опаски ребята принесли мне свежей воды, кувшинчик парного молока, миску с кашей и вяленое мясо. Боженька, как же хочется апельсинового фреша. Да я согласна даже на морковку, вялую и старую, ну хоть на кусочек овоща какого-нибудь — привыкла к совершенно другому, почти травоядному рациону, а от однообразной пищи организм протестовал.

Но, как известно, жизнь всему научит. Например, не обращать внимания на свой внешний вид. Чистая и расчесанная — уже хорошо. Подумаешь, ноги грязные, костюмчик оранжевый весь драный. Ну не все же сразу человеку дается, многое приходится зарабатывать трудом, терпением, хитростью. Глядишь, и я прорвусь сквозь тернии к звездам. Когда-нибудь. Или, к примеру, одетые в меховые одежды аборигены имеют весьма специфический, неприятный запах животного жира и дыма; и к нему я тоже привыкла, как и к их сморщенным лицам, словно стае шарпеев. Присмотревшись, научилась отличать одних от других, подмечать особенности и даже характер наиболее часто мелькавших и важных жителей деревни. Совсем незнакомцами они быть перестали. Еще я успокоилась: человеческими жертвоприношениями и каннибализмом эти дикари, к счастью, не занимались. По крайней мере, пока!

Я неторопливо завтракала, наблюдая за однообразной и трудной, на мой взгляд, жизнью аборигенов. За почти три недели в клетке многое успела заметить. Они поклоняются трем спутникам, олицетворяя их с некими божествами. Утром, когда восходит «сынок», женщины кидают в костер какой-то белый порошок, всего от одной щепотки огонь яростно вспыхивает, словно пробуждается.

Небесному «отцу» подношение делает Белый Старик. Каждый день к полудню он рисует на камне загадочные закорючки и засовывает в самый жар костровища. Любопытно, что иногда пламя после этого меняет цвет: то голубой, то рыжий, то кроваво-красный. Вчера оно было темно-бордовым и с того момента Белый Старик не появляется из своего чума, а остальные селяне выглядят подавленными, озабоченными, даже вездесущие дети заметно притихли. Да и сама второй день подряд ощущаю напряжение — в груди будто натянулась, дрожит, вибрирует от напряжения струна.