Внук Донского - Раин Максимилиан. Страница 30

— Княже наш, милостивец! — бросился на колени Кирияк, — Не губи слугу сваго, в усердии велием облазняхуся. Верен те выну яко пёс чепны. За тя в огнь и в воду верзнуся.

Князь погрузился в длительные раздумья. Все с нескрываемым интересом ожидали развязки.

— Доводность по сему ряду требно размысливати зельно и косно. Повелеваю дьяка Варфоломея Коломнина учинити стареем палаты тайны, а Кирияка Единца брещи в порубе.

С лавки поднялся небольшого роста чернявый дьяк с типичными южными чертами лица и исполнил полный достоинства поклон князю. Кажется, полку умнолицых начальственных людей при князе Юрии прибыло. Понадеемся, что внутреннее содержание нового отцова придворного будет соответствовать создавшемуся у меня о нём первому впечатлению.

— А ты пошто мятущися? — рявкнул князь на Анисима, — Забирай сваго богатыря могутна и изыдите обое с очей моих.

Боярин Морозов во всех этих разборках не проронил ни слова. Выйдя из палат, помрачневший князь направился к лошадям. Я бросился вслед за ним с воплями:

— А как же с гудцами…?

— Ослобони сих мужей, коих княжич укаже, — бросил правитель сопровождающему его новому главе тайных дел.

Дьяк Варфоломей по внешним признакам напоминал итальянца, фрязина по-местному. Характерную внешность орлиноносого потомка римлян не в силах спрятать ни борода, ни мурмолка. Мне кажется, что если даже нарядить его китайцем, то он по-прежнему останется типичным итальянцем, пусть и в китайской одежде. Слова, между прочим, он выговаривал чисто и тщательно, без ожидаемого акцента. Выслушав мои пожелания, он тотчас же велел подручным доставить названных мною узников в палаты.

Спрятался за перегородку, так как не хотелось маячить перед пацанами своими регалиями. Ожидать их пришлось долго. Наконец, привели парней измождённых, со спутанными как у лошадей ногами и вязанными за спиной руками. Они шли поэтому медленно, семеня, опасливо озираясь. Подлый Единец видимо после моего бегства распорядился сидельцев путами вязать. Гудцов развязали. Варфоломей торжественно объявил, что государь самолично приезжал в кремель и повелел освободить невинных. Это надо видеть, как обрадовались парни, как стали обниматься, не сдерживая слёз радости, и благодарить доброго начальника. С трудом сдержался в своём потайном месте, чтобы не выскочить и не обнять дорогих моему сердцу людей. Новый глава тайных дел наделил освобождённых двумя деньгами, как и было со мной условлено. Пришлось одалживаться этими средствами для гудцов, которых вполне хватило бы на неделю обитания на постоялом дворе со всей кормёжкой. Я рассчитывал, что мне хватит этого времени, чтобы раздобыть побольше денег и окончательно примкнуть к ним.

Не успел вытащить свою измученную задницу из возка, как был атакован подьячим, показавшимся мне чем-то необычным. И дело было вовсе не в его молодости, хоть он и успел отрастить символ мужественности вполне приличный. В кулак можно захватить. Борода имелась в виду. В большинстве своём подьячие принадлежали холопскому сословью. Те их них, кто оставался повольниками, старались носить одежды более ярких тканей и какие-нибудь украшения, отличающие их от холопов. Этот парень выбивался из общей безликой массы княжьих чинуш не только одеяниями, но и располагающей внешностью. А ещё, подчёркнуто уважительными манерами. Парень держался со мной, как со взрослым. Это подкупало. А ещё было забавным сочетание дьяцкой бородёнки с заметно молодым лицом.

— Как тебя звать, подьячий? — напустил на себя официальный тон.

— Агафоном наречен, княжич, — вежливо ответствовал он.

Выяснилось, что Агафона прислали ко мне за ноу-хау огненного зелья. Молодец, хочет карьеру сделать при помощи головы. Мне такие экземпляры всегда нравились.

Обширный княжий двор был размерами больше торговой площади. Где-то посередине встретился ладный и плечистый воин, лет примерно под сорок. Мужественное лицо оттеняли добрые глаза. Он поклонился и произнёс:

— Здрав буди, княжич наш благий. Нарекли мя теим наказником в ратной мастроте.

А батяня слов на ветер не бросает.

— Извини, вой, занят я сильно, — постарался от него отделаться.

Мужчина поначалу сник, но потом понимающе кивнул:

— Егда повелишь почати казание?

— Завтра приходи ко мне поутру.

Воин церемонно поклонился и ушёл. Чорд, совсем забыл! Завтра же воскресный день, называемый здесь неделей. Никто ничего не должен делать. Попросил нового знакомца отыскать этого воина с тем, чтобы отменить завтрашние занятия, а затем прийти ко мне в палаты.

Около крыльца встретился ещё один дворцовый рядец, с поклоном передавший мне устное приглашение от боярина Морозова зайти к нему. Я раздражённо заявил, что если боярину Семёну что-либо от меня нужно, то пусть сам ко мне и приходит.

Агафон нагнал меня у входа в палаты и доложился о выполнении моего поручения. Сразу же приступили к церемонии передачи технологии. Он кропотливо записывал, а я надиктовывал текст. Внезапно ко мне заявилась обширная приторно-улыбчивая туша дворецкого, прервав важный процесс. Я раздражённо предложил боярину подождать немного за дверью, но подьячий, угодливо кланяясь дворецкому, сам поторопился уйти.

Пришлось приглашать боярина за стол в трапезной. Впервые лицо высокого ранга собралось вести со мной переговоры. Отца не беру в расчёт. Между своими церемонии излишни. Как сейчас положено вести общение? Сначала вроде как нужно обсудить обстоятельно и неспешно нейтральные темы — здоровье там, погоду… Потом, если останется время, можно перейти к сути разговора.

Я приказал слуге принести хмельного мёду со сладкими заедками. Подождав, когда он уйдёт, боярин Семён обратил ко мне своё хитрое лицо и начал вещать. Возможно, моё малолетство послужило причиной того, что он решил не следовать традициям:

— Рад вельми, иже ты выправился и к родичу возвернулся здрав. Буди опорой и надёжей отичу сваму. Младёшенек ты летами и незрел разумением, поне тужися порядья вящие изрекать. В теи лета сам по заветам старших бытияху и пряния не сотворяху. Споручествую государю и отичу тваму с младых лет, справой и дельным советом…

— Чем смогу быть тебе полезным, боярин? — подвинул собеседника ближе к сути.

— Рек отичу сваму, дабы он оставил боярина Единца и в стареи палаты тайны возвернул. Пособи ми, и я те пособлю. Постольником содею.

Ага, сначала яростно бился грудью об амбразуру на думе, чтобы мне, младенцу неразумному, не позволить стать постольником. А сейчас непринуждённо выруливает на все сто восемьдесят градусов. Из того, что я успел узнать об этом человеке, потенциал зловредности у него зашкаливает, как и у его рыжебородого соперника. Неплохо бы понаблюдать с удобных мест в партере на паучьи бои в банке. А пока пусть принимает меня за простачка и думает, что я ничего не знаю про его внука. И постольничество это мне нужно, мягко говоря, как зайцу эспандер. Как бы мне намекнуть этому толстобрюхому извращенцу насчёт денежного интереса.

— Я и так стану постольником после Чухломы, — решил возразить, — А зачем тебе, боярин Семён, нужен этот Кирияк? Отец на него очень зол из-за плохой работы.

Дворецкий пока не знал истинной причины падения своего приятеля. Вот и славно. Пусть подёргается.

— Вресноту, кроме боярина Единца овы мужи верны суть. Он требен ми днесь в детелях противу боярина Жеховского. Чую, и те такожде нелюб сей вятшец. Сам ведаешь, иже сей злокоман жаждет сверзити державу нашу в брань тужну с Москвой, на пособь Новуграда и Твери надеяху. Блядит княже Борис несусветно зде, — разговорился вдруг боярин.

— Почему боярин Кирияк не извещал своего государя о своих подозрениях? Это ведь было его обязанностью. И тебя бы он послушал, — перебил его резонным вопросом.

Дворецкий изучающе посмотрел на меня и даже вздохнул тяжко:

— Верит княже наш Юрие лжи Жеховского, понеже очеса его защены грёзами о великом княжении.

Знал бы он, как мне на всё это наплевать.

— Молва ходит про тебя, Семён Фёдорович, что ты сметлив разумом. Сообрази сам, сколько должна стоить свобода твоему другу? — открытым текстом определил свой интерес.